Евгений Наумов - Смеющийся Пеликен
Вот он — Сверху Сидящий! Почему счастье в сытой жизни. Последнее испытание
Он влетел в тишину. Разом со всех сторон костяные холодные руки схватили! Словно капканы вдруг защелкнулись. Наклонились к Айвану желтые головы с каменными зубами.
— Отпустите его, крепкоголовые. Он в отдушину вошел, значит, наш человек, — раздался голос.
Встал Айван на застывших от летания ногах перед Сверху Сидящим. Как он велик!
Только ноги его перед собой видел, не смел поднять лицо. Никто не смеет посмотреть в глаза Сверху Сидящему без его разрешения.
Снова раздался голос, такой тихий, словно и нет его. Как будто в голове кто-то песок пересыпал.
— Ты пришел?
— Убери страх из моего сердца, — попросил Айван.
Голос его громом прозвучал. И тотчас ярость послышалась в тихом голосе:
— Тихо!
— Разреши… — шепотом сказал Айван.
— Еще тише.
— Взглянуть на себя разреши, — еле губами пошевелил.
— Двигайся тихо, разговаривай очень тихо, думай тоже тихо. Среди теней находишься.
Можешь взглянуть.
Поднял глаза. Вот он — Отец всех людей. Величавый, могучей и неподвижный. Глаза полуприкрыты и вдаль смотрят.
Помощники его тут же. На голове синий, как ясное небо, Ункой, знающий незнаемое.
На левом плече черный, как звездная ночь Инкой, слышащий неслышимое. На правом плече алый, как живой огонь, Энкой, видящий невидимое.
Взгляды пронизывали Айвана насквозь. Молчали — со смертными разве разговаривают?
Говорил кто-то тихий и скрытый от глаз. Он лишь передавал то, что должно быть сказано.
— Со Сверху Сидящим говорить хочу, — сказал Айван.
— Нельзя сейчас говорить с ним.
— Он спит? Так разбудите его.
— Он никогда не спит.
— Он думает?
— Он не думает. Думают, когда не знают, он же знает все.
— Что же он делает?
— Он сделал все.
Юноша не знал, что сказать.
— Но… чем же он все-таки занимается?
— Он пребывает.
Пронизывающие взгляды. Угрожающая тишина. Тихий голос, от которого немеет спина.
— О чем говорить хочешь?
— Слова людей принес.
— Слова живых не нужны ему. Умрут — сами все скажут здесь.
— Плохо живут люди! Хотят хорошо жить.
— На земле все живут плохо. Тут хорошо жить будут.
Снова замолчал юноша. Что скажешь?
— Но ведь мучаются они!
— Как бы плохо ни жил человек, собака его живет еще хуже. По ведь не докучает она никому своими жалобами.
— Зачем тогда язык нам дан?
— Послушать, что скажете. Однако ничего умного не говорят люди. Наверное, придется язык отобрать у людей.
— Солнце уже отобрали! — вырвалось с болью у Айвана.
— Тихо говори. Солнце повелел Сверху Сидящий отобрать. Посмотрел на землю и видит: едят бесконечно люди. Утром едят, днем едят, вечером тоже почему-то едят. Даже ночью встают, чтобы набить свой ненасытный живот. А людей множество. В одном месте кончают есть, в другом начинают. Решил посмотреть Сверху Сидящий, что едят. Стал зверей считать и многих недосчитался: съели их люди. Многих рыб в воде недосчитался, птиц в воздухе, растений на земле недосчитался. Уже за такое принялись, чего раньше никогда не ели. Понял Сверху Сидящий, что так всю землю опустошат прожорливые люди. И велел своим помощникам снять Солнце с неба. Пусть темно станет на земле, да так, чтобы человек в собственный рот кусок не сразу положить мог. Станет человек меньше есть, больше думать, вот тогда каждый зверь, каждое существо скажет за это спасибо.
В молчании выслушал Айван страшный приговор людям. «Значит, хуже зверей мы», — горько подумал.
— Но ведь что-то должны мы есть. Голодный человек несчастным себя чувствует.
— Почему счастье обязательно в сытой жизни видите, подобно неразумным животным? Для еды один рот у вас, но даже отдыха своему рту не даете.
— Один рот, но две руки, чтобы пищу разную в рот класть.
— Еще разум вам дан, чтобы одной рукой пищу добывать, а другой делиться с неразумными существами, которых братьями меньшими называете. Вы же двумя руками пищу в рот тянете, существ неразумных, которые за себя постоять, не могут, тоже едите. Да еще требуете, чтобы Солнце все время светило.
Ничего возразить не может Айван. А что возразишь?
— Зачем тогда меня позвал?
— Сверху Сидящий позвал тебя, чтобы волю свою передать людям. Когда выйдет из пребывания, тогда скажет. Его слова понесешь людям. Если послушаются они, Солнце будет возвращено.
— Кто послушается меня? — горько сказал Айван. — Люди никого не слушаются.
— Тебя послушаются. Ты все испытания на пути сюда прошел. Другие юноши, что шли сюда, не выдержали испытаний, сложили свои головы. Сверху Сидящий новые им дал — крепкие, костяные, чтобы вечно служили они в его жилище.
Со страхом взглянул Айван на людей с костяными головами, окружавших его. От жалости сердце сжалось. Значит, это такие же юноши, как и он! Где-то в неведомых землях погибли они, и никто не знает даже, какой смертью!
— Хорошо! — сказал Айван. — Все сделаю, понесу слова Сверху Сидящего. Только… верни жизнь этим юношам!
— О себе думай, — прозвучал бесстрастный голос. — Осталось последнее испытание.
Если выдержишь его, тогда можешь обратиться с какой-то просьбой.
— Какое испытание? — встрепенулся Айван.
— Люди везде изображениям Сверху Сидящего поклоняются, но все изображения неверные: ведь никто из живых не видел его. Точное изображение сделаешь, такого нарисуешь, каким ты, единственный из живых, Сверху Сидящего видел.
И еще было сказано ему:
— В тот полог войдешь, все необходимое для рисования там находится. Никуда не выходи, ни на что не смотри, под серединный камень не заглядывай.
Айван посмотрел и удивился: серединный камень так велик, что все люди его с места не сдвинут! Но ничего не сказал, в указанный полог пошел.
Что хотел сказать крепкоголовый? Улыбающийся Пеликен. Завтрашнего нарисуй!
Посреди полога лежали три белых блестящих клыка, рядом — приспособления разные.
Никогда таких красивых клыков и таких дивных приспособлений не видел Айван. Резец похож на деревянный колышек, но когда взял его в руки, сверкнул из острия тоненький прожигающий лучик. Тут же разноцветные палочки для раскрашивания. Скребущий зуб для долбления, суставчатая лапа для держания, вертящийся круг для полирования.
Взял Айван клык и привычно погладил его. Тотчас, как только подумал, перед глазами на белой кости рисунок мелькнул. Навел резчик-лучик и стал рисовать. Быстро и легко пошла работа. Постепенно лицо Сверху Сидящего появлялось — грозное и пугающее. Хотел по привычке улыбку нарисовать, но рука сама остановилась. Не видел тут никаких улыбок, не улыбаются совсем. Вздохнул и прочертил сжатые губы, словно лезвие ножа. Густые волосы над высоким лбом. Волосы на лице рот почти скрывают.
Закончив все, глаза стал освобождать — жуткие, далекие. IКость дымится. Долго освобождал, но так и не взглянули глаза на Айвана. Видно, на людей совсем не смотрят.
Неслышно появился крепкоголовый, начал расставлять различные яства, напитки ароматные — невиданные, роскошные. Даже в жилище рэккенов, где угощала его Яри, не было такого. Да разве можно сравнивать — ведь это из котлов верхнего мира!
Айван с жадностью набросился на еду — показалось, что всю жизнь ничего не ел. А сам все смотрел на крепкоголового. Тот уставился на рисунок, зубы его что-то простучали, но не понял Айван. Не знал его языка. Покачал головой тот и так же тихо вышел. Что хотел сказать крепкоголовый?
Пытался Айван встать, но глубокий сон сморил его. Не знал, сколько спал. Проснулся, стал рисунок заканчивать. Когда все сделал, взял клык и понес. Может, вышел уже из состояния пребывания Сверху Сидящий?
Приблизился, взглянул — и обомлел: совсем другим стал Сверху Сидящий! Как будто и тот, но уже другой — волосы побелели, на лице морщины появились, спина сгорбилась.
Постарел, сильно постарел Сверху Сидящий. А может, казался таким?
Взгляды стерегущих пронизывают насквозь.
— Покажи, — велел тихий голос.
Юноша поднял клык с рисунком.
— Ты вчерашнего нарисовал. Разве сам не видишь? Снова рисуй.
Юноша в полог поплелся. Что же это такое? Почему изменился до неузнаваемости облик Сверху Сидящего? Совсем другим стал… Но ведь не может быть другим он!
Однако руки привычно делали свое. Послушно бегал по блестящей поверхности лучик резца, изображал Сверху Сидящего в новом облике.
Снова вошел крепкоголовый. Вкусные яства около Айвана расставил, напитки разные.
И застыл, уставясь на рисунок, который Айван уже заканчивал. Опять долго качал головой, каменными зубами тихо постукивая. Что хотел он сказать на этот раз? Как ни всматривался Айван в его костяное неподвижное лицо, как ни прислушивался к каменному стуку, ничего понять не мог. Принялся за еду.
