Павел Карпов - Черная Пасть
- Ты про это должен знать, Джусуй. Теперь ты почтальон. Ар-ра!..
Джусуй рассердился и хотел ударить ногой почтальона но сумел едва достать носком босоножка
- Темный кулан ты, Джусуй, зачем культивируешь такой балет?
Подошел Брагин.
- Ара, Сергей Денисович, салам!
- Как поживаешь, Погос, о чем шумишь? - спросил Брагин водителя сборочной машины.
- Мы в шашки играли, а тут телефон из конторы! Один звонок писателю, а другой - вам, Сергей Денисович. Похоже, важная личность вами интересовалась.
Не усидел в автобусе Пральников. По разговору он все понял.
- Спасибо. Все правильно, - поблагодарил он Погоса, - я ждал этого звонка. - Пральников справился у Сергея. - Отсюда можно позвонить в Ашхабад?
- Красноводск поможет - дозвонимся!
- Ну и славно! Не задерживайте автобус. Я остаюсь.
Вслед за Погосом гость направился к фанерному лабазу, приютившемуся на склоне Семиглавого Мара. Под навесом в свете красноватых "вздыхающих" лампочек устало и грузно стояли машины, густо покрытые соляной пудрой. Под глиняным, высоким яром лежало Шестое озеро. Ослепительное днем, сейчас оно источало ровный и спокойный голубоватый свет, и казалось настоящим, полноводным озером, притихшим и задумчивым. Огоньки вдоль полотна узкоколейки казались отражением звезд. На крутом берегу с широким спуском путники остановились. Снизу тянуло горьковатыми испарениями, прохладой.
- Настоящий Севан! Смотрите, как много... этого озера! - воскликнул Погос с поднятыми к небу руками. - Нетронутая красота. А свету сколько! Эх, жалко, уходит мимо озера в пустыню криворотая луна! Ничего. Ар-ра, своя теперь естьЦ луна. Дорого стоит, зато светит лихо. Печь у нас теперь вместо светила. Далеко огонь бросает!
Со стороны крутояра, наперекор ущербному месяцу, действительно лился в ночь бесноватый свет форсунок. Красноватые отблески доходили почти до озера. Голотелый Погос в пляшущих бликах казался бронзовым гномом.
- В бараке тебя не ждут? - спросил Феликс Пого-са. - А то пойдем, провожу.
- Ар-ра, и правда, меня сам конструктор Волков ждет! Сегодня мы с Иван Ильичей весь день вкалывали! Испытывали новую самоходку. Душа из нее вон, пошла! Батька наш опять уткнулся в бумаги, а я, как видишь, на вахте. Знаешь, Феликс, как мы потянем! Затычка будет, сам я впрягусь в машину Волкова, а вытянем. С Иваном Ильичей, ребята, как боги чудесят! - паренек чуть ли не до
небес превозносил ленинградского шефа и его машину. Чтобы быть лучше понятым, он сделал убедительное резюме: - Увидите, как эта проклятая лопата от нашего агрегата получит пистон!
- И скоро это сбудется? - спросил Феликс.
- Хочешь, пойдем к Ивану Ильичу. Ар-ра, с одного уголка тебе откроем секрет. - Погос с силой потер ладонями виски и вдруг стал совсем другим, как будто и не хмелел, а придурялся. Он снял с головы платок, вытерся и причесался. - Сергей Денисович, не бранитесь, хватил с устатка. Весь день мантулили с Волковым. Три щетки сменили. Ну и капрон нащетинили!.. В Ашхабадский завод надо ехать. Пусть лучше дают капрон, а мы сами из шнура щетки натыкаем! Вылизывать озеро будут, как телочки!
Сергея Брагина очень интересовал этот разговр, но не в такой форме и не в эти минуты. Находчивый Погос сразу же сообразил - что к чему, и нашел способ выслужиться:
- Сергей Денисович, в этих мастерских телефон с придурью. То молчит, то тявкает. Звонить надо из дежурки, с печи.
- Во, пожалуй, это верно! - чему-то вдруг обрадовавшись, согласился Брагин. Погосу он наказал: - Передай Волкову, что я хочу его видеть.
- И он про вас часто вспоминает. За щетки, само собой, ругает. Но говорит, что на экспорт уже можно смело машинами фуговать порошок! Пойдет в Италию, Финляндию, Турцию и на Кубу!..
- Ладно хвастаться! Приду посмотрю, - повеселев, отозвался Сергей. - Лучше помогайте и слушайтесь Ивана Ильича.
- Такому человеку памятник надо хлопотать на Кара-Богазе! При жизни, - растроганно проговорил Погос. - Стоит этого Волков.
И уже когда разошлись в разные стороны, из темноты снова послышался голос возбужденного Погоса:
- У писателя ашхабадского, кажись, кто-то родился! И как-то светлее вдруг стало от этих слов и на земле и в небе.
- Поздравляю, Виктор Степанович! - с радостным чувством прошептал Сергей.
- Благодарю, - стесняясь чего-то, не сразу, осторожно, как бы опасаясь не спугнуть добрую весть, ответил
Пральников. - Наконец-то родилась. Книжка! Самая важная и дорогая в жизни.
- Да, у вас настоящее рождество!
- Увидеть надо, во что оно все вылилось и вылепилось! Знаете, Сергей Денисович, встреча со своей книгой - труднейшее испытание! Чего-то даже боязно, перед этим высочайшим выступлением на миру! Книга твоя и уже - не твоя. Без твоего спроса пойдет она теперь к людям. Как ее примут и оценят? Хочется, чтобы она стала советчиком и помощницей людям в жизни. Стоит ли она больших и вечных дел народа? Другой меры у нас нет и не должно быть в творчестве, - Виктор Пральников говорил возвышенные, как могло показаться, громкие слова, но произносил он их просто и задушевно, видимо, давно уже обдумав это внутренне необходимое для себя. Сергей так и понимал, что для него это были повседневные рабочие думы, нужные не для парадных излияний, а ставшие жизненной потребностью.
Они брели по песку, перемешанному с солью и мокрыми леденцами мирабилита, шагали тяжело и медленно, с бурлацкими поклонами навстречу красной мигалке у крыльца шиферного домика. Неподалеку высилась печная махина. Вспыхивали форсунки и над высокой кирпичной трубой темнел дымный тельпек. Во всем чувствовалось движение, заполошная суета, однако смысл происходящего стал понятен только после того, как Брагин уловил чей-то ворчливый разговор на краю завальной ямы, около бездействующего экскаватора.
- Сачкуем!
- Козе-ел!
- А я толкую, что не та схема... У циклона, видишь ли, настоящее бешенство проявилось! В трубу уносит прорву, чуть ли не всю плановую продукцию. Вот и выходит, что в дыре не та схема!..
- Ну, положим, не все уносит.
- Остается курам на смехоту!
- Эй, подожди закуривать! Не придется ли из бункера кувалдой дурь выбивать?
- Вот бы сюда этих дошлых изобретателей! Дал бы я самому главному кувалду и заставил по машине лупить, чтоб она мирабилит подавала. Мне уже надоело...
- Сём Сёмыч, говорят, у этих изобретателей на первой скрипке играет.
- На самом большом барабане! Ну, лезем наверх. Там и покурим.
В шорохе песка и просоленной робы послышалась жалоба:
- Зачем я бросил фанерку? Елозил бы с ней помалу и в кошель добрую толику отделял!
- Жалеешь что ль старую? У брошенной зазнобушки всегда все лучше.
- Ладно те, охальник!
- А что замечено на горизонте?
- Сама хозяйка появилась! И когда успела примчаться? Не спится девоньке без Коленьки!..
- Спрячь спички.
В свете матовой от пыли лампочки в своем утреннем голубом платье с пояском около забитого глыбами оплывшего мирабилитом бункера появилась Нина Протасова. Она не удивилась, встретив Брагина, и даже не заговорила с ним, а, поздоровавшись с Виктором Степановичем, бросилась к аварийному рубильнику. Лампочка мигнула, на столбе что-то сухо щелкнуло. И тут же, неохотно, лениво, с трудом одолевая вековечную сонность пустыни, заунывно всхлипнула сирена, подвывая голодным шакалам, по-бабьи рыдавшим за барханом.
Сирена голосила все сильней, и ее визг беспощадно полосовал ночную тишину, но пустыня оставалась равнодушной к аварии. А когда умолкла сирена, снова зарыдали шакалы и за барханом, и за крутояром озера.
11
...Прилегли только на часок, не раздеваясь, на чужих койках, а проспали под колыбельную ветра и шорох текучего песка за стеной почти до конца смены. Поднявшись и наскоро умывшись у девушек в лаборатории, Брагин заглянул в соседнюю комнату с широкой скамьей, столиком и телефоном на стене между небольшими окнами - одно к озеру, а другое - к печной установке. Под огромной картой Кара-Богаза и озерного района на зеленой раскладушке лежала Нина. Она спала, прикрывшись газетой от мух и случайных взглядов. Дышала она ровно, спокойно, и грудь ее поднималась вместе с шелестящей газетой, на которой красовалась большая фотография купающихся в речке ребятишек. Смуглые ноги Нина прикрыла белым халатиком с вышитыми буковками на кармашке. В тихом рабочем кабинете приятно пахло духами, а временами и холодным табачным дымком, который исходил от потолка и стен. На столе, поверх малиновой плюшевой скатерти лежала авторучка, отсвечивающие горячим угольком золотые часики с пуговку и скомканный носовой платочек с кружавчиками.
Сергей примечал все малости с воровской остротой непрошенного пришельца. На краешке стола, около самого изголовья раскладушки белел исписанный листок бумаги, придавленный с уголка компасом. Очень уж знакомым и вместе с тем совершенно случайным, даже чужеродным показался в этой конторе игрушечный, детский компас... Мурад! Конечно, это компас непослушного Мурада Сейчас Сергей вспомнил, что Нина вчера в суматохе сказала что-то радостное, обнадеживающее про Мурадика, но он даже не понял, что, а переспрашивать не решился.
