Владислав Крапивин - Нарисованные герои
– Всё, – сказал он.
Виталька немного обиделся: зачем было спрашивать, если все равно щелкнул украдкой. Борис это заметил.
– Не дуйся. Все будет отлично.
– Я не дуюсь, – хмуро отозвался Виталька. – Просто времени у меня нет. Домой надо, а без хлеба нельзя.
– Неприятности будут?
– Разговоры будут: «Вместо того, чтобы все сделать вовремя, где-то бродишь…»
Борис шагнул к Витальке и глянул на него весело и пристально:
– Несчастный человек! «Вместо того, чтобы…» Значит, и тебе говорят такие слова?
– И вам? – удивился Виталька.
– Всю жизнь.
– Я еще маленький, – сказал Виталька. – А вы-то не маленький. Кто вам может так говорить?
– А все кому не лень! – как-то слишком охотно объяснил Борис и сел рядом. – Кондукторы в троллейбусе, начальники на работе, родная уважаемая сестрица дома. Она – особенно часто… У тебя нет старшей сестры?
– Есть. Но у меня хорошая сестра, – ревниво сказал Виталька. Ему уже не нравился взрослый разговор. Зачем незнакомый Борис про все рассказывает?
– Ну, и моя сестра, видимо, неплохая, – усмехнулся Борис. – Просто нам нравятся разные вещи. Например, вчера она сказала: «Вместо того, чтобы купить новый пиджак, ты истратил ползарплаты на дурацкую трубу…»
– Вы играете на трубе? – оживился Виталька. Он очень любил, когда играют оркестры. Особенно ему нравились чистые звуки труб – ясные, как человеческие голоса.
– Да нет, – сказал Борис. – На ней не играют. Это зрительная труба. Сорокакратный телескоп, вещь не для оркестра.
– Для планет? – напряженным голосом спросил Виталька.
– Вот именно. Планеты в него хорошо разглядывать.
– И Луну?
– Луна как на ладони. – Борис покачал растопыренной пятерней, словно взвешивал в руке лунный шар.
Почти шепотом Виталька сказал:
– И кратеры… видно? – Лунные кратеры снились ему две ночи подряд.
– Да… И кратеры, – медленно произнес Борис. – А ты никогда не заглядывал в телескоп?
Виталька помотал головой. И, наверно, он очень выразительно смотрел на Бориса.
– Хочешь? – спросил Борис.
Виталька кивнул. Не стоило отпираться. Очень уж хотелось посмотреть, и Борис это все равно понимал. Он задумчиво прищурился и прикусил губу.
– Да… Но что же нам делать? А, вот что! Сегодня в полдесятого приходи прямо сюда, к этой скамейке. Приду и я… Ты сможешь?
– Смогу, – сказал Виталька переглатывая от волненья.
– Отпустят тебя так поздно? Раньше нельзя: не успеет стемнеть.
– Отпустят. Я и до одиннадцати бегаю иногда.
– Ровно в девять тридцать, – повторил Борис и поднялся. И снова заметил Виталька в нем, большом и не очень складном, какую-то цепкость движений.
Борис глянул на часы.
– Смотри-ка, за разговором и время прошло. Пять минут до конца перерыва. Идем?
– Да, сейчас, – сбивчиво сказал Виталька. – Только я хочу спросить…
Он чувствовал, что может вопросом испортить все дело, но удержаться не сумел: очень многое было непонятно.
– Значит, вы специально это всё… чтобы мне показать… телескоп сюда потащите? – проговорил он.
Борис стоял, играя фотоаппаратом. Прямой, высокий, серьезный.
– Виталька, – сказал он. – Я объясню, пожалуй… Вот какое дело. Когда я был ростом и годами вроде тебя, мне очень хотелось увидеть планету Сатурн. На картинке я ее часто видел – такой красивый шарик с кольцом. А мечтал посмотреть на настоящую. Один раз узнал, что в школе десятиклассники наблюдают Сатурн в телескоп. Пробрался в физический кабинет. Конечно, меня первым делом решили вытурить, а я, честно говоря, пустил слезу. Учитель добрый попался, оставил. Говорит, вставай в очередь, посмотришь. Только такой я невезучий: подошла очередь, а Сатурн в тучу залез. А туча большая. Пришел я домой и полночи ревел в кровати… Интересная история?
– А дальше? – сказал Виталька.
– А дальше все как по нотам: стал мечтать о своем телескопе. Сделать пытался, да нужных стекол не было. И уменья тоже… А недавно увидел трубу в магазине, ну и вот… Должна же когда-нибудь мечта исполниться. Сижу теперь у окна по вечерам и радуюсь. Только одному радоваться скучно. Вдвоем гораздо лучше. Ясно?
– Конечно, ясно, – сказал Виталька немножко виновато. – Я только думал, что у вас, может, времени нету…
– Времени у меня как раз, как у отпетого тунеядца, – опять помрачнел Борис. – Моя работа зависит от одного товарища по фамилии Воронцов, который живет в вашем доме. А этому товарищу пришла фантазия уехать в Москву без предупреждения.
– Это Машкин отец! – догадался Виталька. – Вы ее, может, видели у подъезда? Толстая такая… и вредная.
– Девчонки вообще вредный народ, – задумчиво произнес Борис. – Я их, по правде говоря, боялся до ужаса, когда маленький был. Лупили они меня при каждом удобном моменте. До тех пор, пока я не придумал выход…
– Какой? – излишне торопливо сказал Виталька.
– Да очень простой. Только догадаться надо. Однажды вышел я из себя, плюнул на свои страхи и налетел на них, как конница Чингизхана. Один на четверых. Оказалось, что главное – это разозлиться как следует. Тогда среди них паника начнется и больше не сунутся, близко не подойдут… Ну вот, ровно два часа. Идем.
– Идем, – сказал Виталька. А в груди у него рос холодок от предчувствия многих событий.
4
Борис вошел в свою комнатку и бросил на диван аппарат. Створки окна оказались закрытыми. Солнце било сквозь стекла и ложилось на светло-желтый пол тремя блестящими прямоугольниками. От недавно выкрашенного пола подымался липкий запах олифы. Борис шагнул к окну и толкнул раму. При этом он зацепил и опрокинул на подоконнике стакан. Сунув руки в карманы, Борис с любопытством следил, как стакан медленно катится к своей гибели.
На самом краю стакан помедлил. Потом перевалился через край и рассыпался на полу.
Сразу же послышался за дверью стук босоножек и голос Елены:
– Борис! Что ты опять разбил!
– Стакан, – с удовольствием ответил он.
– Неужели нельзя осторожнее?
– Я тысячу раз просил не оставлять в моей комнате всякое барахло.
– Господи, в кого ты такой уродился, – вздохнула Елена за дверью.
– В себя, – сказал Борис и ногой отбросил под батарею осколки.
Снова простучали босоножки: сестра ушла на кухню.
Коричневая ледериновая папка лежала на середине стола и одним своим видом портила настроение. «Чтоб он провалился, этот Воронцов», – подумал Борис.
Он сел к столу и потянул папку к себе. «Может, попробовать хотя бы общий план набросать?» Борис развязал тесемки, отбросил исписанные листы и отыскал нужную страницу. «К вопросу об эффективности новых конвеерных линий на Т…ском консервном комбинате…» Какая к чертям эффективность, если одна линия до сих пор не налажена, а со второй Воронцов мудрит и не дает сведений! Да еще в Москву укатил, не предупредив. Подумаешь, научное светило…
Приоткрылась дверь, Елена просунула голову.
– Вместо того, чтобы бить стаканы, ты не мог бы помочь мне провернуть мясо в мясорубке?
Она еще острит!
– Я работаю, – сказал Борис не оборачиваясь.
– Но на десять минут можно, наверно, оторваться?
– Можно, но это на десять минут затянет работу.
– Неужели твоя работа важнее всего на свете?
– Нет. Но котлет и мясорубки она все-таки важнее.
– С тобой невозможно разговаривать…
– Разве я просил со мной разговаривать?
Елена молчала, что-то обдумывая. Борис почувствовал, что, если она скажет «вместо того, чтобы…», он разобьет не стакан, а часы или шкаф.
– Работал бы по вечерам, вместо того, чтобы с игрушками возиться, – сказала она.
– Закрой дверь! – с металлическим звоном произнес Борис. Елена убрала голову.
– Ненормальный, – сказала она в коридоре.
Станешь тут ненормальным!
Борис оттолкнул папку и ушел из-за стола. Лег на диван. Под бок ему попал фотоаппарат, но Борис не пошевелился.
Раздражение постепенно угасало. Несмотря на все неудачи, было сегодня и что-то хорошее. Воспоминание о нем прогоняло досаду. Хорошее – это мальчишка с большой клеенчатой сумкой. Он сидит на скамейке и ногой чертит на песке часы. Задумчивый и озабоченный. Лицо у него в тени, а волосы насквозь просвечены солнцем, просто горят… Человек и солнце. Интересно, как получится снимок? Но вообще-то не в снимке дело…
Ви-талька…
Как он вцепился в рукав, когда проходили мимо этих юных ведьм, карауливших его у подъезда! Вцепился и сам не заметил. «Вы какие сигареты курите?..» Однако ведь он не похож на трусливого нытика. Не похож. Иначе Борис хмыкнул бы и прошел мимо. Но злой, раздосадованный отъездом Воронцова, Борис все-таки не прошел. Почему? Ну… нипочему. Взял и остановился, вот! И хорошо. Если бы не эта встреча, день был бы совсем испорчен.
А теперь день не был испорчен.
5
Когда был ремонт, комнату белили не кистью, а распылителем. Краска оседала на штукатурке крошечными пузырьками. Пузырьки полопались, и на них остались на стенах маленькие колечки. Их много-много. Только заметить их можно, если разглядывать стену очень внимательно.
