Павел Карпов - Черная Пасть
Спящая Нина не чувствовала пылкого соглядатая. Глубоко дыша, она лежала спокойно, не шевелилась. Но под взглядом Сергея она вдруг поежилась и, выпятив небольшую крепкую грудь, с тихим стоном потянулась. Пробормотала что-то и перевернулась со спины на бок. Загоревшая голая нога до колена свесилась с раскладушки, завязка от халата попала между пальцами, и Нина дернула ступней, но тут же успокоилась. Сергей понимал, что нехорошо разглядывать одиноко спящую девушку и тайно ласкать взглядом ее сонную, утомленную фигуру в тонком, прилипшем к телу платье... Всеми силами он пытался пристыдить себя, сделал попытку уйти и притворить дверь, но раздумал. Он не мог покинуть Нину, и не только потому, что ему было сладко, хорошо рядом с ней; Сергей с ненавистью и тревогой смотрел на телефон, боялся, как бы из него не посыпались в комнатку дребезжащие осколки звонка и не поранили Нину, уставшую после стольких переживаний. Сильная и стройная, Нина казалась упавшей на ходу, и Сереже хотелось подойти к ней... Нагнуться. Нет, он не покинет ее, не в силах он сейчас уйти ... Пусть Нина потом бранится, дуется и обижается, что подкарауливал во сне, но все равно он не уйдет. Ах, если бы отключить проклятый телефон!.. Посетителей нечего опасаться. Ранняя пора. И дела пока могли подождать: у вставшей на ремонт печи командовал Мамраз, который вполне мог обходиться без начальника опытной установки - Нины. Никого из близких не опасался Сергей, зная, что гость не отойдет ни на шаг от Мамраза, и он не хотел им обоим мешать. Писатель Виктор Пральников наконец-то все видел без услужливых провожатых, толмачей. Печь "кипящего слоя" была сейчас в натуральном виде.
Присев на лавку, Сергей смотрел в окно на тихое, предрассветное озеро, но видел не мешки с сульфатом, а раскладушку и спящую Нину. С трудом бедный Сережа пересиливал желание подсесть к ней близко-близко и притронуться хотя бы пальцем, погладить ее растрепанные волосы, расправить каштановые завитки на щеке... Долго смотрел он на плечико, на то, как она дышит и пружинят комочки грудей... Нина была такая близкая, зовущая, доступная. И была она какая-то совсем другая, комнатная, простенькая, беззащитная. Строгий моралист мог бы подумать, что Сергей видел сейчас в Нине только женщину, забыв свой долг и обязанность командира производства. "Черт с ним, пускай как хочет думает", - свергал Сергей этого инфантильного моралиста. Рядом была красивая и крепкая телом и почти обнаженная девушка... Но было и другое, она - недоступная, простая Нинка - строгий, откровенный друг. Нет, она была больше, дороже.. Нина - единственная на свете! Вслух Сергей, пожалуй, никогда не решился бы произнести таких палящих слов ни ей и никому другому. Да и себе до этого он никогда не признавался в этом, а сейчас, в такой мешкотне и крутоверти, совсем некстати и неожиданно на Сергея нахлынули такие чувства, от которых рядом с Нинкой не было спасенья. Что с ним происходило, Сергей плохо понимал, но бурные и нежные чувства не умещались в груди, просились наружу, требовали решений...
Но какое же могло быть сейчас решительное действие, когда обожаемая Нина спала на кособокой, провисшей почти до пола раскладушке, и даже не шевелилась в тесной брезентовой зыбке, а он с преглупым видом караулил телефон, и в угаре чувств даже не подумав о простой вещи: при всей своей рыцарской отваге и жертвенности все равно ему не удастся упредить телефонного звонка, который, наверняка, "разбудит сон красавицы младой", и тут ничего не сможет поделать сам начальник производственного отдела... Сергей поймет это после, тогда и раскается в любовных увлечениях. Но это когда еще будет, а пока он ревностно и с вожделением нес свой тяжелый рыцарский крест и был далек от хитростного суемудрия...
Чуть шевельнулась газета на груди у Нины, и она стала дышать тише и чаще. Сергей тоже притих, приноравливаясь вздохами к ее дыханию, но ему как назло страшно хотелось прокашляться, свербело в носу, того и гляди расчихаешься. А что если на минуту покинуть караул, отлучиться с поста и как следует откашляться за углом тонкостенного коттеджа? Телефон будет умницей, не раззвонится, не подведет. Вставая со скамьи, Сергей надавил ногой на рассохшиеся половицы. Стоял непрерывный машинный гул, и земля сотрясалась вместе с шиферным теремом, можно было двигаться без особых предосторожностей, но Сергею показалось, что скрип половицы заглушил рычание огнедышащей печи за стеной. "Фу, медведь неуклюжий!" - только успел он мысленно выругать себя, как пожелтевшая на солнце и ставшая почти негнущейся, полуистлевшая газета с шумом упала на пол с раскладушки и над пригнувшимся, крадущимся Сергеем во весь рост встала вовсе не заспанная, свежая и румяная Нина,
- Бежать собрался, Брагин? - спросила она лукаво, потягиваясь и оглаживая платье на боках и бедрах. - Мало того, что все утр о сопел над самым ухом, теперь решил смотать удочки и уйти от прямого разговора.
- Доброе утро, Нина... Алексеевна! - выгадывая время на размышление, медленно и церемонно проговорил Сергей. Он поражался столь быстрому преображению поднявшейся с раскладушки Нины ... - Как спалось?
- Никак. Ночью с печью возились, а под утро, только прилегла, поклонник нагрянул с менестрелями, утренней серенадой и вздохами... До песен, правда, дело не дошло, но охрана внушительная оказалась. Почетный караул! Шевельнуться было страшно.
- Да, я посматривал, как бы чего!..
- Понимаю, пожара боялся и в караул встал, Брагин?- слова Нины вроде бы и не походили на насмешку, но слушать их было обидно. - О, была опасность! Слава богу, в пожарный инвентарь не входит колчан со стрелами, а то могло бы вспыхнуть от тебя пламя. Я заметила из-под газеты...
- С той стороны, правда, могло показаться, будто я подстерегал. Но поверьте, Нина Алексеевна, зашел я в эту комнату совершенно случайно, - в длинных оправданиях всегда таится подвох или, по крайности, несуразица, и поэтому, зайдя так далеко в поисках причины, за которой можно было бы укрыться, Сергей еще больше усложнял разговор. - А если сказать точнее, Нина, то я ждал звонка! Могли сюда позвонить.
- Напрасно ждал, Брагин. Телефон не работает.
- Не может быть! - изумление Сергея было настолько искренним и впечатляющим, что Нина улыбнулась и этим окончательно взяла верх над утренним визитером.
- Чего ж я караулил? Выходит, зря боялся.
- Нет, Сережа, пожалуй, это я зря боялась, когда заметила, твой тигриный рывок к раскладушке. - Нина говорила тихо, глядя в окно на сизый, дымящийся ладан озерного, чистого утра.
- Да-да, я за мухой погнался. А так... ничего. Старался не нарушать, - через другое окно было видно, как всплывало из-за бархана красное и плоское солнце без своего нарядного оперения, похожее на печную заслонку, огромную и ужасающе близкую: накатит - испепелит. Взглянув в створку полуоткрытого окна, Сергей увидел отраженное в стекле грустное и задумчивое лицо Нины. И она уловила его отражение. Взгляды их встретились. - Потом... мне было с тобой хорошо, Нина. Ты и не подозреваешь, какая это была минута!..
- Откуда ты взял, а вдруг - подозреваю? - спокойно, с тем же грустным взглядом отозвалась Нина.
- И ты бы меня... прогнала? Осудила? Стала бы ненавидеть... Сочла бы за позор?..
Покрасневшая Нина отвела глаза от изображения Брагина в окне, взглянула на него, растерянного и до крайности возбужденного. Легонько, нежно и любовно, почти не касаясь, провела рукой по его щеке.
- Не знаю, Сережа...
Дернувшись всем телом, Сергей поймал ее теплую, загоревшую руку, прижал к губам, уткнулся в мягкую, нежную ладонь лицом и начал жадно, безрассудно целовать.
- Нина, подожди! Побудем... Не ругай! - он поцеловал руку около локтя, потом ткнулся в плечо. Рывком привлек Нину к себе, и до боли в губах, задыхаясь, припал к ее полуоткрытому рту... - Пусть так и будет, Нина! Люблю. Слышишь? - Сергей прижимался всем телом и судорожно шарил руками, мешая слова с поцелуями, и - приневолил ее в уголок. - Скажи, Нина, что надо... Скажи... навсегда будем вместе!
Вздумай Нина вырываться, пожалуй, ни за что не высвободилась бы из его безумных объятий: но она, вдруг прижавшись изо всех сил к нему, шепнула жарко и покорно:
- Ладно, Сережа...
- Что... что ладно? - засуетился Сергей и отвел от себя пылающее, с влажными припухшими губами Нинино лицо. - Ты сказала?..
- Ладно себя зря травить, - Нина выскользнула из его дрожащих рук, пятерней поправила ему волосы на голове, зажмурилась и словно отгоняя от себя какое-то сладкое, но запретное видение, тряхнула шапкой темно-каштановых волос. - Прошло. Все... Нельзя так, Сережа.
- Почему же прошло? - будто в тумане бродил по комнате и шарил что-то руками Сергей. - Мы можем сейчас и уехать, Ниночка! Возьмем и уедем, или просто уйдем. Нам надо сейчас быть вдвоем. Надо!..
- Все прошло, Сергей Денисович! Успокойся. Какой ты, Сережка, бешеный! - с огромным напряжением воли Нина отстранила Сергея, подошла к полуприкрытому окну и, будто умываясь, обжала лицо. - Прошла. Никогда не вернется та минута, когда ты, Сережа, мух отгонял...- Нина вдруг засмеялась каким-то чужим, надрывным голосом, и распахнула окно. - Уже утро. Входи, новый день!
