Николай Шундик - На Севере дальнем
— Вот хорошо! Помогать мне будешь, а я тебе помогать буду, — сверкнул ослепительной белизной зубов Тынэт.
Высокий, гибкий, с широко раскрытыми черными глазами, с чуть горбатым тонким носом, он с первого взгляда понравился Нине Ивановне своим открытым мужественным лицом и подкупающим прямодушием, которое сквозило в каждом его слове, взгляде, жесте.
— Ну ладно, пока до свидания! Пойду к своей комсомольской бригаде. Работать надо. Новые дома строить надо.
Тынэт еще раз сверкнул своей белозубой улыбкой и побежал к людям, собравшимся у штабелей бревен.
«Ну что ж, у меня уже много знакомых», — облегченно вздохнула Нина Ивановна.
Где-то за угрюмым скалистым мысом глухо прогудел пароход. Девушка вся подалась вперед, навстречу плывущему звуку гудка. Эхо унесло хрипловатый звук далеко в море.
Еще долго стояла учительница на берегу моря. Бесконечные вереницы льдов все двигались и двигались к берегу.
«Где-то там, за этой ледяной чертой, — чужая земля, Аляска, — подумала Нина Ивановна. — Всего три года прошло, как окончилась война, а оттуда уже снова грозят нам войной. Ну что ж, теперь я буду жить и работать у самой границы, у ледяной черты, за которой начинается чужой мир, самая крупная капиталистическая страна».
От этой мысли Нина Ивановна почувствовала какую-то особенную ответственность за свою работу. Сурово нахмурив брови, она смотрела далеко-далеко, за ледяную черту, думая о том, что очень правильно сделала, приехав сюда, в Чукотский национальный округ, на самый край родной советской земли.
НАВСТРЕЧУ ШАМАНУ
Экэчо вышел в пролив на своей легкой парусной байдаре ночью, когда южный ветер погнал от берега льды. То и дело поглядывая на звезды и на светящийся компас, он шел на север, ловко огибая плавучие льдины. В байдаре его лежало два туго упакованных тюка песцов и лисьих шкур. Посасывая длинную деревянную трубку с медной чашечкой на конце, он зорко всматривался в залитое лунным светом море и думал о предстоящей встрече с братом, шаманом Мэнгылю.
Не однажды встречался Экэчо с братом после того, как тот оставил его на Чукотском берегу, а сам ушел на Аляску. Но особенно памятной для него была первая встреча.
Вышло это совершенно случайно. Экэчо плыл на своей байдаре километрах в десяти от берега. Искусно огибая льдины, он внимательно осматривался вокруг, стараясь найти тюленье лежбище. И вдруг из-за огромной льдины показался нос кожаной байдары. Скоро появилась и вся байдара. Экэчо, подналегший было на весла, чтобы встретиться в море с человеком, вдруг замер: в байдаре он увидел брата!
Ярость охватила Экэчо. Бессознательно он потянулся к винчестеру.
— Ты, однако, забыл, что шамана Мэнгылю пуля боится! — услыхал Экэчо сильный и властный голос брата.
Экэчо вздрогнул и выронил винчестер. Безотчетный страх, который он всегда испытывал перед Мэнгылю, снова овладел им.
Шаман вплотную подошел на своей байдаре к байдаре Экэчо. Его единственный глаз смотрел на младшего брата спокойно, чуть-чуть насмешливо.
— А если ты и убьешь меня, то завтра же самый сильный дух мой задушит тебя! — погрозил шаман.
Экэчо, опустив глаза, промолчал. Он искоса поглядывал на хрупкую байдару Мэнгылю, искренне изумляясь тому, что брат его сумел пересечь на ней опасный пролив.
— Далеко ушел ты от нового очага своего. Не страшно было тебе, что льдины раздавят твою байдару? — наконец заговорил Экэчо с братом.
— Надо море знать хорошо, надо ход льдов знать хорошо — тогда не раздавит.
Мэнгылю умолчал о том, что совсем недалеко от места их встречи его ждет американская шхуна.
— Да, да, ты правду говоришь. Надо море знать хорошо, льды знать хорошо. Тогда, когда ты уходил на Аляску, ты, однако, плохо знал все это, потому и брата родного не взял с собой, — недобро усмехнулся Экэчо.
— Пусть лучше не болтается язык твой для глупых слов. Не ты ли за девчонкой погнался, как волк за оленем? — строго возразил. Мэнгылю.
— Да, я за ней погнался. Я не мог оставить Вияль здесь. И я не оставлю ее здесь, пока не убью или не увезу с собой туда, к вам.
— Зачем же тогда ты зло на меня, как собаку на цепи, держишь? — уже миролюбиво спросил у брата шаман и, немного помолчав, добавил: — Туда, к нам на Аляску, торопиться тебе не следует. Трудно на чужой земле жить... — Мэнгылю тоскливо окинул взглядом сопки, идущие вдоль побережья Чукотского моря.— Я вернулся бы сюда, но теперь нет мне здесь места. Только мертвым могу я поселиться здесь, где-нибудь на высоком кургане...
— Да, жители стойбища не простят тебе того, что ты сородичей их на чужую землю увез, — сказал Экэчо, принимая от брата трубку. — Осторожным будь, не встречайся с ними. Особенно не становись на одну тропу с врагом моим, Тагратом. Он взял Вияль в жены. Она теперь стала его товарищем по очагу. Таграт отомстит тебе за то, что ты похитил у Вияль сестру и брата.
— Таграт взял в жены Вияль? — спросил Мэнгылю. — И ты спокойно смотришь на их семейный очаг?
— Как смотрю я на их очаг, только мне известно, — зло усмехнулся Экэчо. — Сказать лишь могу, что я не уеду отсюда, пока в очаге этом не поселится горе.
— Я знаю тебя. Ты действительно не уедешь отсюда, пока в очаге их не поселится горе. И я постараюсь помочь тебе.
Мэнгылю, оттолкнув веслом небольшую льдину, шедшую прямо на его байдару, заговорил снова:
— Духи послали мне встречу с тобой. Я шел сюда, чтобы увидеть тебя тайно. Ты не забыл, конечно, дорогу в ту нашу пещеру на берегу моря, в которой я раньше свои камлания[4] совершал? Поставь в ней небольшую ярангу. Здесь будет мой тайный очаг. Я буду привозить туда американские товары, а ты будешь оставлять там вымененные на эти товары шкуры песцов и лисиц. Понимаешь ли ты теперь, зачем я приехал сюда?.. Осторожнее будь. Самой старой, самой хитрой лисой будь, Экэчо. Тайное дело всегда осторожности требует...
Так Экэчо при первой же встрече с братом стал контрабандистом.
В двадцатые годы, когда еще американские шхуны могли безнаказанно подходить близко к Чукотскому берегу, встречался Экэчо с Мэнгылю и по два и по три раза в лето.
Но время шло. Экэчо все труднее и труднее было сбывать американские товары, в которых уже не нуждались ни охотники, ни оленеводы. А когда появились пограничники, встречи с братом стали очень опасными. Мэнгылю перестал посещать Чукотский берег...
И вот сейчас Экэчо ушел в море тайно, как вор, под покровом ночи. Слабый ветер гнал под парусом его байдару довольно быстро. Экэчо спешил. По зарубкам на палочке, которые он начал делать с первым восходом солнца после полярной ночи, ему было ясно, что брат его Мэнгылю тоже вышел в море.
Едва забрезжил рассвет, Экэчо стал поглядывать в бинокль — искать сигнальный дым костра, который должен был зажечь Мэнгылю на своей байдаре. Но, кроме плавучих льдов, Экэчо ничего не видел.
Заря разгоралась. Вскоре из воды показался багровый край раскаленного солнечного диска.
На скуластом лице Экэчо, с узкими холодными глазами, с тяжелыми челюстями, с длинным, чуть приплюснутым на конце носом, была тревога. Высокий, костлявый, с неровно остриженной головой, на макушке которой болталась тоненькая косичка с вплетенной в нее красной засаленной тряпицей, он, казалось, весь превратился в зрение и слух. Временами Экэчо нет-нет да и посматривал на быстро растущее черное облако, надвигавшееся прямо на восходящее солнце.
Вскоре подул холодный северный ветер. Экэчо надвинул на голову малахай, взял в руки шест с железным наконечником. Зоркие глаза его хорошо видели, что с севера к югу гонит сплошную гряду тяжелых льдов.
«Плохо дело! Большие льды навстречу идут. Байдару раздавит», — подумал он, тревожно вглядываясь в горизонт.
А льды надвигались. Все чаще и чаще приходилось Экэчо пускать в ход свой длинный шест с железным наконечником.
«Зря поехал. Погибнуть можно», — думал он, все энергичнее отталкивая надвигающиеся льдины.
Туча росла. Вскоре она закрыла все солнце. Черная с багровыми просветами, она бурно клубилась, охватывая все большую и большую часть неба. Экэчо с суеверным страхом смотрел на нее, и чудилось ему, что он никогда еще в своей жизни не видел такой тучи.
— Плохой знак. Погибну, однако... — прошептал он.
Встав на ноги, он с силой оттолкнулся багром от огромной льдины. И сразу же вторая льдина ударила байдару в корму. Послышался легкий треск. Экэчо быстро обернулся, осмотрел излом одного из ребер деревянного остова байдары.
«Назад! Домой!» — стучало в его мозгу.
А льды уплотнялись. Толкаясь друг о друга, они переворачивались, порой уходили в воду и с шумом опять вырывались на поверхность в самом неожиданном месте.
Заметив большое ледяное поле, Экэчо устремился к нему. Он уже не в силах был увертываться от ударов льда. В верхней части носа байдары лопнула кожа. Через мгновение появилось отверстие в корме. Вода хлынула в байдару.
