Николай Кузьмин - Где найдёшь, где потеряешь (Повести)
— Унес, унес… Заладил! Да другой-то на твоем месте…
— Ну баста! — вдруг решительно грянул отец, и у него задергалась щека, угрожающий признак.
Мать, обомлев, умолкла, а Ромка вышел из комнаты, чтоб не услышать большего, почтение к родителям в целости сохранить.
Потом Андрей Романович ездил в экспедицию, потом электросварщиком работал. Последним местом, куда устроился наспех и вынужденно, стала мастерская по ремонту металлоизделий. Зарабатывал он теперь не шибко, но был, как ни странно, доволен. Мать — нет.
— Умные люди на твоем положении… — заводила она не раз.
— Халтурщики это, рвачи, хапуги — вот их ум! — кипятился Андрей Романович. — Их ум за счет совести разжирел! Человек старый чайник несет, замок испорченный в ремонт — не богатей, видать, перебивается только. А ты… А мне с него шкуру спускать, что ли?
Посещая иногда полуподвальное заведение отца, Ромка бывал свидетелем его непрактичного доброхотного произвола.
— Сколько с меня? — спрашивал клиент, забежавший ради секундного подпила ключа или другого пустяка по слесарной линии.
— Да ничего, — улыбался отец.
Люди не сразу понимали копеечную щедрость мастера, топтались в сомнении, ждали подтверждения бескорыстности. Зато потом, удостоверившись, светлели, улыбались ответно, произносили традиционное «спасибо» не только голосом, но и чувством. Отец подмигивал Ромке:
— Видал? Такого за рупь не купишь. Эх!..
Когда Волоху-младшему пришла пора обосноваться во взрослой жизни, он не кинулся на штурм вузовских дверей. Наперекор матери, которая лелеяла мысль протолкнуть сына в инженерное звание, Ромка внезапно решил податься в рабочий коллектив. Отец, конечно, одобрил:
— Давай, давай! Нет почетней должности, чем рабочий. Захочешь потом учиться — учись на здоровье. Но прежде, чтоб человеком стать, надо понять труд физический, да и вообще…
Лишь узнав, что и Наташа, будущая невестка, не ломится в институт, а в швейное производство ученицей настроилась, да еще сочтя за аргумент, что нынешний пролетарий по заработку инженера перещеголять может, мать дала свое неохотное благословение Ромке. Так стал он рабочим — фотокопировщиком, размножителем печатных форм.
Обычно они улыбались при встрече, едва завидя друг друга, и чем короче становилась разделяющая их дистанция, тем шире, глупее, до обоюдного смущения расползались счастливые губы — хоть маскируй платком. Но сегодня Ромке не надо было запирать свои чувства на засов наружного равнодушия. Потолкавшись у входа в ателье, он дождался Наташу понуро, улыбка не получилась сама собой. Видя это, и она загасила свою тревогой, но сказала шутливо:
— «Печальный демон, дух изгнанья…». Опять физику приобрел?
— Ничего особенного, — невпопад ответил он. — Просто надо обдумать. Понимаешь, палка о двух концах…
С места в карьер, спеша, будто прижатый регламентом, поведал Ромка о разговоре на производстве, затем в панике умолк. Не очень поняв, Наташа спросила:
— И что же? Ты что-нибудь придумал?
— Придумал, конечно.
— Так в чем же дело?
— А вот в том. Как ему скажешь такое?
— Какое?
— Ну — не согласен. Мол, хочу работать изо всей силы. Да ты уж сама знаешь, что у меня на душе.
— Верно, — подтвердила Наташа, — могла бы и не спрашивать. Ты у нас неотступный, неподкупный, несгибаемый… лом. Чур, без обиды! А как сказать? Наверно, с пафосом… Ой, гляди-ка! — перехватила себя на полуфразе. — Гляди: чучело, вот так да!
Мимо двигалось загадочное в смысле пола существо без шапки и с кудрями по плечам, в женской дохе и с мужской походкой. Наташа обалдело провожала его взглядом.
— Ах как интересно, — с обидой буркнул Ромка.
— Но ведь и правда, — веселым голосом подначила она.
— Что ж, переключимся?
— Не злись, продолжай.
— Кто о чем, а грязный о бане…
Наташа остановилась.
— Гениально. А дальше?
— Дальше некуда, оглобли не пускают.
— Ну говори, говори.
— Что говорить? Старая-старая сказка. Чужую беду руками разведу. Даже в такой трудный для меня день пялишь глаза по сторонам! Эгоистка ты после этого.
Наташа вздернула нос, приспустила ресницы, губы поджала.
— Когда осознаешь и будешь в норме, — высокомерно отчеканила, — придешь с извинениями. Адрес тот же. Пока!
Он осознал тотчас, хотел было извиниться, но упрямый язык заколодило во рту. Надеясь на несбыточное (знал по опыту прежних размолвок), Ромка метал вслед уходящей Наташе бессловесную телепатическую мольбу: остановись, ну оглянись хотя бы! Помчаться вдогонку не пожелали своенравные ноги. Наташа не бросила повода к замирению — не повернула головы. И когда ее вязаная красно-белая шапочка перестала мелькать в бесцветном столпотворении десятков шляп и лиц, когда крайний момент оказался потерян, Ромка в сердцах произнес:
— В самом деле эгоистка. Покинуть сейчас!.. Нет, пусть сама осознает, придет первой. Почему всегда я? Разве это любовь?
— Вы мне? — задержался на бегу какой-то гражданин.
— Себе, — недружелюбно зыркнул Ромка.
— Бывает, — сказал еще гражданин. — Простите, не хотел…
Непредусмотренный конфликт выбил Ромку из колеи, он затомился: что ж теперь делать? На грех или на удачу столкнулся вскоре неподалеку от своего дома с Галкой-беленькой, которую поминали «кустари». Думал прошмыгнуть мимо, но она окликнула:
— Привет, Румынчик! Что это тебя не видно?
— Работаю, — буркнул он.
— Все работают. Я тоже работаю и гулять успеваю.
Он слегка заинтересовался:
— Где? Кем?
— Неважно, — отмахнулась Галка. — Не по призванию, как говорится. Но деньги имею дай бог! Ты про себя лучше скажи. А, Румынчик?
Ромка не ожидал от этой встречи ничего хорошего, потому что прежние отношения с Галкой мнились ему чем-то нечистыми, лицедейными, с вероломством внутри. Она причалила к его жизни в неопределенный, вздорный период. Тогда он был в продолжительной ссоре с Наташей, предполагал расстаться навеки, не слушая лепета непереболевших чувств. Но время поставило все на свои места. А Галка — эпизод, как и он для нее, — сама говорила. Вот и замуж выходит…
— Видела Таньку, — тараторила тем временем она, — закачаешься! Какие у нее сапожки! И сумочка ручной работы…
Нет, не было резона Ромке вновь навстречу сомнительной дружбе идти. Однако и улизнуть от простого общения он не осмелился. А тут его еще и осенило вдруг.
— Постой-ка! — ошарашил он Галку внезапной живостью. — Скажи честно: ты пошла бы против напарников по работе, если б тебе за это в месяц добавочных сто рублей?
— Ни за какие деньги! — воскликнула она, зная наверняка, чем угодить Ромке.
— А если б тебе хотелось вкалывать от души, а они просят бездельничать. Как тогда? Только честно.
— Не понимаю, — Галка состроила лукавые глазки. — Видимо, это большой разговор. Хочешь, зайдем ко мне. Посмотришь, как я теперь. Своя келья, родители потеснились. Зайдем? И поговорим.
Ну кто на его месте не пожелал бы профланировать с девушкой, причем весьма красивой и модной? Кого напугало бы многозначительное приглашение быть гостем в изолированной келье старой знакомой? А вот Ромка опять располовинился, забуксовал, смутясь.
— Вообще-то я занят сегодня…
— Дурашка! Ведь ненадолго, — уже в спортивном азарте пленяла Галка. — Или ты боишься своей Наташи? Неужели она…
— Идем, — сказал Ромка. — Ничего я не боюсь, идем.
Он бывал здесь и раньше, но теперь Галкина комната претенциозно видоизменилась. Сидя на низкой тахте перед карликовым столиком, Ромка высматривал приметы прошлого и не находил их ни в антураже, ни в самой хозяйке девичьего райка. Мебель-то, мебель! Откуда выкопала? Парфюмерии целая батарея. На стенах — шикарная чеканка, картина абстрактная, экзотические маски из черного дерева, кажись…
— Нравится? — ревниво спросила Галка.
— Ничего себе. Будуаром пахнет.
Она рассмеялась:
— А ты его нюхал, будуар? — И небрежно, точно само собой, предложила церемонию. — Сперва по коктейлю. Сейчас я такой сочиню — закачаешься, Румынчик!
Пока она производила алкогольную мешанину возле бара, где, множась в зеркалах, толпилось нахальное полчище бутылок, Ромка украдкой вглядывался в наружный, перекроенный облик приятельницы. Да, изменилась, это уж точно… Веки в «живописи», лакированные ногти, пепельная прическа, хотя недавно беленькой была. И обмундирована непривычно: джинсовая сверху донизу, на ногах то ли обувь, то ли подставки, чтоб роста набрать.
— Ну вот, — смакуя роль светской дамы, воскликнула Галка, — готово! Коктейль «Гризли». По рецепту одного моряка.
