Сильвия Раннамаа - Приемная мать
— Тогда и я буду учиться играть. Мне так хочется.
— Ты! — презрительно бросила Айна. — А кто же тебя будет учить?
— Свен, если я попрошу, — покраснела Марью. Сассь, до сих пор наблюдавшая за своей подругой со стороны, вдруг резко обернулась к Айне:
— А ты думала, что только ты одна можешь научиться? Фу! — И снова к Марью: — Вот именно, научись. Покажи этой задаваке! Только чтобы никаких там опер. Может, еще и я буду учиться. Не знаю еще... — заявила она в заключение, важно нахмурив брови.
Итак, пианистов хоть отбавляй! Только вот пианино пока еще нет.
ЧЕТВЕРГ...Сегодня утром, по случаю новой четверти, директор устроил традиционное общее собрание. Говорилось об учебе в прошлой четверти, о лучших классах, о передовых учениках в каждом классе, об отстающих и т. д.
Среди групп на первом месте по-прежнему были мальчишки из седьмой, а на втором (на том, где приходилось бывать и нам) опять мальчишки из девятой. И только на третьем месте — мы. Но это совсем не так и плохо, потому что за нами еще целых девять групп. Вдобавок нас похвалили особо. Нас поставили всем в пример за наш самодеятельный ремонт, а больше всего хвалили нашу комсомольскую группу за великолепное (это слово не мной придумано, а прозвучало в речи директора) начинание — за заботу об октябрятах и пионерах и за работу с ними.
На этом же собрании малышам до пятого класса были розданы экспонаты нашей кукольной выставки. Первой из числа детей образцового поведения была, конечно, названа наша Марью. И тут же было добавлено имя ее шефа — Весты. Из нашей группы премию получила и подопечная Лики — маленькая Реэт. Мальчиков премировали настольными играми. Когда Марью шла за подарком, я украдкой взглянула на Сассь. Она сидела с таким видом, словно вот-вот засвистит от полнейшего равнодушия, и беспечно болтала ногами.
Вечером, в группе, когда все малыши (да и старшие) склонились над куклами и громко восторгались их платьицами, пальто и бельишком, Сассь сидела в спальне. Когда я пришла взглянуть на нее, она сидела на кровати и очень старательно рисовала что-то в своей тетрадке. Я осторожно подошла к ней. Заметила, что она в этот момент трудилась над хвостом какого-то небывалого в природе зверя. У этого зверя был тыквообразный живот, лошадиная голова, коровьи рога и лисий хвост, а ноги разной толщины. Этот необычайный шедевр творился под заунывный свист. Сразу за мной в спальню вошла Марью и позвала Сассь. Сассь небрежно ответила, что у нее, мол, болит зуб, и пририсовала своему чудовищу к спине огромное крыло. Когда Марью с полуумоляющим-полуизвиняющимся видом подошла к ней ближе, Сассь судорожно свернула рисунок и ничком бросилась на кровать. И разумеется, Марью тут же разложила на ее кровати все свои награды и куклу, и все двадцать четыре вещицы из ее гардероба и всю мебель и с увлечением стала объяснять, что к чему.
Мне было жаль Сассь. Что касается хорошего поведения, тут конечно, она ничего не заслужила, но все-таки чем-то она сумела же завоевать любовь своей маленькой подруги, да и мою тоже. Теперь она лежала и не могла удержаться, чтобы не смотреть на имущество Марью. Что-то мешало ей радоваться, а что-то не позволяло выразить презрение, и получалась между подругами какая-то игра в жмурки, когда одна из них за своим счастьем и увлечением не замечала «зубной боли» другой.
Позднее, в умывалке, Сассь опять настойчивее всех напоминала девочкам, что вода, в особенности мыльная, оставляет на стенах пятна, а те, кто сам здесь ничего не делал, не хотят этого понять и постоянно брызгают и пачкают стены. На этот раз она была суровее, чем обычно. Но никому не пришло в голову напомнить Сассь кое-что из ее совсем недавнего прошлого. Даже Айна промолчала.
Сейчас Сассь уже давно спит сном праведника. Спят и остальные. Когда я вставала, чтобы взять из шкафа чернила, Марью лежала с широко открытыми глазами и щеки у нее горели, Я было испугалась. Но когда нагнулась к ней, она обхватила мою шею, и с такой невероятной нежностью прижалась к моей щеке своей мягкой теплой щечкой.
Даю голову на отсечение, что в мире нет более прекрасного света, чем два светлых огонька в глазах счастливого ребенка. Я дала ей конфету и поправила одеяло. Не успела я заправить ручку, как, взглянув на Марью, увидела, что она уже крепко спит, подложив руку под щечку, и в ямочке на ее щеке притаилась счастливая улыбка.
ПОНЕДЕЛЬНИК...После каникул идет уже вторая неделя, но я все еще не написала о том, что случилось за это время. Прежде всего (это, правда, совсем не событие, а скорее «несобытие»), Свен Пурре после каникул все еще не вернулся в школу. По слухам, он болен. Первое время я опасалась, что он до сих пор еще ждет меня около Дома искусств.
Более важное событие, конечно, что в седьмой группе мальчиков новый воспитатель. И даже мужчина. Поздравляем! Воспитательница Сиймсон сама захотела перейти окончательно в нашу группу, потому что наша прежняя воспитательница больше не вернется в школу. Похоже, что даже Тинка восприняла это доброжелательно.
Но горе и беда явились к нам в лице Мелиты, которую перевели в нашу группу. Как будто наша группа какая-то исправительная колония! Одна подготовка к этой операции была очень болезненной. Общее собрание. Совещание. Кого из нас обменять на Мелиту? Все руки дружно поднялись за Айну. Но это не прошло, потому, что Айнина мама решалась доверить свое единственное дитя заботам именно Сиймсон. По предложению воспитательницы было решено поместить Мелиту в нашей спальне. Следовательно, мы и должны были пожертвовать в обмен кем-то из нашей комнаты. Мы все восемь притихли. Кто-то из малышей назвал Сассь. Сассь вскинула голову, готовая к бою.
Нет, все-таки нет. Ни в коем случае! Это заявила не только я. У Сассь вдруг оказалось множество защитников. Даже Веста! А Сассь тем временем внимательно разглядывала стенку.
Все это было здорово, но проблема по-прежнему была не решена.
И вдруг нашелся доброволец! Марелле! Только Марелле и была на это способна. Никто не стал ее отговаривать. А все-таки это несправедливо, потому что все мы прекрасно знаем, что Марелле совсем не хочет уходить. Просто это у нее необъяснимая мания жертвенности. Почему-то у нее это выглядит именно так. Она даже додумалась нас же «утешать» — она, мол, все равно в этой группе будет только ночевать. А все остальное время собирается проводить с нами.
Было в этом что-то жалкое и неловкое. Даже Анне не нашлась, что сказать. Я сделала запоздалую попытку предложить свою кандидатуру, ведь я в эту группу попала позже других. В ответ послышались протестующие голоса: «Никуда ты не уйдешь!»
Да, но Марелле? Удивительная все-таки штука коллектив. Иногда думается, что он существует только в рассуждениях учителей и воспитателей, да еще в газетах и книгах. И вдруг он оказывается рядом и принимает решения. Единодушные решения об одном человеке! И маленькая, доставляющая столько хлопот Сассь значит для этого коллектива гораздо больше, чем готовая пожертвовать собой Марелле.
По каким законам логики все это происходит?
ПЯТНИЦА...Сегодня вечером, когда Сассь, пряча что-то под фартуком, пробиралась в комнату, мне стало сразу ясно, что она замышляет что-то необычное. Я стала потихоньку наблюдать за ней.
Сассь стремительно направилась к девочкам, игравшим в своем уголке. Там в это время играли в демонстрацию мод. Казалось, на этот раз Сассь решила принять участие в игре. Однако она остановилась за их спинами, переступая с ноги на ногу, и бесконечно вертелась, словно от долгого стояния могла заржаветь.
Это продолжалось до тех пор, пока Марью ее заметила и, посторонясь, позвала играть.
Сассь покачала головой, но тут же заявила: «Покажи, пожалуйста, то розовое платье, с оборками». Это «пожалуйста» и выражение лица Сассь предвещали что-то необычайное. Марью явно обрадовалась приходу подруги и принялась терпеливо рыться в коробке, отыскивая самое нарядное платье своей куклы. Когда она через плечо протянула Сассь это платье, в ее лице было что-то тревожное, словно ей хотелось о чем-то предупредить ее, но чувство такта удерживало от этого.
Сассь взяла розовое платьице и, разглядывая его со всех сторон, деловито заметила:
— Оно же совсем мятое. Хочешь, я поглажу?
— Да нет же, — Марью часто захлопала ресницами, — после выставки она его ни разу не надевала.
— Ну, если тебе жалко, тогда дай другое. Я хочу погладить.
Марью бросила на свое имущество быстрый, растерянный взгляд и выбрала простое клетчатое платьице. Сассь почти на лету схватила его и как-то торжественно и важно направилась в переднюю, к гладильной доске. Теперь за ней наблюдали все. Видимо, этого она и добивалась.
И вдруг Сассь вытащила из-под передника не что иное, как крошечный утюжок! Но что в этой игрушке больше всего поражало, так это возможность пользоваться им, как настоящим!
