Собрание сочинений Яна Ларри. Том третий - Ларри Ян Леопольдович

Как-то очень незаметно я подружилась с Пыжиком, подружилась не хуже, чем с Валей, хотя первое время ужасно переживала эту дружбу. Не так ведь легко в нашем классе дружить с мальчиками, а мальчикам — с девочками.

Оглядываясь назад и припоминая все, что подружило нас, я прихожу к заключению, что сблизил нас все-таки Нептун — гроза морей и его четыре товарища, заставив пятерых отважных и смелых пережить удивительные приключения в аллеях парка и такие ужасные минуты в зарослях сирени у памятника Зои Космодемьянской. Помню, когда мы…

Но не будем обгонять собственную тень, как говорит дядя Вася. Уж лучше расскажу все по порядку, тем более что делать сегодня нечего.

За окнами моросит противный мелкий дождь. Улицы мокрые, неуютные, тротуары затянуты мутными лужами. Над городом низко висит серое небо. Холодный ветер посвистывает в пролетах улиц.

В такую погоду только и сидеть дома да вспоминать.

И вот я сижу и вспоминаю, пересыпая в памяти, как теплый песок в руках, все оставшиеся позади и радости и огорчения, Мне хочется писать сегодня о том, что теперь уже всегда будет прошлым, о том, что в то время было ужасным и горьким для пятерки смелых и отважных, а вот сейчас стало только забавным, смешным ребячеством.

Когда становишься серьезнее, прежние детские огорчения могут лишь позабавить и лишь чуть-чуть взволновать, как волнует все оставшееся далеко позади.

Я хочу рассказать сегодня историю Нептуна и его бородатого экипажа потому, что в моих воспоминаниях оно останется навсегда как самое большое событие шестого класса.

Я закрываю глаза и вижу зеленую решетку парка Победы. Вся экспедиция столпилась перед входом в парк; Марго стоит с открытым ртом, Нина беззаботно улыбается, Пыжик смотрит на всех строгим взглядом начальника экспедиции, Валя взволнована, и только один Джульбарс сладко зевает.

Но вот Пыжик строго взглянул на часы.

— Точность, — сказал он, сдвинув сурово брови, — самое главное в таких делах. Мы пришли даже на восемнадцать минут раньше! Но лучше прийти пораньше, чем опоздать на секунду. — Он отступил на шаг, скрестил на груди руки. — А теперь пусть каждый спросит себя: как дело с нервами? Учтите, сейчас еще не поздно отказаться от экспедиции.

Мы досмотрели друг на друга: неужели среди нас найдется хоть один трус?

Пыжик помолчал немного, но так как никто не сказал ни слова, он поддернул деловито брюки и скомандовал:

— За мной!

Приключения начались сразу же, лишь только мы подошли к фонтану, где стояла, словно поджидая нас, Инночка Слюсарева. Задумчиво поглядывая на кипящий столб воды, она полоскала в воде пальцы, как будто собираясь искупаться в бассейне.

Но о ней придется сказать тут несколько слов, потому что встреча с Инночкой имела самые неприятные последствия для экспедиции. Позже вся пятерка смелых и отважных говорила, вздыхая:

— Если бы тогда мы не встретили эту Слюсареву, — все осталось бы нашей тайной и никаких неприятностей у нас бы не было.

Скажу сразу: Инночка Слюсарева — самая удивительная девочка в классе. Не наружностью. Нет! Наружность у нее ничем не примечательная. Небольшого роста, худенькая, белобрысая, она отличается от всех других девочек только бровями, похожими на две запятые. Ну, и глаза еще. Они у нее такие, словно удивилась она однажды, да так и осталась на всю жизнь удивленная.

Характер у нее просто железный. Я никогда еще не видела ее плачущей. А ведь сколько пролито под крышей школы девчоночьих слез, сколько двоек тут полито горючими слезами! Если бы собрать все наши слезы в одно место, получилось бы такое слезохранилище, которое было бы вполне пригодным для лодочных соревнований. Помню, поставили ей как-то единицу за домашнюю работу, а она только хмыкнула и сказала равнодушно:

— Подумаешь! Да я сама знала, что не получу больше.

— И тебе не обидно?

— Мне? При чем тут я? Пусть переживают единицу папа и мама. Они вчера пригласили столько гостей и так долго справляли мой день рождения, что мне просто было негде и некогда готовить уроки.

Наши девочки с шестого класса, а некоторые с пятого и даже с четвертого класса, уделяют много внимания своей одежде, вплетают в косы умопомрачительные банты, устраивают немыслимые прически, прыскаются духами, стараются быть не просто чистыми, а блестящими, сверкающими, сияющими. А вот Инночка глубоко равнодушна к этому.

Я сказала ей однажды:

— Ты же девочка, а ходишь, как мальчишка. Платье у тебя помятое, ботинки нечищеные, бант торчит в косе, будто это носовой платок, а не бант.

— Подумаешь! — передернула плечами Инночка. — Что ж я, по-твоему, экспонат для выставки? У меня все чистое! И ботинки чистые, только не блестят. Ну и пусть. Я же не кастрюля, чтобы блестеть.

Как-то она измазюкала свое зимнее пальто не то в меле, не то в известке.

Я сказала:

— Зайдем ко мне почиститься. Неудобно же тебе идти домой в таком виде.

Инночка фыркнула носом:

— Вот новости! Подниматься к тебе на десятый этаж? Зачем? Прыгну с крыши в снег — и порядок! Подержи портфель.

Она подбежала к гаражу школы, залезла на крышу и сиганула оттуда в снежный сугроб.

— Всего и делов-то! — отряхнулась она. — Снег лучше всего чистит! Пошли!

Инночка ни с кем не дружит в классе, но ни с кем еще никогда не ссорилась, ни с кем не поругалась за шесть лет. А такое не часто встретишь в школе. Все ребята и дружат и ссорятся, а нередко не разговаривают друг с другом месяцами.

Учится она не хуже Тани Жигаловой. Но рассеянная до смешного. И с ней всегда приключаются какие-то истории. То она решит не ту задачку, то вообще позабудет выполнить домашнее задание, а то потеряет тетрадь, учебник или дневник.

— Ну, и потеряла, — зевает она. — Ну, и пускай. Искать не буду. Ничего хорошего в моем дневнике не было. А теперь в новом дневнике будет все по-новому. Может быть, в миллион раз лучше, чем было.

Ребята спросили ее однажды, кем она хочет быть, куда думает поступить после школы. Что собирается делать?

— Лаять! — не задумываясь, ответила она.

Мы засмеялись, но Инночка сказала с самым серьезным видом:

— Ничего смешного! Лучше меня и сейчас никто в Ленинграде не лает. Свой талант я не собираюсь зарывать в землю.

Мальчишки засвистели, стали ее одергивать (у нас всегда дергают тех, кто заврался).

— Нечего меня дергать! — сказала Инночка. — Уж я-то знаю, как нуждается в таких специалистах радио. Называются они имитаторы. По телевидению ни одна детская передача не обходится без собачьего лая. Но что это за лай? Разве так по-настоящему лают? Жалкая брехня у них, а не лай собачий. За собак краснею, когда слышу, как лают по радио и по телевидению.

А на другой день сама же смеялась над своей выдумкой.

Когда мы подошли к фонтану, Инночка, взглянув на нас, радостно закричала:

— Девочки! Несчастье! Стихийное бедствие!

Ну, не странная разве? Кричит о несчастье, а сама сияет, будто пятерку по арифметике получила.

— Какое несчастье? — кинулись мы к ней. — Что случилось?

Она протянула к нам руку, разжала ладонь, и мы увидели на мокрой ладони кожаный бумажник желтого цвета, чем-то туго-претуго набитый, почти круглый.

— Что? Что это? — взволнованно спросила Валя.

— Деньги! — просто сказала Инночка. — Понимаете? Обыкновенные деньги! Нашла уйму денег! Вот! Смотрите! — И, облизав языком губы, раскрыла бумажник.

Мы так и ахнули.

В нем было столько денег, что Марго даже взвизгнула.

— С ума сойти! — закричала она. — На все, на все хватит! И на мороженое и на конфеты.

— Определенно! — согласился Пыжик. — Тут даже на сотню тортов хватит. Но давайте серьезно. Ты где же нашла такую уйму денег?

— Там! — Инночка мотнула головой в сторону большого пруда. — Около скамейки… В траве. — Она повертела бумажник в руках и сказала, волнуясь: — Я сидела, и он сидел. На одной скамейке. Вон там. Просто сидели. От нечего делать. Потом он схватился руками за сердце и упал со скамейки на землю. Потом потихоньку начал говорить: «Врача, врача!» А где же я могла взять врача? Правда, я тоже стала звать врача и кричать, пока не прибежала толстенькая тетенька. Ну, она взяла у него руку, немного подержала и покачала головою. Вот так.