Ирена Юргелевич - Чужой
— Захочу, так и буду, — отвечает Зенек.
— Посмотрим!
Зенек неторопливо приближается к косоглазому. Они сходятся грудь с грудью и мгновение меряются взглядами, словно два задиристых петуха. И вдруг Зенек проделывает перед самым лицом противника молниеносное движение, как бы собираясь ударить его ребром ладони по носу. Косой стремительно отскакивает назад.
— Вы будете играть или нет? — спрашивает третий парень. Он по-прежнему сидит на земле и с невозмутимым спокойствием наблюдает за ходом событий.
— Ясное дело, будем! — небрежно отвечает Зенек. — Сейчас я вернусь.
Не оглядываясь на косоглазого, он кладет руку Юлеку на плечо, и оба идут в сторону базара.
В тихом уголке между ларьками они останавливаются.
— Ты около них не крутись, — мотнув головой в сторону своих партнеров, говорит Зенек. — С кем сюда приехал?
— С дедушкой…
Оба умолкают. Юлек присматривается к Зенеку. Лицо у него грязное и худое, с обветренной кожей. Куртка покрыта грязными пятнами, штаны обтрепанные.
— А ты-то что здесь делаешь?
Зенек равнодушно и пренебрежительно пожимает плечами. Юлеку становится страшно.
— Ты же собирался в Варшаву!
— А я тут по дороге встретил одного, он меня уговорил.
— Это тот, косой? — с ненавистью спрашивает Юлек.
— Нет, другой… Я пойду в Варшаву, только попозже. Сейчас лето, в деревне лучше…
— Зенек!
— Чего?
— Ас нами ты не хочешь? Ни за что не хочешь? Зенек молчит.
— Мы теперь совсем не ходим на остров! Совсем! — Юлек говорит все быстрее, все горячее, слова обгоняют друг друга, стремление убедить приятеля смешивается с горечью и обидой. — Это все из-за тебя! Никому не хочется! И я тоже, как дурак, сижу дома! Если бы ты вернулся, мы бы построили новый шалаш, во сто раз лучший! И новую кухню бы построили! А бабушка дала бы картошки, сколько душе угодно, теперь уже есть молодая картошка! Ну почему ты не вернулся с Марианом? Мариан сказал: «Зенек не хочет», и все! Разве это причина? Мы бы рыбу ловили! И раков! Дедушка говорил, что в Млынувке есть раки. И он мне все места покажет! Знаешь как здорово будет! Вот увидишь! Зенек, а?
Последнее восклицание звучит умоляюще. Глаза напряженно впились в лицо Зенека.
— Зенек!
— Нет, — отвечает тот.
— Но почему же? Почему?
— Нет, и все. Я туда никогда не вернусь.
Юлек облизывает пересохшие губы и тяжело вздыхает, изо всех сил стараясь не заплакать.
Зенек, не глядя на него, спрашивает хриплым голосом:
— Скажи… а Дунай? Не нашелся?
— Нашелся, пришел к Уле. Но из рук опять не берет. Уле приходится заново его приручать… Зенек!
— Говорить не о чем, Юлек, я не вернусь.
И тут Юлеку приходит в голову новая мысль.
— Слушай, — говорить об этом не очень приятно, но ничего не поделаешь, надо, — ты, может, боишься, что у нас тебя поймают, арестуют? Не бойся, ничего тебе не будет, мы те деньги отдали…
— Какие деньги?
— Ну, этой торговке в Лентове. Мы с Марианом поехали, и он положил ей конверт на колени.. Она такой крик подняла, смеется, показывает всем записку и деньги… А в записке было сказано, от кого деньги, понимаешь?
— Понимаю… — с неожиданной для Юлека усмешкой ответил Зенек. Брови у него были нахмурены, лицо красное от смущения. — Ну, всего, — сказал он сухо и повернулся, чтобы уйти. Но остановился, снова усмехнулся и небрежно прибавил: — Скажи им всем спасибо, что собрали деньги.
— Чего собрали?
— Ну как же, эти самые пятьдесят злотых, которые вы так благородно отдали. Да, влетел я вам в копеечку!
— Никто ничего не собирал, — пожал плечами Юлек. — Мы даже если бы и хотели, не могли бы. Ни у кого нет ни гроша. Все деньги дала Уля. Она их заработала.
Зенек порывисто оборачивается, хватает Юлека за плечо.
— Уля?
— Ну да! — Юлек не может понять, с чего это Зенек так разволновался. — Она работала в саду, а потом принесла деньги и сказала, чтобы мы отвезли…
Зенек больше ни о чем не спрашивал. Побледнел и оперся плечом о стену будки. Прямо как больной! Или пьяный! Юлек испугался. Чего это он?
Внезапно в глазах Зенека появилась знакомая Юлеку настороженность. Он проскользнул вдоль стенки ларька и словно растаял в воздухе. Юлек оглянулся. К нему, тяжело дыша, бежал дедушка, весь красный от усталости и гнева.
— Юлек! — крикнул дедушка. — Через три минуты автобус!
Опасность
Дедушкин сосед, пан Квятковский, возил с поля рожь. Пан Квятковский был добрый, и Юлек надеялся прокатиться на его телеге. Он делал вид, будто мастерит что-то во дворе, и поджидал удобного случая. Случай подвернулся только к вечеру; Юлек позвал Мариана, и оба покатили в поле.
Усевшись, как заправские работники, на грядку, они принялись обозревать окрестности. Сверху все выглядело совсем иначе. Поле зрения расширилось, стали видны далекие дома и деревья. Да и сама дорога стала другой — раньше она бежала между двумя высокими стенами хлебов, заслоняющих горизонт, теперь хлеба были убраны, и ребята, едва миновав рощу, сразу увидели знакомый старый дуб, стоявший над рекой, а за ним полукружье прибрежных зарослей. Пройти вдоль этих зарослей вправо, а там поваленный тополь… Юлек и Мариан переглянулись — оба подумали об одном и том же. Надо посмотреть, что делается на острове!
Пан Квятковский условился с ними, что обратно они пойдут пешком, потому что лошадям тяжело тащить нагруженный воз. Приехав на место, они помогли уложить снопы на телегу. Мариан подавал снопы неторопливо, аккуратно и ловко, а Юлек много бегал, много говорил, раскраснелся от азарта и усталости, но толку от него было мало: не хватало ни роста, ни соображения, и он никак не мог подать сноп, чтобы пану Квятковскому было удобно подхватить его и уложить на место. Так или иначе, когда дело подошло к концу, пан Квятковский поблагодарил их обоих, и воз двинулся в обратный путь. Ребята постояли немного, посмотрели, как ныряет воз по ухабам, потом Юлек равнодушно спросил:
— Ну что, сходим?
— Можно.
Шли молча. Мариан подсчитывал в уме, сколько времени прошло после исчезновения Зенека. Дни путались в памяти, во время каникул он не заглядывал в календарь. Во всяком случае, уже много, дней двенадцать-тринадцать…
Юлек тоже думал о Зенеке. Неужели он до сих пор околачивается в Стременицах? Почему он захотел жить в этом городишке с противными чужими парнями, а не с ними, на острове? Мальчуган тихонько вздохнул, вспомнив, сколько разных непонятных вещей произошло с того дня, как они нашли Зенека лежащим под кустом орешника… А их разговор около базарного ларька? Юлек был уверен, что Зенек обрадуется, когда узнает, что Уля вернула деньги, а он повел себя так странно. Испугался, что ли? Юлек рассказал об этом Мариану и девочкам, но никто ему ничего не объяснил.
Потом Юлек вспомнил, как они с дедушкой возвращались из Стремениц, как дедушка сначала зловеще молчал, а потом, поостыв немного, буркнул, что бабушке лучше ничего не говорить. «Чего ей зря на нас сердиться?.. Понапрасну только волноваться будет, вот и все…» Услышав это «нас», Юлек понял, что дедушка тоже считает себя виноватым, и снова почувствовал, что ужасно любит своего старенького молчаливого деда. Не зная, как выразить свои чувства, он придвинулся поближе и прижался к нему плечом. И потом каждый раз, стоило ему пошевельнуться, дедушка добродушно приговаривал: «Сиди, сиди так…» Если бы не обидная встреча с Зенеком, возвращение домой было бы очень приятным…
Они уже подходили к тополю, когда Юлек поднял голову и сказал:
— Дымом пахнет.
— Тебе показалось.
— Нет. — Чутье у Юлека было острое, как у охотничьей собаки. Он замер на месте, вертя головой и втягивая носом воздух. — Дым от костра.
Мариан огляделся. С одной стороны были поля и луга, с другой — заросли, а за ними река.
— Ты же видишь, никакого костра нигде нет. Юлек, раздувая ноздри, повернулся лицом к зарослям.
— Слушай! — тихонько сказал он. — Дым идет от реки. Кто-то жжет костер на острове.
Через несколько шагов почувствовал запах дыма и Мариан. Они подошли к тополю, оглянулись по сторонам и перебежали на тот берег. Прислушались. На острове было тихо, только птицы звонко распевали свои вечерние песни. На мягкой прибрежной траве не видно было никаких следов. Шепотом мальчики договорились соблюдать величайшую осторожность, чтобы застигнуть пришельцев врасплох.
Идти решили не по тропке, а прямо сквозь заросли. Кое-где пришлось двигаться на четвереньках, а то и ползком. Особенно густо рос терновник у самой поляны. Тут Юлек лег на живот и выглянул из кустов.
На поляне никого не было, но костер горел. Горел на обычном мосте — в обложенной кирпичами ямке. Над костром висел знакомый котелок, тот самый, который Мариан нашел когда-то на чердаке. Заброшенный шалаш покосился, ветки на скатах пожелтели и высохли.
