Михаил Касаткин - Первозимок
Тот подумал, почесал затылок, потом опять бороду, снова шумно вздохнул и решил, придвигая к своим ногам собачонка:
- Что ж... Пусть будет по-вашему! Только слово должно быть крепким. Чтоб не обнадеживать напрасно. А кобель - что надо, потому и не хочется, чтоб в плохие руки попал кому... Его ведь и обучать надо по писаному. А то пропадет зазря вся его породистость. Лаять, как простая дворняга, - это ему продешевить всю свою жизнь собачью. А он работать сможет и, если надо, лучше другого человека воевать станет... Особо - если кто малообстрелянный - тогда и вовсе... - Дядя Савелий помедлил, щекоча Расхвата между ушей. - Я ведь эти бумаги, в которых написано все про его школу собачью, - ну, которые мне старшина дал, - прочитал, мало-помалу разобрался. Говорится там, к примеру, что собака должна служить человеку за совесть. И люди говорят, к примеру опять, что она - собака, значит, друг человека. Это верно. Только одному она - друг, а другому, как понадобится, - враг. Слов наших человеческих она не понимает, но ее приучать надо к разным командам. Она их но звукам, значит, запоминает. Скажешь тогда: «Лежать!» - будет ложиться, «Рядом!» - пойдет рядом... Или: «Ко мне!», «Гуляй!» - разные команды есть. Иногда учишь, надо сначала мяском ее или хлебушком, лаской приваживать, пока она все это в собачьей голове своей намертво задолбит, вроде бы как вы умножение заучиваете: дважды два - и не надо думать, а знаете - четыре... Правил тут много, как воспитать ее. Или - выучить. И значит, еще... - Савелий опять по привычке тронул свою бороду. - Один ее должен учить, чтобы хозяина знала! Щас я... - Уводя с собой кобелька, Савелий прошел в избу, потом вернулся и подал Петьке тетрадку. - Вот они, правила эти. Написано тут понятно. А раз вы всерьез сказали, что берете кобелька, - верю и даю вам тетрадку загодя.
Петька сунул тетрадь за пазуху.
Некоторое время Сережка и Петька шли молча. Шли и думали, пока не осталась далеко за спиной изба дядьки Савелия, думали каждый сам по себе, но, не сговариваясь, оба размышляли об одном и том же.
В самом главном хозяин Расхвата был прав: не только у них в деревне, но, по слухам, и в других селах - далеко окрест - собака после оккупации была редкостью...
А может, и не это было самым главным.
- Хороший кобелек... - знающим тоном неожиданно подытожил свои раздумья Петька, когда избы дядьки Савелия стало уже не видно. Тронул тетрадку за пазухой. - Собака из него будет что надо...
- Худой, а гладкий, - дополнил его соображения Сережка. - Шерстинка к шерстинке... И цвет какой: сам темный, а на ногах будто носки белые... И на лбу - как нарисовано белым - треугольник...
Мальчишки говорили и думали о собачонке, как о своей будущей собственности, хотя пока не представляли, как они его будут содержать, где устроят его, чем станут кормить... Но об одном, самом важном пока, не забывали и потому даже не считали нужным говорить: собаку предстояло еще выкупить.
- Красивый, а голодный, - завершил свою оценку Расхвата Сережка. - Скулит... Наверное, молока просит... Мать-то его, должно быть, к немцам попала?..
- Может, попала, - согласился Петька. - А может, просто за едой пошла - они ее и пристрелили. Им человека убить - как раз плюнуть. А собаку там...
- Вот если бы кошка с котятами где была... - размечтался Сережка, позабыв, что Расхват - давным-давно уже не крохотный щеночек. - Я слышал, что кошки вместе со своими детятами собачьих тоже кормят.
- Послушай! А если коза? - встрепенулся Петька. - Козье молоко и люди едят! Значит, собаки тоже.
- А козу где ты найдешь? - уставился на товарища Серега. - Если кошки не могли попрятаться от фашистов...
- Есть коза! - возбужденно перебил его Петька. - У наших родственников есть, в Староверовке! Они раньше вернулись, и - козу с собой! Бабушка говорила мне: у нее вот-вот козлята будут.
- А что же ты молчишь?.. - обидчиво упрекнул Сергей, останавливаясь посреди широкой и когда-то по-настоящему жилой улицы: огород к огороду - по обе стороны, с глазастыми окнами изб и проторенной дорогой посредине.
- Как молчу?! - возмутился, тоже останавливаясь напротив друга, Петька. - Я же наоборот говорю!
- Так надо было раньше! Мы бы выпросили у дядьки Савелия Расхвата - не насовсем пока, а только покормить. И отвели бы его к этой козе.
- Так она и подпустила его!.. - немножко издевательски, но снисходительно, как маленькому, принялся растолковывать Петька. - Если тигра подпустить к корове вместо теленка - она обрадуется? Накормит?
- Так ведь можно и принести молока? - сманеврировал Сережка.
- Принести - это другое дело, - согласился Петька.
- А дадут нам?.. - справедливо засомневался Сережка.
Тут Петька спорить не стал.
- Может, и не дадут... Но попыток - не убыток, - вспомнил он одно из бабушкиных присловий. И тут же вспомнил другое: - Не дадут - уйдем назад: от чужих ворот не велик и поворот. Айда! До Староверовки всего лишь день и идти-то! А если бегом - туда и назад: к ночи обернемся!
- Мать да Елизар не заругали бы... - вспомнил Серега, уже делая первый быстрый шаг рядом с Петькой.
- Потерпишь, если и отругают, - спокойно разрешил этот вопрос Петька. - А Расхват околеть может с голоду!
Этого довода было куда как достаточно, чтобы оправдать и более серьезные прегрешения, а потому друзья тут же трусцой выбежали за околицу и полевой дорогой помчались в сторону деревни Староверовка.
Когда они постучали наконец в окошко Савелия, хозяин уже спал.
- Кто там?.. - не сразу отозвался он хрипловатым спросонок голосом.
- Мы это, дядь Савелий! - бодро отозвался Петька.
- Кто это мы, и чего это вас принесло ни свет ни заря?
- Мы, Петька с Сережкой, которые Расхвата у вас торговали! - теперь уже обстоятельно разъяснил Петька. - Молока принесли для него!
- Ох, ты ж, боже мой... - запричитал дядька Савелий уже снисходительно. - И охота вам на ночь глядя беспокоиться?.. Чудаки-юдаки... - неопределенно заключил он. После чего заскрипела избяная дверь, потом загремел засов в сенях, и на пороге, в темном проеме двери, по-всегдашнему опираясь на дрючок, наконец появился, как призрак, дядька Савелий. Напряженно вгляделся в ребят, потом в небо над головой, где лишь редко-редко, то там, то здесь, мерцали одинокие звезды.
- Чтой-то не пойму, ночь сейчас али утро? Заспал, должно быть. Зари-то нет?
- Вечер сейчас, дядь Савелий! - объяснил Петька. - Только поздний уже. А мы с Серегой из Староверовки прибежали: поесть Расхвату принесли. Вот! - И Петька протянул дяде Савелию белую бутылку, заткнутую бумажной пробкой. - Тетка Шура сказала, что если в подполе держать - два дня не скиснет! Людям это молоко есть еще нельзя - молозиво оно называется! А Расхвату как раз будет!
- Корова, стало быть, отелилась? - уточнил дядька
Савелий, принимая бутылку.
- Не. Откуда корова? Коза.
К ногам дядьки Савелия подкатился и приглушенно взвизгнул Расхват.
- Ага, почуял, что для него! - разъяснил дядька Савелий. - Счас мы тебя попотчуем. Половину отольем, а остаток - в подпол... Запас будет. Ну, спасибо вам, ребятки. Не ошибся я, значит, кому хозяйствовать кобельком! Бегите домой теперь, вас уж давно хватились, поди, ищут:
Сережка пропустил это замечание мимо ушей и на всякий случай напомнил:
- А яйца мы, дя Савелий, найдем - ты не сомневайся!
- Это мы что-нибудь придумаем! - подтвердил Петька.
После чего они отступили в темноту и без лишних слов припустились бегом по улице - каждый в свою сторону.
Сережка побаивался домашней встречи. А энергичный Петька, - может, потому, что у него не было ни отчима, ни матери, - наоборот, был совершенно убежден, что до смерти переполошит свою бабушку, заявившись домой посреди ночи, и загодя был очень доволен этим, несмотря на неизбежную трепку в связи с переполохом...
Но, вопреки его ожиданиям, бабушка не только не дала ему взбучки, но даже не удосужилась поинтересоваться, где это он, суматошный, проболтался до такого часу. И это немножко обидело Петьку. Надо же, целый день и полночи носился человек по делам, чуть ли не через весь район за молоком бегал, а тут к нему ни малейшего интереса, так что даже завести важный разговор причины не оказалось...
Бабушка, сонно крестя рот, поставила перед внуком чугунок с несколькими картошинами, завернутый в тряпицу, чтобы не остыл, и как молча поднялась - так молча и улеглась опять на деревянную самодельную кровать. Только потом, уже накрывшись дерюгой, напомнила:
- Поешь, погаси каганец да ложись...
Петькина постель была на кутнике. И пока он за обе щеки уплетал аппетитную картошку - досада его пропала. Даже подумал, укладываясь посреди тряпья (что - под себя, что - на себя, что - под голову): какой разговор среди ночи?.. Одним, двумя словечками перекинешься - и все: ничего главного не расскажешь. Потому гораздо лучше завтра, когда в низенькое, скособоченное окошко заглянет первый луч солнца, а бабушка уже будет хлопотать возле печки, чтобы сесть потом за свою прялку, - Петька поднимется и так это небрежно, спокойно, будто даже невзначай, скажет: «А я вчера в Староверовке был...»
