Эрнест Ялугин - Мстиславцев посох
— А цыган? ― дернул бочара за рукав Петрок.
— Царствие небесное,― перекрестился Родион.― Не захотел расстаться с мишкой. Убит. Ну, теперь айда!
Пригнувшись, побежали по откосу, огибая замок, на стенах которого мелькали факелы, слышались бряцание оружия и брань стражников.
Внизу, в лозняке, остановились передохнуть и послушать. Над замком металось багровое зарево ― что-то сильно горело; потрескивали мушкетные выстрелы ― там дрались посадские.
Родион с долгоруким сняли с Тихона железный ошейник. Тихон потрогал стертую до крови шею.
— Спаси бог, браты,― поклонился он.― Кабы не вы...
— За сего мальца бога моли,― отозвался бочар. Тихон пригляделся к Петроку.
— Ты чей же?
Услыхав ответ, усмехнулся.
— Вот как свидеться довелось. Я о тебе наслышан, хлопче.
— Ну Петрок тебя доведет в надейное место, а мы ― до своих.
Тихон поднял с земли обрывок цепи.
— Нет уж, теперь куда вы, туда и я. Родион раздумывал недолго.
— Быть по-твоему,― сказал он.― Вот Петроку только не след в это встревать. Дай-ка мне пистоль, парень.
— Не дам,― увернулся Петрок.
— Что тут будешь делать,― опечалился Родион, видя, что с парнем ему не сладить.― Ну ты уж, московит, приглядывай за огольцом.
Все вчетвером заторопились к воротам.
Посадские, выбив стражу из главных ворот, сражались с гайдуками во дворе замка. Горевшие деревянные пристройки освещали побоище красным пламенем. Гайдуки успели отгородиться рядом телег. Оттуда они палили в посадских из мушкетов и пищалей. У нападавших огнестрельного оружия было мало ― все больше пики да копья, многие выламывали камни и швыряли их туда, где засели гайдуки. Командовал нападавшими коваль Устин.
Возле ворот Тихон приметил две перевернутые гаков-ницы. Нагнулся, осмотрел их.
— О, да они с зарядами. Родион покачал головой:
— Пушкарей-то среди посадских нет.
— А ну поставим-ка их как должно,― скомандовал Тихон.
— Возьмем нынче замок,― крикнул ему сияющий Родион,― нам тогда и московских дружин не надо.
Тихон не отвечал,
Вскоре пушки были подняты, Тихон отыскал факел, поджег его от пожарища.
— Мой должок ясновельможному! ― крикнул он, наводя с помощью Родионовых подмастерьев пушку. Поднес факел к запальнику ― гаковница, окутавшись дымом, оглушительно выстрелила. Ядро ударило в верхние покои ― там зазвенели стекла, закричали испуганно люди.
— Теперь пониже,― сказал Тихон, берясь за другую гаковницу. И второе ядро не пролетело мимо. Гайдуки, опасаясь новых выстрелов, отбежали от телег, туда устремились посадские.
— Ай да московит! ― восхитился Родион.― А говорил ― книжник.
— Книжники тож воины добрые,― отозвался Тихон, заряжая гаковницу. Однако еще раз выпалить он не успел. Неожиданно в воротах показались гайдуки, которых Амелька незаметно вывел из замка через подземный ход. Нападавшие попали в кольцо, заметались. К Родиону подбежал коваль Устин.
— Надо пробиваться обратно! ― крикнул он.― Мы в ловушке.
— Собирай народ,― сказал Родион,― я зараз.
Он побежал к панской конюшне, где ржали напуганные пожаром и криком кони. Родион и его подмастерья стали торопливо запрягать их парами в большие телеги.
— Садись! ― крикнул Родион.
Чьи-то сильные руки кинули Петрока в телегу, сверху на него навалились еще люди. Петрок выронил пистоль ― так и не выпалил из него.
— Гей! Гей! ― рванули дикие кони, загрохотали по камням колеса. Выстрелы, проклятия, стоны. Телеги вылетели из ворот, раскидывая взмахивающих копьями и алебардами гайдуков.
По кривым улочкам слободки на телегах проехать было нельзя. Пришлось их бросить. Посадские еще бились с гайдуками, однако видно было, что им не выстоять,― вооружение их было слабое, да и поднялись против старосты далеко не все.
Многих бойцов недосчитались в эту ночь ― кого сразили еще при взятии ворот, кто остался лежать во дворе замка перед заслоной из телег, а иные погибли при отступлении.
По всей слободе во дворах выли и лаяли собаки. То тут, то там в кривых улочках города слышались крики, лязг сабель, выстрелы пистолей и мушкетов. Крепко пахло дымом.
С дозвола матери Петрок укрыл Тихона в пустой клети. Тихон сильно заболел ― при отступлении ему растре-вожили поджившую было рану на виске, к тому же в склепе он простыл ― в груди болело, донимал кашель.
Слепец Ахрем жил теперь у бочара. Поводыренка Родион решил взять в подмастерья, Лада потихоньку принялась обучать мальчонку чтению ― он, как и говорил Ахрем, оказался сметливым.
Не хотелось Петроку возвращаться в монастырь, да Тихон настоял ― надобно завершить учение, это дело великое. А там...
ЖМЕНЯ РОДНОЙ ЗЕМЛИ
И пришел день, и сказал Петроку дьяк Гаврила:
— Нечему мне боле учить тебя, отрок. Постиг ты, хвала господу, всю премудрость книжную малу, коей меня бог сподобил, и превзошел, и разум маешь пытливый и острый.
В монастырской церкви по случаю выпуска учеников молебен служил сам игумен, облаченный в золотой парчи ризу. Кропил святой водой возмужалых отроков, в смущении пощипывающих едва пробивающиеся бородки. Дьяк Гаврила строгими глазами следил за мальчиками, которые теперь занимали место покидавших школу старших. Звонкие, ликующие голоса их возносили к самому церковному куполу, где мигало затуманенное кадильным дымом Всевидящее око, слова ученической молитвы: «Господи, владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми!»
За купеческими сыновьями приехали домашние. На крепких лошадях, в нарядных повозках привезли дары отцу игумену. Петрока провожал за ворота один Ипатий, да еще попался по дороге сумрачный Ярема, нес из мельницы в коробе муку для монастырских свиней. Петрок поклонился. Ярема поглядел на него безбровыми глазами, и была в них прежняя стылость.
Ипатий обнял Петрока, заплакал. Он оставался в монастыре, принимал постриг.
— Буду отроков грамоте учить,― сказал он.― Може, бог даст, и но твоим книгам, Петрок.
Не перекрестившись, заторопился Петрок по дороге в город. Теперь пора было свершиться тому, о чем говорили они с Тихоном, долгими вечерами сидя под поветью.
Восемь верст до города прошел ― словно на крыльях пролетел. Необычайно широкими казались окрестности и светлыми. Приглядывался Петрок ко всякой травинке, и была она ему будто внове.
А мать, Евдокия Спиридоновна, уж стол накрыла, и сел Петрок в почетный кут, под божницу, как самый старший в доме. Гостей зазвали. Были тут Родион-бочар и Ахрем-лирник. Тихона же не было: еще рыскали по городу гайдуки, чутко слушали в торговых рядах да в корчмах соглядатаи: искали московита и коваля Устина ― зачинщика смуты. Устину с товарищами пришлось темной ночью на челне бежать по Сожу на московскую сторону. Крепко взлютовал староста за дерзкое нападение посадских на городской замок, за то, что упустили стражники из склепа опасного узника. И мертвых смутьянов не пощадил пан Ян ― велел повесить на воротах замка, и три дня клевало мертвецов воронье.
Разлил Петрок по чеканным чарам старый мед, который сохранялся для такого случая в холодном погребе. Дружно выпили гости, пожелав, чтоб не обнесла судьба удачей жизнь Петрока. Евдокия Спиридоновна всплакнула, что не дождался отец такой радости ― увидеть своего сына ученым грамоте, возмужалым.
— Э-э, что тужить, хозяюшка,― отвечал на это лирник Ахрем.― Славно жил купец Тимофей, славную и смерть принял. От добрых же родителей ― добрые дети, и не позабудут они отцовских заветов.
Взял Ахрем свою лиру, тронул струны, заиграл веселое:
Как у нашего попа
В медовухе борода, Эх-ма!
А когда отпировали гости, вышли через широко отворенные по такому случаю ворота, кланяясь за хлеб-соль и угощение хозяюшке, затихло в хате, взяла из кута Евдокия Спиридоновна посох, подала сыну с такими словами:
— Возьми, Петрок, родитель твой тебе его завещал.
Лег на ладонь Петрока тяжелый ясеневый посох. Тяжел-то он тяжел, да емок. На такой смело опереться можно, и от волка отмахнуться, а шиш подорожный либо иной лихой человек ежели вздумает напасть ― тоже посох оружие: штырь-то железный, что пика. Внутри же, в выемке, как раз под тем местом, где рукой браться, лежит жмень-ка земли с дедовских могил ― чтоб напоминала странствующему, откуда он родом, а в тяжкий час силу давала. В тайничке же хранилось несколько золотых, положенных туда еще дедом. Долго убивалась Евдокия Спиридоновна, узнав о решении сына идти с Тихоном. Однако перечить не стала: уж так повелось в роду Мстиславцевых ― отроки покидали отчий дом, чтобы вернуться назад умудренными мужами, изведавшими вкус жизни, познавшими тоску по родине.
Весь следующий день приходили в дом Петрока гости: были то родичи и просто добрые соседи. Приносили кто что: кусок полотна на рубаху, связку сушеных грибов, серебряные либо медные денежки ― на дорогу страннику. Лишь один гость принес в дом беду.
