Вильям Козлов - Президент Каменного острова
Человек в брезентовой куртке что-то рассказывает. Ему лет пятьдесят. Голова большая, коротко остриженная. Возле носа — глубокие морщины. Пламя костра пляшет на его лице, глаза прищурены. Я вижу, как двигаются его губы, но слов пока не слышно. Мне очень хочется услышать, что рассказывает этот человек. Я толкаю Гарика в бок и осторожно ползу на животе к костру. Спина ближайшего ко мне мальчишки метрах в семи. Рядом сидит кто-то большой. Спина весь костёр загородила. Я слышу, как стучит моё сердце. Вот Сорока поднял голову и через костёр посмотрел на меня. Я даже дышать перестал. Но Сорока видеть меня не мог. Я находился в тени, а он на свету. И потом, ему мешал костёр. Сорока сунул палку и стал шуровать. Искры столбом взметнулись в небо. Затрещали сучья.
Человек в брезентовой куртке рассказывал:
— …Второй самолёт сбил я. В этот вылет на нашем счету было три «мессершмитта». Мою машину подбили, еле до аэродрома дотянул… Не успели позавтракать, как снова команда: «Воздух!» Налетели на наш аэродром «юнкерсы». Одна бомба угодила в бензовоз. Дым, огонь! Виктор первым побежал к своему самолёту. А сверху сыплются бомбы, пулемёты строчат. «Юнкерсы» ревут над самой головой. Проносятся на бреющем. Виктор успел добежать до своего «ястребка». Как сейчас вижу: бежит и на ходу доедает бутерброд со свиной тушёнкой. Подивился я его храбрости… Да-а, так вот, вскочил он в машину — и в воздух. В общем, на наших глазах трёх «юнкерсов» сбил. За этот бой наградили его орденом Ленина. — Рассказчик замолчал, глядя на огонь. Мальчишки смотрели на него, ожидая, что он станет рассказывать дальше. Но бывший лётчик вздохнул и произнёс:
— Больше мы с ним не встречались. Меня ранили в голову. В авиацию врачи вернуться не разрешили: заработал это чёртово головокружение! На высоте терять память стал. Чуть машину не угробил. Распрощался я с авиацией, а про Виктора слыхал из газет. Он под Ленинградом отличился. Там и дали ему Героя Советского Союза. А я был направлен в авиационное училище и там обучал теории лётного дела молодое поколение… А недавно ушёл на пенсию. Вот такие дела, мальчишки!
Большая спина мешала мне. Я готов был еловой шишкой запустить в эту спину. И потом, она мне показалась знакомой… Это спина взрослого человека.
— Кто это? — шёпотом спросил я Гарика.
Он пожал плечами.
Бывший лётчик спросил:
— Ну, а как у вас дело продвигается?
Сорока пошевелил палкой красные угли, вздохнул:
— Во все детдомы написали, нет такого… Может быть, у него другая фамилия?
— Много лет прошло…
— Маленький мог забыть свою фамилию, — ввернул словечко Коля Гаврилов. Он примостился рядом с Сорокой. Я его сначала и не заметил. Из-за этой спины. Коля лежал на животе, лишь одна голова виднелась. На щеке красный отблеск.
Я понял, о чём речь. Этот лётчик, очевидно, старый знакомый ребят, знал того самого человека, внука Смелого, после гибели которого сын убежал из дому. Ребята вот уже год его разыскивали. Да разве найдёшь? Страна такая огромная, а тут один человек. Мальчишка какой-то.
Гарик дышал мне в самое ухо. Но двигаться было опасно, и я терпел. Он тоже слушал лётчика и, наверное, ничего не понимал, так как не знал истории про Смелого и его внука.
Спина пошевелилась и сказала удивительно знакомым голосом:
— Мальчика кто-нибудь усыновил…
Вот это сюрприз. Спиной ко мне сидел не кто иной, как мой собственный отец. Куст, за которым я прятался, мешал мне его разглядеть. Сидит себе у костра, прохлаждается. И нам ничего не сказал. Отец называется! Ещё хорошо, что Алёнки здесь нет, она бы сейчас такой шум подняла.
Гарик тоже узнал отца. Он толкнул меня в бок и неслышно засмеялся. Я всё-таки не выдержал: нащупал сухую шишку, их тут полно валялось, и, отодвинув ветку, бросил в отца. Шишка попала в спину. Отец повернул голову, но ничего не сказал. Подумал, что с сосны свалилась. Или жук ударился.
Гарик щипнул меня и показал кулак.
— Уха-то, наверное, готова? — спросил лётчик.
Рыжий Лёха полез деревянной ложкой в котёл. Пока нёс ложку ко рту, на кого-то капнул, мальчишка вскочил на ноги и стал тереть под общий смех обожжённое место.
— Телячьи нежности, — пробормотал Лёха и, подув, протянул ложку лётчику. Тот попробовал, улыбнулся:
— А лук?
— Эх, забыли! — с сожалением сказал Лёха и бросился в дом. Вернулся он быстро. Сев в сторонке, стал чистить ножом две крупные луковицы. Он их далеко держал от себя, но скоро в глазах заблестели слёзы, он чихнул. Нарезав лук, бросил в котёл.
— Двойная? — спросил лётчик.
Лёха кивнул и снова запустил ложку в котёл. На этот раз сам попробовал и снова побежал в дом. Вернулся с большой деревянной солонкой. Взглянул на лётчика, спрашивая его согласия, тот кивнул. И тогда он всыпал в котёл полную ложку соли. От котла потянуло в нашу сторону таким вкусным запахом, что у меня слюнки потекли. Гарик тоже облизывался. Лёха и Вася Островитинский сняли котёл с костра. Осторожно поставили в специальное углубление на земле. Появились деревянные и алюминиевые ложки, две буханки хлеба. Ели прямо из котла. Сначала хлебали жижу, а потом вылавливали крупные разварившиеся куски рыбы. Отец тоже уписывал уху за обе щеки. И похваливал.
— Полмесяца у нас поживёте? Как в прошлом году? — спросил Коля.
— Одну неделю, — ответил лётчик. — У меня путёвка в санаторий.
— Все мои болезни здесь побоку, — сказал отец.
— Рыбачите?
— Сын с дочерью увлекаются…
— Они места не знают, — сказал Коля.
Лётчик положил ложку рядом с котлом и сказал:
— Давайте завтра на зорьке?
— А почему бы не съездить? — ответил отец.
— Отправляйтесь к Щучьему острову, — посоветовал Сорока.
Куст хлестнул меня по глазам, кто-то горячо задышал в ухо, потом лизнул в щёку. Я оглянулся и носом к носу увидел коричневую звериную морду. Охнув, я вскочил и бросился куда глаза глядят. Я уже не думал о том, что меня кто-то слышит. Ветви лупили меня по лицу, под ногами трещали сучья. А вслед за мной кто-то гнался и тоже шумел на весь лес. Совершенно неожиданно я выскочил на поляну и увидал колодец, через который мы сюда попали. И только здесь я остановился и перевёл дух.
Затрещали кусты, я метнулся к колодцу, намереваясь спуститься, но тут увидел Гарика. Это он, оказывается, бежал за мной.
— Живого медведя видел! — тяжело дыша, сообщил он.
— Он меня лизнул, — сказал я.
И только тут я сообразил, что это был Кеша. Наверное, узнал меня и решил разжиться сахаром.
— Ничего себе, — сказал Гарик. — По острову медведи разгуливают…
— Это Кеша, он маленький… Здесь живут лоси. Серёжа и Борька.
— Ноев ковчег, — сказал Гарик, заглядывая в колодец.
Мы спустились в грот и позвали Алёнку. Зашевелились камыши, закрывающие вход в пещеру, всплеснула вода, и в дыре показался нос нашей лодки.
— Украдём медвежонка? — сказал Гарик.
— Я часы потеряла, — сообщила Алёнка.
— Где?!
— Вон там, — неопределённо махнула рукой Алёнка. — Ремешок расстегнулся, и они — буль-буль.
Эти часы Алёнке подарил отец в день рождения. Она их очень любила.
— Завтра всё тут обшарим, — сказал Гарик.
— Я не сразу сообразила, что это упало в воду, — рассказывала Алёнка. — Посмотрела на руку, а часов нет.
— Найдём, — сказал Гарик.
Алёнка так расстроилась, что забыла спросить, что мы увидели на острове.
Глава тридцать вторая
— Вот здесь, — сказала Алёнка, ткнув пальцем в воду.
Гарик свесился с лодки, посмотрел на дно.
— Да-а… — сказал он.
— Меня укусил комар, я подняла руку и ударила его, в этот момент часы и упали.
— Куда комар укусил? — уточнил я.
— В щёку. — Алёнка похлопала себя по щеке. — В эту.
— Надо искать здесь, — ткнул я пальцем в другое место.
— А может быть, лодка была в другом месте? — спросил Гарик.
Алёнка посмотрела на остров, наморщила лоб.
— Темно ведь было, — сказала она.
Гарик не спеша пристегнул ласты, надел маску, взял трубку в рот. Он стал похож на огромную лягушку. Помахав нам рукой, прыгнул в воду. Немного поплавав, он сделал вдох и нырнул. Я видел, как в озёрной прозрачной воде мельтешили его ноги в ластах. Вот он коснулся рукой дна и сразу исчез в облаке жёлтой мути. На поверхность стали выскакивать большие белые пузыри. Вода заволновалась. Вынырнул Гарик. Покачал головой и, отдышавшись, снова опустился на дно…
Гарик лежит на корме. Грудь его часто поднимается и опускается. Одна рука свесилась с лодки. Как у неживого. Не нашёл Гарик Алёнкины часы. С час нырял он на дно, пока не выбился из сил. Алёнка стала уговаривать, чтобы он бросил эту затею. Зарылись часы в ил, теперь не найдёшь их. Гарик только мотал головой и снова погружался в воду. Последний раз он долго не показывался. Я уж подумал, не захлебнулся ли он. А когда вынырнул, то еле забрался в лодку. Он сказал, что на глубине вода холоднее. Ручьи там какие-то бьют.
