Вера Морозова - Мастерская пряток
— Принцип один — вороний. Все, что ворона сочтет нужным запрятать в гнездо. Так фасон в подполье окрестили. Только он не без пользы для конспирации. Во-первых, современный и модный. Этой шляпой хорошо прикрывать пучок. В пучке папиросные листки с явками и адресами, с паролями и городами, куда доставлялась литература. Конечно, можно в пучке и печать провезти и крошечное клише. Шляпа фасона вороньего гнезда высоко ценится в подполье. Советую и вам заказать… Фасон можете срисовать из берлинских журналов. — Девица горделиво выпрямилась и, важно покачивая юбкой, прошлась по комнате.
Потом они разложили юбку колокол на столе. Оказалось, что ширина восемь аршин. Сидели и маленькими ножницами аккуратно распарывали стежки. Подрезали суровые нитки и вытаскивали. Вытаскивали осторожно, боясь повредить драгоценные листки со словами свободы и равенства. И о том, что земля должна принадлежать крестьянам, а фабрики — рабочим. И о том, что не должно быть ни бедных, ни богатых. И о том, что не могли от голода умирать дети и быть неграмотным почти все население Российской империи.
В комнату заползала темнота, давно горела лампа. Дремал в клетке попугай, явно присмиревший от соседства с распрекрасной шляпой. А может быть, он вспомнил Африку, где люди его, сильного и вольного, поймали и привезли в Россию, чтобы посадить в клетку?..
На столике — пачка листовок и брошюр. На пол падали изрезанные суровые нитки. И все ниже склонялись головы девушек. Петля… Петля… Листовка… Листовка… Листовка…
Главное в этом деле — не провалить идею.
РАЗМЫШЛЕНИЯ О КОНСПИРАЦИИ
Из Москвы Мария Петровна возвращалась в Тамбов и всю дорогу не разрешала себе спать — боялась пропустить шпика. Сидела у окна и смотрела на проносившиеся мимо леса и поля, прикрытые вечерней темнотой, на редкие станции и полустанки, на которые падал скупой отсвет газовых фонарей. На перроне станций толкались мужики и бабы, закутанные в шали. Кричали детишки в лоскутных одеяльцах, которых прижимали бабы к груди. Все куда-то торопились, толпились у вагонов и униженно кланялись кондукторам. В кондуктора брали из отставных солдат. С военной выправкой, огромными усищами и непременным свистком на груди. На крестьян они смотрели с пренебрежением.
— Куда, куда лезешь, бестолочь непутевая! — кричал кондуктор, за ним из окна наблюдала Мария. — Тут вагон второго класса. Видишь, он и по цвету желтый, а у тебя билет в третий класс. Бежи в самый конец!
Кондуктор тыкал свернутым флажком куда-то в сторону. Закутанная по самые глаза в теплую шаль женщина благодарно кланялась и прижимала к груди ребенка, боялась его потерять в суматохе. На ремне болталась котомка. К котомке привязан чайник. Билась крышка, и чайник жалобно стонал.
У Марии сжалось сердце — как унижен и забит народ. Вот и эта крестьянка, скромная и миловидная, наверняка подалась в город, чтобы поступить в прислуги. Взяла нехитрые пожитки и заколотила развалившийся домишко. Ушла, чтобы спасти от голодной смерти ребенка. Кондуктор сам недавно оставил деревню, корчит из себя городского и смотрит зверем. Ему одно нужно — выманить последние гроши.
Мария почувствовала, как вспыхнули от негодования щеки, и вышла в тамбур. Кондуктор оглянулся, и лицо расплылось в улыбочке. «Оказывается, и улыбаться этот хам умеет», — зло подумала она.
— Чего изволите, барышня? — спросил кондуктор вкрадчивым голосом. — Рад услужить.
— Благодарствую… Сколько времени стоит поезд на станции? — Она с трудом подавила раздражение. Прохвост каков! Коли собственными ушами не слышала его грубость, то и не поверила бы.
— Еще десять минут-с, барышня! — Кондуктор снял форменную фуражку и вытер вспотевший лоб.
Кондуктор протянул барышне руку, хотел помочь спуститься из вагона. Мария не приняла руки, презрительно на него посмотрела и шагнула к растерявшейся женщине.
— Пойдемте, дорогая, провожу до вагона. У вас какой номер?
На лице Марии — доброжелательность и участие. Женщина, преодолев привычную стеснительность, ответила:
— Тринадцатый…
— Значит, чертова дюжина! — И Мария улыбнулась, поправляя рукой волосы, выбившиеся из-под шляпы.
И женщина успокоилась. Даже ребенка доверила в лоскутном одеяле. К удивлению Марии, ребенок оказался лет двух. Курносый, веснушчатый, с умными глазками. Он доверчиво обхватил Марию за шею. Значит, правильно, — завернула, чтобы не потерять в суматохе.
Она проводила их до вагона и покараулила пожитки, пока взбирались в вагон. И долго махала рукой. Женщина кивала из окна. Она сбросила шаль и оказалась раскрасавицей.
«Да, прекрасный у нас народ. Славно. Славно…» — подумала Мария, возвращаясь к своему вагону.
Поезд протяжно загудел. Заскрипели колеса, ударились буферные колеса. И поля, укрытые темнотой, замелькали за окнами.
К счастью, в купе оказалась одна. Сидела, привалившись к диванчику, и смотрела на диск луны, неподвижно висевший за окном. Небо и землю заволокло чернотой, луна начинала ночное путешествие, оставляя слабую серебристую дорожку. На душе тоскливо. Слежка за ней отчаянная. В Москве пришлось прыгать с конки на конку, чтобы уйти от шпиков. Неужто арестуют?! К аресту она давно готова, но теперь он был некстати. Как будто бывал когда-нибудь кстати?! Гм…
От лампы, предложенной кондуктором, отказалась. Сидела в темноте и думала. Хорошо, что она узнала о перевозке литературы в юбке колокол. Возможно, этот способ пригодится… Сколько замечательных людей на свете! Вот эта девица, племянница генерала. Кстати, настоящего имени она так и не узнала, да это и не было принято в подполье. Сколько в ней смелости и самоотверженности! И как просто рассказывала о переезде границы с транспортом нелегальной литературы, а ведь в случае провала ее ждал арест, тюрьма…
Мария выглянула в окно. Вагон тряхнуло. Казалось, еще быстрее замелькали перелески и речушки, бескрайние равнины с редкими стадами. Солнце поднималось лениво, заливая все красно-золотым светом. Таяли хмурые облака, разгорался новый день.
Проносились домишки, укрытые оранжевым кустарником с красными ягодами, прихваченными первым морозцем, показались колокольни церквей, над которыми висели голуби.
Поезд, пыхтя и выпуская пары, подъезжал к станции Тамбов. По вагону пробирался все тот же господин с бегающими глазами. Шпик, который потерял ее в Москве. Увидев ее, пошире раскрыл дверь и зло скривился. Слава богу, отыскал! За шпиком возвышался жандарм, здоровенного роста и с ухмылкой на полном лице.
ПОЛЕНО С СЕКРЕТОМ
После той памятной поездки из Тамбова в Москву, закончившейся арестом, прошло несколько лет.
В жизни Марии Петровны многое изменилось.
Мария Петровна вела большую партийную работу, требующую осторожности и строгого, неукоснительного соблюдения законов конспирации.
Конспирация стала ее второй натурой, и она все чаще и чаще задумывалась над ее совершенствованием.
Как сохранить партийную организацию от провалов? Как уберечь революционера от ареста? Как спасти подпольную типографию или динамитную мастерскую от разгрома? Как сделать, чтобы запрещенная литература не стала добычей охранки?
Все эти вопросы беспокоили Марию Петровну. От этого зависел успех революционного дела. Только люди, прошедшие школу конспиративной выучки, к таким людям причисляла себя и Мария Петровна, могли помочь революции.
Случаи провала транспорта на границе участились. Ясно, что и жандармы умнеют и все хитрости разгадывают. Мария Петровна улыбнулась — все? Нет, не все. Иначе бы газета «Искра» не проникала в Россию, а так, словно маленький ручеек, течет и течет. Вот и юбка колокол провалилась, и чемодан с двойным дном, и шляпные коробки, и многое другое… Но революционная работа не замерла, а растет и ширится.
Опасность подстерегает на каждом шагу, и люди, рискуя жизнью, делают свое дело — продолжают транспортировку искровской литературы. Без литературы невозможно развитие революционного движения. Да и обыски в стране чуть ли не повальные. Все больше отпускает правительство денег на борьбу с крамолой. Все больше становится жандармов и филеров, которые вынюхивают, следят за революционерами.
Интерес к политической литературе большой. Каждый сознательный рабочий старается получить политическую литературу. А как ее сохранить? Как уберечь, если в дом придет полиция и начнет обыск? Все старые средства не годятся, о них известно полиции. К примеру, нельзя запрещенные книги прятать за образа или под половицами пола. Полиция и иконы срывает, и половицы поднимает. И пух из подушек выпускает, чтобы убедиться, что там нет ничего запрещенного. Сколько раз у нее в комнатах летал пух при ночных обысках, словно крупный снег. И на волосы ротмистра оседал, и на лица жандармов падал… Только полиция продолжала обыск, отмахивалась и отплевывалась от пуха.