Борис Минаев - Детство Лёвы
— Ну, может и русских, — уклончиво ответил я.
— Пойдём, — радостно сказала Юлия Моисеевна. И отвела меня в укромный уголок, где стояла целая полка романов русских писателей, ужасно истрепанных, переклеенных, зашитых суровой ниткой. И среди них особенно выделялась своей толщиной «Анна Каренина» Льва Николаевича Толстого.
— А вот я это возьму, — торжественно сказал я и показал пальцем прямо на «Анну Каренину».
Тут Юлия Моисеевна немного всполошилась:
— А ты уверен, мальчик, что эта книга тебе подходит? А ты не думаешь, что эта книга скорее предназначена взрослым, нежели детям? А как ты считаешь, твоя мама одобрит твой выбор? — семенила она вокруг меня, пока я решительно вытаскивал книгу, примеривал её на вес, проверял, все ли целы страницы, и шёл записывать её в свой формуляр…
Анна Степановна, слыша весь этот разговор из-за своей тумбочки, молча, не говоря ни слова, записала «Анну Каренину» на моё имя и протянула мне книгу.
Женька, который ждал меня на улице, чтобы поинтересоваться моим выбором и в целом обменяться животрепещущими впечатлениями, как-то странно посмотрел и тоже молча побежал к себе домой.
Но самое главное было дома.
Когда мама увидела «Анну Каренину», её наконец прорвало. Всё, что она хотела мне сказать по поводу Сергеева-Ценского и «Поджигателей» — пришлось на долю бедного Льва Николаевича Толстого.
— Ты меня замучил с этими книжками! — кричала она самым настоящим криком. — Ну почему ты выбрал этот роман! Детям нельзя читать этот роман! Там недетский сюжет!
— Ну и что?
— Да ничего! Ничего! Просто это смешно! Это очень смешно и глупо — в твоём возрасте читать «Анну Каренину»! Я её прочла, когда мне было восемнадцать лет!
— Ну и что?
— Нет, ничего! Раз ты такой умный, раз ты такой вундеркинд, что будешь читать такие сложные вещи, то будь добр и в остальном веди себя как взрослый! Если ты ещё хоть раз разбросаешь свои вещи по комнате, или принесёшь из школы хоть одну двойку, или опять будешь гонять весь день по улице с этими хулиганами, я не знаю… Я не знаю что я с тобой сделаю! — заканчивала мама свою свирепую тираду с пылающим лицом.
— Ну и что? — глухо повторял я потупившись, и мама наконец сдалась.
— Читай, — сунула она книгу мне в руки и вышла из комнаты.
«Все счастливые семьи счастливы одинаково…», — начал читать я первую фразу и задумался. Ничего не одинаково. Вот наша семья, разумеется, счастливая. Но как же много в ней всяких непростых и даже тяжёлых моментов и переживаний! Вот, например, я — за каким фигом действительно я выбрал этот роман, хотя мог бы в крайнем случае вообще ничего не выбирать, ограничиться осмотром подвала. Видно, такой уж я хвастун и цинципер, если лезу всем показывать свои умственные способности. Это же нехорошо. А с другой стороны — ну что я могу поделать, если мне хочется прочесть что-нибудь такое необычное, жуткое и захватывающее? А его всё нет и нет…
Не помню, как долго я пытался одолеть несчастную «Анну Каренину». С одной стороны, она была гораздо лучше Сергеева-Ценского и Шпанова. А с другой хуже. Мама была права. Читать эту книгу было как-то неловко, неудобно и даже стыдно. Я читал её с конца и с середины, пропуская любовные объяснения, страдания Анны и останавливаясь на некоторых описаниях или разговорах. Мне было жалко Сережу, и старого глупого мужа Анны тоже было жалко, жалко было и ту лошадь, которую загнал Вронский, но вообще всё это дело резко мне не понравилось. Общее ощущение было таким, что не по Карениной, а по мне проехал какой-то поезд, тяжёлый и могучий, и унёсся вдаль, оглашая поля и леса протяжными гудками.
Я читал Толстого и день, и второй, и третий, а на четвёртый забросил его куда-то, спрятал, заложил, и решил, что больше в эту общественную библиотеку не пойду. Встречаться с Юлией Моисеевной и публично вступать с ней в объяснения по поводу прочитанного я не мог физически.
Меж тем мама ныла и стенала, чтобы я сдал книгу обратно в библиотеку, что срок хранения от силы две недели, что ей перед старушками неудобно, что она каждый день ходит по двору и встречается с ними, и они спрашивают, как я там, когда приду, что ничего страшного в конце концов нет, что нехорошо так поступать со старыми людьми, что я в конце концов просто негодяй, если так могу обращаться с библиотечной книгой, что её давно бы читал какой-нибудь другой нормальный человек, а не такая свинья, как я, ну и так далее, и так далее… но пойти туда всё-таки я никак не мог. Наконец, мама сама отнесла книгу, обидевшись уже до последней степени, а я продолжал избегать жёлтый дом с его старушками и странными людьми, от которых теперь у меня были ещё и свои дурацкие неприятности с мамой.
Библиотека между тем исправно существовала, в неё стали ходить люди из дальних даже дворов, некоторые приносили тоже свои книги, старушки цвели, Женька прочитал уже чёрт знает сколько томов, про войну и фантастику (с уклоном в приключения), а у меня настроение при виде жёлтого кубического дома почему-то сразу резко портилось.
Так продолжалось довольно долго.
Однако постепенно неудача с «Анной Карениной» забылась, и я стал иногда захаживать в библиотеку вместе с Женькой, хотя по-прежнему ничего там для себя не находил, как вдруг однажды меня во время этого посещения пронзила здравая и простая мысль. (Не имеющая, правда, к чтению и самообразованию никакого отношения). Но в тот момент она показалась мне ужасно важной.
— Женька! — сказал я. — Но теперь-то они просто обязаны открыть подъезд с нашей стороны…
— Точно! — обрадовался Женька. — А то я обхожу-обхожу, а ноги, между прочим, свои, не казённые.
В словах Женьки была особая правда, потому что из-за своего дефекта ступни ходил он медленно и тратил на это сил довольно много. Когда до меня дошло это обстоятельство, я просто воспылал праведным гневом и обратился к Анне Степановне (скоро я понял, что в тандеме двух общественниц она играла ведущую роль) с настоящей речью, в которой живописал Женькин недуг, его страстную любовь к чтению, потом в целом очертил те невероятные трудности, с которыми сталкиваются постоянные посетители библиотеки, особенно маленькие дети, когда идёт дождь, снег, дует ветер: книги и журналы мокнут, сыреют, портятся, их вырывает из рук порывом урагана, и в конце концов всё это небезопасно для здоровья, тогда как именно лишняя пара минут (секунд тридцать я накинул, учитывая больную Женькину ногу), эти целые две минуты могут в критический момент сыграть в этих вопросах важнейшую роль!..
— Не знаю… — растерянно сказала Анна Степановна. — Не знаю, что и сказать. Это ведь распоряжение домуправа (так по старинке она называла начальника ЖЭКа). И я не в силах его отменить. Но в то же время я наверно попробую.
Понимая, что встал на глубоко верный путь, я начал работать в этом направлении. Я просил каждого приходящего в библиотеку похлопотать по данному вопросу. Наконец я соорудил целую делегацию среднего и младшего школьного возраста, которая молча встала и сопела посреди подвала до тех пор, пока Анна Степановна ещё раз, более решительно не пообещала похлопотать.
…И вот долгожданный миг наконец настал!
Пришёл начальник ЖЭКа и одним ему ведомым способом убрал зловредную палку (выяснилось к тому же, что дверь ещё и закрыта на замок), затем обернулся к Анне Степановне и довольно едко, хотя и приглушенно, сказал:
— Но учтите!
— Читатели просят… — развела руками Анна Степановна.
— Я вас предупредил! — сухо сказал начальник ЖЭКа и ушёл.
Это был роковой момент. Общественная библиотека, поначалу снискавшая лавры и широкое признание, мгновенно стала для вредной части жильцов (описанной мною выше) просто врагом номер один. Но отступать было некуда, непреклонная Анна Степановна не могла в отношениях с властью так просто менять туда-сюда свои решения, и тяжело вздыхая, несла свой крест. Ей говорились в лицо порой очень неприятные вещи, а уж за глаза просто называли старой дурой, а то и похлеще.
Но почему?
Почему жильцы дома так не хотели, чтобы их подъезды были сквозными? Почему считали, что люди, проходящие сквозь подъезд, угрожают их безопасности? До сих пор мой ум бьётся над этой загадкой. Так или иначе, но борьба началась, и последствия её были чрезвычайны. Жильцы первых этажей стали обманывать посетителей, говоря им ещё у подъезда, что сегодня библиотека не работает. Стали распространять абсурдные слухи про Анну Степановну, утверждая что половину книг она украла. И наконец, стали звонить и писать в ЖЭК, райком партии, а также другие высокие инстанции с настоятельной просьбой немедленно закрыть библиотеку, которая распространяет по подъезду антисанитарию (крысы грызут книги), чуждое влияние на умы подрастающего поколения, ну и прочую гадость по мелочи — хлопают двери, гуляют сквозняки, бродят неизвестные подозрительные личности, скорее всего воры и тунеядцы, под видом посетителей библиотеки.
