Владимир Степаненко - Компасу надо верить
Здорово придумал, молодец Заяц! Я тоже так отвечу, когда буду дежурить!
ГЛАВА 26
Алешка Звездин не ищет легкой жизни
Как всегда в декабре, рано стемнело. Со степи дул холодный ветер. На столбах раскачивались и скрипели электрические фонари.
Настя ушла вперед с девчонками. Они скоро пропали в темноте. Сначала я еще слышал их веселые голоса, но потом все стихло.
Вдруг впереди послышался испуганный визг. Каблуки ботинок застучали по мерзлой земле.
Настя первая подлетела ко мне, задохнувшись от быстрого бега.
— Юра, там человек лежит!
Девочки наперебой что-то тараторили. Я храбро двинулся вперед.
В сквере на скамейке лежал рабочий. Ватная фуфайка и комбинезон пахли соляркой. Мне пришлось долго его расталкивать. Это был мертвецки пьяный Петька Кувыкин. Пьяный поднялся и упал мне на грудь.
— Юра, я с горя выпил! — Петька узнал меня. — С горя, говорю! МАЗы пришли. Алексей не дает. Почему он меня обидел? Ты мне скажи! Разве Кувыкин плохой шофер? Мне экзамены устраивать не нужно! Плевал я на экзамены! — Петька прижал толстый палец к губам, оглянулся. — Замри! Никому ни слова! Ш-ш-ш-ш! Я спать буду! Замерзну!
— Вставай. Я доведу до общежития.
Петька вскочил и побежал.
Но ноги его не слушались. Мы с Настей подхватили его и повели к себе на Встреченку. Зина Кочергина несла мою полевую сумку с учебниками и Настин портфель.
Здорово мы намучились, пока довели шофера до нашего дома. Перед калиткой остановились передохнуть. В окнах горел свет. Мне хотелось узнать, кто был дома.
Настя достала платок и обтерла потное лицо. Я повернулся к девочкам.
— Смотрите не болтайте!
— Юра! — обиделась Зина. — Когда я болтала?
— Тебя, Кочерга, я знаю! Лучше пришей язык нитками!
Дверь открыл дядя Макарий. Мама, выглянув из-за его широкой спины, всплеснула руками.
Дядя Макарий отстранил маму и сам посторонился, чтобы мы прошли.
Петька узнал дядю Макария, рванулся к двери. Дядя Макарий цепко схватил его за рукав телогрейки.
Настя с мамой вышли на кухню. Мы с дядей Макарием помогли Петьке раздеться и уложили на моем диване. Дядя выключил свет.
— Юра, зачем ты привел пьяного? — строго спросила мама на кухне. — У нас не вытрезвитель.
— Ему нельзя в общежитие!
— Почему?
Мне ничего не осталось делать, как все рассказать.
— Алексей правила придумал для ребят! — объяснил я.
— Баламут твой Алексей! — вздохнула мама. — Все живут без правил, и ничего!
Дядя Макарий вмешался в разговор.
— Нет, нельзя мириться с плохим. Надо все время думать, как жить лучше.
Мне всегда доставляло удовольствие смотреть на спорящего дядю Макария. Я уже не замечал, что у него седые волосы, глубокими оспинами изрыто лицо. Неожиданно он замолчал и внимательно посмотрел на нас с Настей.
Рано утром я приготовился делать физзарядку. Петьки Кувыкина уже не было. По газетному листу разбегались большие буквы: «Юрка, не выдавай бригадиру!»
Дядя Макарий включил приемник. Зеленый глаз вспыхнул и подмигнул мне. Я показал Петькину записку дяде.
— Читал! — дядя Макарий улыбнулся. — Кувыкин баламут, а парень неплохой.
Я с жаром принялся расхваливать Петьку Кувыкина.
— Ладно, заступник, поговорю с Алексеем.
…Я зашел за Настей. Мы договорились сходить в гараж, посмотреть новые машины — МАЗ-525.
По дороге к гаражу мы увидели около железнодорожной насыпи большие ящики. Рядом с ними лежали электрические моторы и длинные ребристые части какой-то диковинной машины.
— Новую машину привезли? — спросил я у рабочего.
— Роторный экскаватор пришел.
— Сколько же у него электромоторов? — удивился я.
— Здесь не все! — заторопился словоохотливый собеседник. — Ты сосчитай. Получили шестьдесят, а на машине триста штук будет стоять!
Мы с Настей торопливо принялись разглядывать электромоторы. На фанерных дощечках — адреса отправителей: Ленинград, Москва, Днепропетровск, Тбилиси, Алма-Ата, Фрунзе, Ташкент.
Скоро мы перешли с Настей к большим ящикам. Все они были перетянуты тонкими полосами железа.
— «Не кантовать!» — прочитала Настя угрожающую надпись. — «Адрес получателя: КМАруда! Адрес отправителя: Прага».
— «Будапешт!», «Бухарест!» — прочитал я на других ящиках. — Поняла, какой стал наш карьер?
— Знаменитый!
В гараже стоял огромный красавец МАЗ-525. По фотографии в журнале «Огонек» я представлял его меньше.
— Братцы, а вы зачем пожаловали? — раздался где-то в вышине голос Алешки.
Мне пришлось задрать голову. Кабина под большим стальным козырьком была на высоте двухэтажного дома. Алешка хлопнул дверкой, шагнул на площадку и, держась за поручень лестницы, стал спускаться.
Лицо у Алешки сияло от удовольствия. Золотой зуб во все стороны посылал зайчиков.
Мы подошли с Настей к переднему колесу и попробовали дотянуться до верха.
— Подрасти надо! — засмеялся Алешка и спрыгнул с последней ступеньки. Поздоровался за руку сначала с Настей, а потом со мной. Прищурил глаза и спросил:
— Юрка, зачем Петьку Кувыкина домой утащил?
— Чтобы проспался. Ты его не выгоняй из бригады.
18 декабряВторой день жду ответ от следопытов. Короча рядом, а письмо идет три дня. Почему так плохо работает почта? Я много узнал нового об Александре Горобце! Вчера был в школе вечер. Колобок разрешил танцевать до девяти часов. Играла радиола. Танцевали девчонки с девчонками. А потом и мы расхрабрились. Здорово получалось у Баскета, научился! Один раз он пригласил даже Ирину Капитоновну!
Провожал домой Настю. Опять увязался Заяц!
Без датыПодумать страшно. Мне скоро стукнет четырнадцать лет! Смотрел на себя в зеркало. Убедился. Растут усы! Баскет начал бриться. Попробую и я.
Настя сказала, что я стал думать по-взрослому. Разве плохо — думать о многом, о важном? Я тороплюсь жить. Знаю, что самое интересное впереди — высота и штурвал!
ГЛАВА 27
Я становлюсь знаменитостью
Из-за поворота вырвался огромный темно-зеленый МАЗ-525 Алешки Звездина. С капота, пригнув рогатую голову, стремительно рвался вперед могучий буйвол. Надраенный мелом, он ослепительно блестел. Мускулистое тело животного подчеркивало исполинскую силу богатырской машины.
Мне пришлось задрать голову: Алешка сидел непривычно высоко. Он хлопнул дверкой и махнул рукой.
— Юра!
Мне показалось, что Алешка что-то хотел сказать, и я побежал за машиной. Но, к удивлению, Алешка не остановился. Меня обдало горячим выхлопом солярки. Черное облако растаяло, и я увидел, что железный кузов до самого верха нагружен мелом.
На повороте короткий МАЗ сильно тряхнуло, и на дорогу слетела глыба мела.
Даже после этого Алешка не остановил самосвал. Дорога вилась по склону, и, пока МАЗ не скрылся в голубоватой дымке, я наблюдал за ним.
Глыба лежала посередине дороги и мешала проезду. Надо было откатить ее в сторону. Но сдвинуть ее мне оказалось не под силу. Я отыскал круглый булыжник и принялся изо всех сил колотить.
Мел был грязновато-серого цвета и совсем не дробился. Я посбивал пальцы, но продолжал упорно бить.
«Что хотел сказать Алешка? — удивленно подумал я. — Почему не остановился?»
В тот день мне трудно было ходить по улицам, всюду раздавалось мое имя: в автобусе, в магазине и в кино.
— Юра́! Юра́!
Я оглянулся. Несколько рабочих сошли с автобуса и о чем-то оживленно разговаривали. Никто из них не посмотрел в мою сторону.
— Привет, Юра́! — закричал с порога Баскет и замахал длинными руками. — Везет же людям! Дошли до юры́!
И прежде чем я успел остановить Баскета, он выбежал в коридор. Помчался по этажам, забегая во все классы. На перемене мне не было прохода. Мальчишкам доставляло огромное удовольствие хором выкрикивать:
— Юра́! Юра́! Знаменитая юра́!
Не успели одни крикуны затихнуть, как в другом конце подхватывали звонкие голоса:
— Юра́! Юра́! Знаменитая юра́!
Так вот что хотел мне сообщить Алешка: дошли до юры́!
Ради этого я готов был все вытерпеть. Я легко представлял разрез карьера по образцам, которые хранились у меня в спичечных коробках. Чернозем; застывшей морской волной вздыбился серый суглинок; высокая стена каньяка; уходит в глубину желтый песок сеномана; под ним ослепительно сверкает туронский мел; золотом отливает красный песок; темно-серый слой мела — юра́. Под ней железная руда!
Я помню. Когда тучи закрывали солнце, картина в разрезе сразу менялась. Мел из ослепительно белого становился серым, пески — фиолетово-синими.
