Михаил Жестев - Приключения маленького тракториста
В действительности же через две недели Алешка поехал в больницу, чтобы привезти домой Форсистова. Харитон Дорофеевич поправился. Но тут оказалось, что больничная машина неожиданно ушла в противоположный конец района, и дежурная сестра, недолго думая, сняла трубку и вызвала МТС:
— Пришлите транспорт, чтобы доставить в Черепановку вашего тракториста.
— Какого тракториста? — удивился подошедший к телефону Черешков.
— Харитона Форсистова, — ответила дежурная.
— Из Черепановки?
— Из Черепановки. Он две недели у нас. Растяжение связок правой ноги.
— Девушка, — возмутился Черешков, — вы мне голову не дурите. Она и без вас задурена.
— А вы будьте повежливей!
— Да как с вами еще говорить? — закричал в трубку директор МТС. — Как может быть у вас мой тракторист Форсистов, когда он, что ни день, полторы — две нормы дает! Так что извольте повесить трубку и меня больше не беспокоить. Мой тракторист Форсистов пашет, а если у вас нашелся какой-то еще Форсистов, вы его и доставляйте.
Дежурная сестра не замедлила в свою очередь все свое возмущение вылить на Харитона Дорофеевича, ожидавшего, когда его отвезут домой.
— Одно из двух — либо вы не Форсистов Харитон, — кричала она, выйдя в коридор приемного покоя, — либо не из Черепановки. Ваш директор сказал, что вы пашете и даете каждый день какие-то там нормы. Черт знает что творится! У вас растяжение связок, а у вашего директора вывихнулись мозги.
Форсистов стоял совершенно растерянный. Только сейчас он понял, какую совершил ошибку, не предупредив Алешку, чтобы тот не очень-то нажимал. Теперь станет ясно, что не он, Харитон Форсистов, давал большую выработку, а его сменщик — мальчишка! Подвел его Алешка. Сам, дурак, виноват! В простом деле промашку дал.
Форсистов еще минуту обдумывал свое незавидное положение, потом снял телефонную трубку.
— Попрошу директора МТС. Георгий Петрович? Это Форсистов. Да, да, из больницы. Две недели. Сведения? Мальчишка за мной в огонь и в воду пойдет. А выработка — это чепуха. Это он мне подарок хотел сделать. Так сказать, — учителю от ученика. Только мне его выработка не нужна. Вижу, не зря силы в паренька вбухал! Ежели у нас все такие стажеры были бы, и горя МТС не знала бы. Молодец парнишка! Не подкачал. Что? Сами заедете? Буду ждать!
Алешка, конечно, не замедлил исчезнуть из больницы. А Черешков приехал через час, пожал Харитону руку и вручил кулек с колбасой, печеньем и мандаринами.
— Обогнал ты Шугая, Харитон Дорофеевич. Молодец!
— Нет еще, не обогнал. Да и авария с ногой у меня. Две недели упустили.
— Все равно обогнал. Из сопливого мальчишки, бывшего прицепщика, сделал тракториста — вот на чем обогнал! Мы сейчас с тобой в редакцию поедем… Только ты не стесняйся. Расскажи, как ногу повредил, ведь, наверное, думал: все пропало, — сорвет план мальчишка?
— А как же? Как не думать было?
— Ну и комедия получилась! — Черешков громко рассмеялся. — У тебя полторы нормы, а она говорит, — две недели в больнице…
Харитон вернулся в Черепановку поздно ночью.
Глаша, увидев мужа, даже пожалела его. Вечно в этих больницах порядка нет. Выписали утром, а привезли к ночи.
— Ты знаешь, кто я? — спросил он приунывшую жену. — Педагог! Не веришь? А вот завтра в газете прочтешь! У кого еще такой сменщик, как у меня?
Над Алешкой все больше сгущаются тучи
Алешка застал Форсистова в глубоком раздумье. В славе, а что-то невесел.
В полдень, когда они обедали, Харитон спросил:
— Ты газету читал?
— Нахвалились больно. — Алешка чуть не пронес ложку мимо рта. — Когда же это вы меня учили?
— А ты не ершись. Подумаешь, напечатали! С тебя не убудет. А вот кое о чем надо нам подумать…
— Мне-то что…
— Звонили из редакции этой самой… Фотограф завтра приедет.
— Как и полагается, — съязвил Алешка. — Сначала статеечка, потом портрет.
— «Портрет, портрет,» — передразнил Форсистов. — Думаешь, меня одного снимать будут? Вместе нас, обоих! Учитель и ученик. Тьфу, господи, влипли, как куры во щи!
Алешку тоже приуныл. Его узнают и Шугай, и Черешков, и бабушка Степанида. Какой же, скажут, это Лопатин, когда сразу видно — Алешка Левшин!
— Я не буду сниматься, — решительно отказался Алешка.
— Сказать легче всего! А придется, раз редакция требует. Ты пойми, — коли я учитель, то как же мне быть на портрете без ученика? Против резона не пойдешь.
— Да ведь узнают меня, Харитон Дорофеевич! — чуть не плача, сказал Алешка.
— То-то и оно. Значит, так сняться, чтобы не узнали.
— А что, если морду вымазать?..
— Так он и будет тебя чумазым фотографировать!
Некоторое время они сидели молча, Алешка вдруг вскочил и сказал, не скрывая досады.
— Эх, дурак я, дурак!
— Ты о чем?
— Да про Лопату…
— Постой, постой. И то верно! — обрадовался Форсистов. — Именно он-то нам и требуется! А ну, Алешка, сегодня не до пахоты. Пошли Кольку искать.
— А вдруг не найдем?
— Должны найти: умрем, но найдем. И запомни, Алешка: кому-кому, а тебе без Кольки совсем крышка. Ты думаешь, это Лопатин из училища сбежал? Кого ищут — его ищут? Шалишь, это тебя ищут, Левшина! А тут здрасте — портретик в районной газете. Пожалуйста, вот он самый беглец! Держи его, лови! А сыщем Кольку, все будет в порядке. Потребуют тебя, — я Кольку подставлю, потребуют Кольку, — тебя. Тьфу ты, я и то между вами путаться начинаю.
Форсистов и Алешка прямо с поля направились на поиски. Они перебрались через речку и пошли в деревню, где жила какая-то Колькина родня. Лопатина они нашли на берегу. Он ловил рыбу и был очень увлечен этим занятием.
— Здорово, рыболов, — Форсистов хлопнул Кольку по плечу. — Ловить не переловить, носить не переносить, товарищ Левшин.
Колька даже не удивился, увидев перед собой Форсистова. Он спокойно потянул удочку, насадил на крючок нового червяка и, поплевав, закинул в воду.
— Я теперь опять Лопатин, — сказал он таким тоном, словно давая понять, что все, что было с ним раньше, его уже не касается.
Харитон усмехнулся:
— Нехорошо старых друзей забывать…
— Зачем пришел? — перебил Колька.
— Дурак ты, Колька! Иль не читаешь газеты? Я знатным человеком стал, а ты спрашиваешь — зачем пришел? Да чтобы тебя сделать таким. Мы, брат, старых друзей не забываем. Пойдешь ко мне?
— А как же Алешка?
— До осени втроем поработаем. А осенью, как наперед выйду, подамся в участковые механики. Чуешь, какая рука у тебя в МТС будет? А рука тебе нужна.
Колька колебался. Черт его знает, этого Форсистова — насулит нивесть что и обманет. Нет, лучше не связываться с ним. Еще хуже будет. Но все же спросил:
— А что делать-то? На прицепе ездить?
— Часика два в день поездишь.
— А харч?
— Харч мой! Не плохой харч, спроси Алешку.
— Ладно, завтра приду.
— Смотри не обмани! У меня такое правило. За друга голову отдам, а недругу сам голову сверну.
Когда на следующий день в Черепановку прибыл фотограф газеты, Форсистов повел его в поле.
— Вот мой ученик Лопатин, — сказал он, показывая на Кольку.
— А кто же пашет вон там на тракторе? — спросил фотограф.
— Секрет, но вам, так и быть, скажу. Вы думаете, у меня один ученик? Целая школа. Забота о кадрах.
— Тогда попрошу вас и вашего сменщика на машину. Я думаю два снимка сделать. Тема такая: учитель и ученик. А потом ученик-мастер. Так сказать — сам с усам! — И фотограф весело рассмеялся.
Захватив Кольку, Харитон вместе с фотографом пошли навстречу трактору. Алешка охотно уступил свое место Лопатину и, присев на борозду, стал наблюдать за фотографом. А тот уже распоряжался.
— Вы, Харитон Дорофеевич, станьте вот здесь, а Коля пусть откроет дверцу и наклонится к вам. Экспозиция будет наполнена движением и внутренним смыслом. Так сказать, инструктаж прямо в борозде.
Однако, когда фотограф прицелился, Форсистов остановил его.
— Постойте одну минутку! Разве можно так? В грязных комбинезонах, без галстуков. Очень некультурно. Надо сначала переодеться.
— Да ведь вы в поле.
— Мы-то, верно, в поле, да портрет будет в газете! — Тут же приказал Алешке: — Жми до дому и неси Кольке свои штаны и рубашку. А еще скажи Глаше, чтобы прислала и мой костюм. А галстуков и на меня, и на Кольку захвати! Живо!
Алешка не замедлил выполнить приказание и через час натура для съемки была готова. Харитон был в восторге.
— Внимание! Прошу приготовиться! Чуть-чуть поправьте галстук! Вот так! Не смотрите на меня! Готово. Нет, еще раз! Перестрахуемся. Все в порядке.
Наконец съемка была закончена, фотограф уехал, и жизнь в шалаше потекла спокойно, деловито, где каждый не проявлял особой любви к другому, но понимал, что в его интересах жить со всеми сошалашниками тихо и мирно. Но при всей заинтересованности в мирном сосуществовании мальчишки нет-нет, да и поддевали друг друга.
