Вера Морозова - Мастерская пряток
Это были счастливые дни. Они с Катей вынимали прошлогодние игрушки — и белочек, и снегурочек, и собачек, и звезды, и синие шары… И всё осторожно развешивали. Ветви кололись, Катя подносила палец ко рту и пыталась заплакать. Вешали и конфеты в цветных обертках, и маленькие красные яблочки, которые кухарка Марфуша называла райскими. Леля на них смотрела с интересом. Неужто из самого рая? Мама, с которой поделилась сомнениями, громко смеялась. И, к удивлению ее, сказала, что рая никакого нет. Просто люди яблочки так называют за красоту. И еще — их можно сохранить до самой зимы.
Потом вешали гирлянды, которые она сегодня пыталась сделать из стружек, когда вместе с мамой попала в мастерскую и познакомилась с Шариком.
На Рождество в доме царила веселая суматоха — наряжали елку всей семьей. Даже папа, вечно занятый и сердитый на маму, выходил из кабинета и разматывал гирлянду, сделанную из звездочек. Звездочки были красивые и разноцветные, их вешали на самую вершину. Марфуша убегала на кухню, там всегда что-то горело, мама прикладывала палец к губам и, попросив Лелю хранить секрет, клала большой сверток.
— Секрет для Марфуши… Пока нужно молчать.
Потом появлялся сверток для папы, потом коробка с куклой для Кати. Только для нее, Лели, ничего не клала. И было обидно. Но утром и она находила сверток. Значит, мама и для Лели делала секрет.
И все же секрет в полене Леля не могла ни понять, ни представить.
Стояли первые дни июля. Сирень отцвела, и бело-розовые лепестки осыпались. На кончиках ветвей торчали соцветья, пожелтевшие, выжженные солнцем.
День был душный. Леля и мама шли по пыльному Саратову, возвращались из мастерской домой.
На небе в белых разводах висел шар раскаленного солнца. Оранжевый и пышущий жаром. На солнце наползали облака и пропадали. И опять новые дымные тучки лениво кочевали по небу. Леле показалось, что там скакал всадник. Конь вытянулся, и грива разметалась по небу. Всадник держал копье. От быстрой езды на всаднике развевался плащ. За всадником гнался другой. Он тоже выбросил руку с копьем. Леля испугалась, что вот-вот он его догонит, но всадник растворился в голубом небе.
Вдали над Волгой голубизна сгущалась. Вода темнела у линии горизонта и сливалась с небом. В голубой выси белели треугольнички. Чайки. Чайки с широкими крыльями зависали над рекой, высматривали рыбу и камнем падали в пучину.
«Красиво-то как!» — подумала Леля, любившая природу, чем очень радовала маму.
Над рекой закрутился белый вихрь. Поднялся ветер, стали появляться на волнах белые барашки. До ветра волны едва рябили гладь реки и казались незаметными. Теперь высоко поднялись, белые от пены. Солнце закрылось в облаках. Облака, словно живые, то набегали на солнце, то прятались. И огромный оранжевый шар посылал зной на город.
Мама решила отдохнуть в скверике на перекрестке больших улиц. Скверик украшали клумбы цветов. У пушистой липы гудели пчелы. Пчелы собирали нектар, по словам мамы. В местечке, прикрытом резной тенью липы, они уселись на скамье. С реки потягивал ветерок, приносил прохладу.
Леля с радостью прижалась к маме. Правда, скоро вскочила и стала набирать опавшие цветки. Сладковатый аромат кружил голову. Она посмотрела на задумчивое лицо мамы и решила, что лучшего времени для расспросов не найти.
— Мама, ты просила привезти бочку с секретом. Разве летом бывает рождество?! Разве тебе хотят сделать подарок? Почему в мастерской говорят о секрете — секрет всегда секрет до поры до времени, как говорит Марфуша. — Леля с недоумением смотрела на маму.
Мария Петровна внимательно слушала, потом взглянула на дочь — на тоненькой шее билась синяя жилка. Синяя жилка всегда ее огорчала, и сразу заныло сердце. Сколько нужно времени, чтобы поднять девочек! А у нее каждый день на счету. Придет такой злосчастный час, ворвется в дом полиция и уведет в тюрьму. Как они без нее будут?.. Впрочем, не такая уж маленькая Леля и видела куда больше, чем полагалось по возрасту. И этот ночной обыск в детской, когда она стояла босыми ногами на полу в длинной рубашке и держала в руках куклу… Сколько горя и обиды было в ее взгляде… И с какой недетской неприязнью посмотрела на жандармского офицера — тот ее зверенышем обозвал. И в мастерской Канатчикова прислушивалась ко всему настороженно… Конечно, глубины опасности не представляет, но понимала и старалась ей, матери, помочь в меру сил… И этот вопрос о бочке с секретом… Нет, девочка ее взрослеет и не так проста, как кажется на первый взгляд. Вот только как разъяснить секрет, который хранят бочка или полено?! Гм… Загадка с двумя неизвестными, как изрекал в таких случаях Василий Петрович…
Мария Петровна никогда не говорила детям неправды. И в дальнейшем она видела себя матерью, которая имеет полное доверие своих детей. А как можно доверие сохранить ложью?!
— Леля, я никогда не говорила тебе неправды… И сегодня не скажу. — Мария Петровна прижала голову Лели к груди. — Ты девочка большая, но не настолько, чтобы понимать все, что делает мама. Потерпи — придет время, и мама расскажет. Только помни одно и верь — твоя мама никогда ничего плохого и бесчестного в жизни не сделает.
Леля кивнула головой. И была довольна — мама с ней говорила, как с равной, а не сочиняла разные сказки, как Марфуша, когда Катя капризничала. Значит, нужно потерпеть. И она поцеловала маму. Хорошая она какая…
О ЧЕМ ВСПОМИНАЛА МАРИЯ ПЕТРОВНА
Полено с секретом, как и бочку с секретом, придумала Мария Петровна Голубева. Придумала, чтобы спасти рабочих от тюрьмы, придумала не сразу, а после тяжких лет революционной работы.
В революцию вступила молоденькой девушкой. Происходила она из бедной дворянской семьи. Воспитывала ее Матрена, нянюшка, которая рано открыла глаза на несчастную долю бедняков. С ней и по крестьянским избам ходила. Нянюшка была человеком безграмотным, но среди крестьян слыла знахаркой. Хорошо знала травы, собирала их в полях и лесах, сушила, раскладывала по мешочкам. На каждую траву свое время. Одну следовало брать на зорьке, пока роса не высохла, другую — поздним вечером, когда закат окрашивал леса пурпурным маревом. Докторов в волости не было, вот и звали Матрену к больным по разным деревням. За ней увязывалась и Мария. Как ни скромно жили родители Марии, но бедности, с которой она столкнулась, не могла и представить. Домишки, покрытые почерневшей соломой. Ветер взъерошивал солому, и домишки напоминали аистиные гнезда. В окнах вместо стекол промасленная бумага. Комнатенки грязные от сажи, свисавшей черной паутиной с потолка. Топили печь по-черному. Дым не уходил через трубу, как принято, а оставался в доме. Боялись выпустить тепло. Дров мало, все леса у помещиков. Тепло берегли. Зимой ребятишки сидели на лежанке, печь занимала большую часть комнаты. Сидели, не имея ни сапог, ни одежды. Болезни косили детей. Худых, с большими животами и прозрачными от голода лицами. Да и что могла сделать Матрена, лекарка, когда хлеб бывал в хатах по праздникам?!
Как-то в своих странствиях встретили помещицу, которая проезжала по деревне. Сидела она в карете с золочеными дверцами, вся в кружевах и лентах. Кучер в красном кафтане, и мальчик-казачок стоял на запятках. У казачка синее лицо и взгляд, как у затравленного зверька. Мария подумала: как не стыдно расфранченной помещице ездить по голодной деревне в карете с золочеными дверцами!
Нянюшку Мария любила самозабвенно. Однажды, когда они возвращались из дальней деревни, на них напал бешеный волк…
…И память раскрыла страницы былого.
Уползла вдаль узенькая тропка. На траве красными гвоздиками торчали подосиновики. Дымным облаком кружили комары за Матреной, идущей впереди. Мария отломила березовую ветку, отмахивалась от их назойливого жужжания. Солнце освещало вершины деревьев, заливало золотом просеку. Начинался ельник, сумрачный, неприветливый. Тонкие стволы усыпаны лишайником, утыканы голыми сучьями. Тоскливо прокричала сойка. И раздался волчий вой. Матрена подняла голову. Приостановилась. Запрыгала белка, распушив хвост. Матрена выломала покрепче сук и прибавила шаг. Широкими прыжками пробежал заяц, прижав уши.
— Мамушка, боязно! — Мария старалась не отстать от нянюшки.
— Бог милостив! Тут в овраге завсегда волки воют!
И опять по лесу тоскливый волчий вой. Волк среди бела дня! Мария прислушалась. Нет, стая выла левее, а одинокий вой доносился справа, с той стороны, где, по словам Матрены, волчий овраг. Вой был таким явственным, что она замерла. Крестьяне поговаривали, что в округе появился бешеный волк, изгнанный из стаи.
— Нянюшка, погоди! Давай разведем костер! Не ровен час — матерый наскочит! — Мария заприметила лужайку в стороне от лесной просеки.
— Давай, касатка! — согласилась Матрена. — Собирай сушняк!
Мария набросала хворост, прошлогодних шишек. Руки дрожали, плохо слушались. Матрена казалась невозмутимой. Вынула платок, где были шведские спички (большая ценность!), поднесла к хворосту.
