Евгений Наумов - Смеющийся Пеликен
Крепкоголовый отчаянно взмахнул руками и ушел. Сразу же после еды Айвана сморило, и он уснул. Сколько спал, не знал. Проснувшись, взял клык и пошел.
Когда подходил, взглянул: иной Сверху Сидящий! Волосы все стали белоснежными, лицо изборождено глубокими морщинами, спина совсем согнулась, словно под непомерной тяжестью. Глаза так же полуприкрыты, но потухшие, тусклые. Совсем стариком стал.
Помощники сидели неподвижно. Глаза их горели зловещим пламенем, перья блестели, переливались.
— Опять вчерашнего изобразил, — торжествующе прошептал тихий голос. — Сказано ведь: сегодняшнего рисуй. Теперь последний клык у тебя остался.
Шатаясь, Айван отправился в свой полог. Долго сидел и смотрел на изображения Сверху Сидящего. Разные были они, непохожие друг на друга. Как изобразить сегодняшнего, если он все время иным становится! Невозможно пройти последнее испытание! И вдруг вспомнил слова старого наставника Ненека: «Когда последнее испытание наступит, открой амулет!» Снял амулет с шеи. Пальцы торопливо рвали задубевшие узелки. Тонкая шкурка соскользнула…
Улыбающийся Пеликен!
Так вот кто уже дважды спас его от гибели! Так вот чего не хватало в шатре Ненека, когда Айван уходил из него и в последний раз окинул взором родное жилище!' Старый наставник отдал защитника своего жилища, чтобы спасти воспитанника.
Но как спасет его теперь Пеликен? В грудь Айвану не направлен острый нож или Крылатый амулет. Да он бы и не побоялся этого. Другая, более жестокая участь ждет его.
Станет он крепкоголовым, будет вечно прислуживать в шатре Сверху Сидящего.
Неслышно вошел крепкоголовый. Как всегда, расставил яства, напитки, потом остановился, чтобы посмотреть на рисунок. Его не было.
Крепкоголовый уставился на Айвана. Застучал зубами, повел рукой. И вдруг Айван понял язык крепкоголового!
— Спасибо тебе, пришедший издалека. Нас хотел освободить. Но ничего не достигнешь…
— Почему? — вырвалось у Айвана.
— Тот, кто Сверху Сидящего изображает, на вечную и бесплодную работу обречен.
— По как изобразить его?
Ничего не ответил крепкоголовый, ушел.
Айван не притронулся к роскошным яствам. До них ли? Задумался. Где теперь его друзья? Где Тэрыкы, где Яри, где Аинка, найденная и потерянная сестра? Нет их, один остался.
Попил воды и спать лег. Перед этим у изголовья поставил улыбающегося Пеликена.
Взглянул в его лицо, увидел добрую широкую улыбку, и стало спокойно на душе. Заснул легким радостным сном.
Кто-то дотронулся до его плеча, и Айван сразу проснулся. Перед ним стоял крепкий старик с румяным улыбающимся лицом. Юноша протер глаза. Посох увидел. Да ведь это Улыбающийся Пеликен! Только живой!
Пеликен весело подмигнул ему:
— Наконец догадался! Не мучился бы, если бы сразу освободил меня, не занимался пустой работой. Сколько времени потерял! — закричал он.
— Немного времени, — возразил Айван. — Всего два изображении сделал.
Пеликен загадочно посмотрел на него:
— Тут время по-иному течет…
— Что делать теперь?
— Посмотри, вон тени ушедших!
Они шли в пустоте длинной чередой, одни за другими, не останавливаясь, поднимаясь снизу и уходя вверх. Сколько их! Не сосчитать, не окинуть взглядом.
— Мать! Где же ты? — хотел крикнуть Айван, но звуки замерли на губах. Кого тут можно увидеть, кого услышать, кого узнать?
По-прежнему держа Айвана за руку, Пеликен повел его вверх, вслед за тенями. Они шли и шли. Неизвестно сколько.
Свет стал пробиваться откуда-то сверху — вершина Запретной горы! Вот зияющая пропасть, куда упал Айван со своей упряжкой. Она окружена дымящимися облаками… Так вот что это за облака! Тени, выходя на вершину горы, превращались в маленькие пушистые клубки пара, ветер срывал их и уносил куда-то вдаль, в необъятные просторы ночного неба.
Одни тени превращались в белые клубочки, другие в темные, а третьи — в совсем черные.
— Почему эти — черные?
— Неправильно жили. Много плохого совершили в жизни. До тех пор будут носиться над землею, пока не прольются теплым дождем или не просыплются чистым снегом. Тогда белыми станут. Где-то человек родится. Белое облачко войдет в него, станет человек жить.
Каждое облачко над землей летает, ищет своего человека.
— Бесконечно летать они будут над землею и никого найти не смогут, — сказал Пеликен.
— Почему?
— Солнца нет. Вся земля во мраке. Ни дожди не льют над ней, ни снег не сыплет.
Ничего не видно. И на земле отныне пустота. Так все люди исчезнут, превратятся в летящие во мраке облачка.
— Солнце нужно вернуть! — вырвалось у Айвана.
— Пошли, — ответил Пеликен.
Только шагнули — и вдруг в пологе очутились.
— Другим путем шли, — пояснил Пеликен.
Чистый белый клык снова увидел Айван, рядом лежали приспособления.
— Что делать, говори!
— Сказано было тебе изобразить Сверху Сидящего.
— Но все время вчерашнего рисую я! Не могу сегодняшнего изобразить, Пеликен покачал головой.
— А ты завтрашнего нарисуй.
— Завтрашнего? Ведь он уже совсем дряхлый…
— Нет, нарисуй такого завтрашнего, какого сам хотел бы видеть.
— Как увижу его?
— Сердцем.
Быстро Айван за работу принялся. Крепко сжал резец-лучик, твердой рукой навел на кость.
Смелое, отважное лицо. Глаза лучатся мыслью и добротой. Свободный летящий шаг.
Руки, протянутые для добрых дел…
Айван пристально всмотрелся в облик Сверху Сидящего, и что- то очень знакомое почудилось в нем.
— Правильного нарисовал?
— Может, и правильного… Иди, — кивнул Пеликен.
— А ты? Здесь останешься? — неуверенно проговорил Айван.
— Я вовремя приду.
Запретная гора расступилась. Стерегущие потеряли силу. Пеликен смеется!
Айван ожидал увидеть Сверху Сидящего дряхлым, может быть, уже лежащим совсем без сил. «Как тогда называть его — Сверху Лежащим?» — мелькнула нелепая мысль. И снова удивился: Сверху Сидящий не изменился — был таким же, каким видел его Айван в последний раз, только сидел он уже не сгорбившись, а выпрямившись.
«Почему не изобразил его такого? — подумал юноша, — Тогда прошел бы испытание.
Может быть, неправильно сделал, что завтрашнего нарисовал? Что скажет голос?»
Стерегущие скрестили на нем горящие взоры. Но в них была неуверенность. И выглядели они странно — словно взъерошенные вороны, готовые улететь при виде приближающейся опасности.
— Показывай, — бесстрастно заговорил голос.
Дрожащими руками Айван высоко поднял изображение.
— Смотрите! Вот как выглядит Сверху Сидящий!
Он хотел закричать это гордо и уверенно, но с удивлением и страхом услышал, что голос его стал тихим и дребезжащим, как у древнего старца. Стерегущие зашевелились, словно поудобнее устраиваясь на своем хозяине. Крепкоголовые столпились вокруг Айвана, глядя на изображение пустыми темными глазами.
— Хе-хе-хе, — сказал голос. — Ведь это ты себя изобразил.
И тут Айван понял, кого напоминает ему юноша, нарисованный им на последнем клыке. Себя — такого, каким увидел в белом камне рэккенов в заснеженной тундре!
— Но ты снова опоздал. Ты и себя вчерашнего изобразил. Дайте ему отражающее, покажите ему себя сегодняшнего!
Перед Айваном появился белый блестящий камень. Айван с ужасом посмотрел в него.
Перед ним стоял совсем дряхлый старик. Немощность своего тела сразу почувствовал.
Понял слова Пеликена: «Тут время течет по-иному…» Значит, вся его жизнь уже прошла здесь, в верхнем мире! Состарился он и одряхлел, ничего уже не может. Вот как решили извести его в верхнем мире. Заставили забыть о Солнце, о матери, о великом деле, заняться бессмысленным рисованием ненужного. И заплатил он страшную цену.
Раздался сильный гром, и Запретная гора расступилась. Вошел железный воин, ведя за руку Аинку.
— Почему ты здесь, Спрашивающий и Отвечающий? — в голосе послышалась ярость. — Кто звал тебя?
— Вот, привел я девушку, которая пришла из земли людей и задала мне вопрос. Не смог я ответить. Теперь сюда привел, пусть Сверху Сидящий сам скажет. Не нашел я в шапке его ответа. Сказано было мне: если не найдешь в шапке ответа, сюда придешь.
В это время в широкую расщелину влетел Белый Орел, на котором сидела Девушка-половинка. Белый Орел сел рядом с железным воином. Девушка-половинка, увидев Айвана, рванулась было к нему, а потом насмешливо сказала:
— Вот старик, который думает, что он бегает быстрее всех!
— Зачем людей привел сюда, в Запретную гору? — снова возмущенно спросил голос железного воина.
— Они сами пришли. Ждут слова Сверху Сидящего.
— Пусть уйдут. Не нужны они здесь. Если Сверху Сидящий выйдет из пребывания, всех в камень превратит!
