Михаил Касаткин - Первозимок
Но тем же самым - уже к ночи - занялись и мы все: ей давно бы пора уйти «с важным поручением», а она спокойненько подремывает на дерюжке, мурлычет в собственное удовольствие да глаза по привычке щурит...
Только во время ужина, когда мясным супом запахло в погребе, оживилась опять.
«Ясно, - решили, - Мурка - с какой стороны ни подойди - солдат: в дело надо отправляться, подкрепившись как следует...»
И точно - поужинав, она подошла к творилу, задрала голову вверх, потом оглянулась, мяукнула раз, другой, словно попрощалась с нами, вскарабкалась по лестнице - и наружу.
«Ни пуха ни пера, киса!» - крикнул ей вдогонку Гамов.
«К черту!» - сердито отозвался за нее Сашка. А сам волнуется, будто лучшего друга проводил на боевое задание.
При свете коптилки, которая с точки зрения своего названия, то есть относительно копоти, оправдывала себя на все сто, а насчет света - не очень, мы стали укладываться спать.
Только лейтенант, развернув на коленях планшет, продолжал сидеть. Глянул на часы и что-то записал в блокнотике. Наверное, засек время отбытия нашего «разведчика» на вражескую территорию.
Ну, понятное дело, и Сашка тоже не собирался укладываться спать. Однако вскоре наш погреб на какие-то минуты все же затих, а потом, как и положено, стал наполняться вольготным солдатским храпом.
Но вскоре лейтенант, видимо, встрепенулся и, можно сказать, приглушенно вскрикнул от неожиданности.
Храп оборвался, все зашевелились и повысовывали головы из-под шинелей.
Лейтенант неподвижно глядел на спускающуюся в погреб кошку.
Не издав ни звука, только глянув на нас, вроде бы: «Здрасьте, я ваша тетя...» - Мурка присела за творилом, старательно очистила зубами коготки, потом облизала свои лапки, перелезла через мои ноги и мирно улеглась на дерюжке, рядом с ошарашенным, даже тоскливо до слез глядевшим на нее Сашкой.
Но не один он, а все мы были не только озадачены, а просто возмущены ее поведением. Это походило на предательство.
Ведь не прошло и получаса, как она отправилась «в разведку»... За это время ей не удалось бы даже нейтралку перебежать, а не то что дважды обернуться туда-обратно, да еще наведаться в ту деревню, откуда принесла она первую записку, и всполошила стольких людей... Ведь и в штабе сейчас наверняка тоже возлагали хоть мало-мальские, а все надежды на этого небывалого лазутчика...
«Может, ее кто встретил по пути: снабдил нужными сведениями и отправил назад?..» - неуверенно предположил ефрейтор Гамов, глядя, как и другие, на бессовестно отдыхающую Мурку.
«Не городи чепухи! - разозлился помкомвзвода. - Кто это будет сидеть и ждать ее на нейтральной полосе?.. - Потом рассудительно добавил: - Это не собака, которой можно приказать: Гуляй! Ко мне! Сидеть!.. Кошки не признают команд...»
Лейтенант осмотрел пистончик. Но там, как и следовало ожидать, была только Сашкина записка. Вложив ее на место, разведчик оставил кошку в покое.
А Сашка Лисогоров, уверенный в необыкновенных способностях Мурки, переживал теперь, что в этих ее способностях разуверятся другие. Вскочил со своей нехитрой постели и, кутаясь в шинель, подбежал к творилу. Полез наверх.
Высунувшись из погреба, так что стали видны лишь одни его ноги, радостно объявил:
«Дождь!.. - И поправился: - Мокрый снег! Хлопьями...»
«Все ясно! - удовлетворенно заключил лейтенант, судя по всему, тоже обрадованный этим. - Погода для Мурки нелетная. И она с утра чувствовала ее... Ложитесь все спать!»
...Однако и на следующий день кошка в разведку не пошла: весь день провела в погребе и заночевала тут...
Вечерком только выбралась опять минут на пятнадцать - двадцать, прогулялась вокруг да около - и на боковую.
То же самое повторилось и на третий день, хотя погода была спокойная, бесснежная и безветренная...
Все стали ломать головы, пытаясь разобраться, в чем загвоздка. И опять мелькнуло у многих на этот раз уже недоброе подозрение: ее шутка ли все это?.. Какой-нибудь охламон решил нас разыграть так по-идиотски... Но где?! На передовой... Это уже не глупо, а подло - так шутить...
До истины докопался, не высказывая до поры до времени никаких предположений, но все это время лихорадочно думая, Сашка Лисогоров.
«Товарищ старший сержант! Вы сказали: кошка привыкает не к человеку, а к дому... Но ведь к еде она тоже привыкает! К блюдцу своему... К еде даже мухи липнут! А она - гладкая... Говорили - на мышей охотится. А мы здесь ни одной мышки не видели! Может, повымерзали все или, когда деревня сгорела, вместе с людьми ушли... Может, ночевать она, правильно, сюда ходила, а чтобы поесть - туда, где ее хозяева бывшие, пацаны!»
Гамов не удержался, почти перебил его восторженным шепотом:
«Са-ша!.. Ты гений... Про тебя соловьи поют...»
Сечкин погрозил ему кулаком, но объявил с не меньшим восторгом:
«Ты будешь генералом, Саша! А нас всех мало пороли в детстве! Конечно, она бегала туда пожрать! А чем там кормили ее пацаны, когда сами наверняка голодные?..
Откуда жратва у них?.. Дура она, чтобы теперь жизнью рисковать из-за корки хлеба? Ведь мы ее здесь чем только не потчуем: и мясо, и консервы, и рыба, и колбаса, и суп...»
Лейтенант, не дожидаясь, когда он закончит, встал и, пристукивая себя планшеткой по ноге, объявил:
«Завтра тому, кто даст ей хоть кусочек, оторву голову! - И приказал Сашке: - Следить!»
«А если она уйдет к тем, кто кормит, и не вернется?» - предположил Алим.
«А мы ее тогда, как перебежчика, - в распыл», - коротко рассудил Гамов.
А лейтенант заверил:
«Не перебежит. Все правильно! Здесь ее привычное жилище. Даже если она вовсе будет голодать - так скоро от своего прежнего жилья не отвыкнет».
Мы, не забывая о своих непосредственных обязанностях в блиндажах, траншеях, при каждом удобном случае забегали посмотреть: как проходит наш эксперимент...
А лейтенант и Сашка вовсе не покидали погреба.
Почти до обеда кошка вела себя, можно сказать, дисциплинированно: ни Сашке, ни лейтенанту особо не докучала.
Ближе к обеду начала беспокоиться, нервничать, даже злиться вроде за что-то на своих шефов...
А в обед прямо-таки невоспитанной сделалась: мяукать начала, лезть под ноги каждому, а потом, решив, что ее не понимают, стала впрыгивать на колени и норовила при этом сунуть свою мордочку прямо в котелок с борщом...
Было, понятно, жалко ее. Но лейтенант и Сашка бдительно следили за всеми, переводя взгляд с одного на другого - в каком направлении двигалась Мурка, хотя больше всех, наверное, Сашка и переживал за нее.
Но ни он сам и никто другой не посмели нарушить вызванный самой что ни на есть боевой обстановкой приказ лейтенанта...
После обеда кошка некоторое время еще сновала по погребу, канюча у Сашки то ли «Мя-а...», то ли «Да-ай...». А потом все-таки ушла. Голод, как говорят, не тетка...
И часам к одиннадцати вечера мы уже получили ответ:
«Вас поняли. Будем осторожны. Пишите, что вас интересует. А пока сообщаем следующие данные...»
С этого дня и понеслось: ранним утром, еще затемно, наша Мурочка - через нейтралку, в немецкий тыл, вечером, со сведениями, - назад, к нам в погреб...
А примерно через месяц наше отделение выселили из погреба, так как всю роту перебросили на другой участок: на косогоре вместо нас начали размещаться ударные группы, специально подготовленные к прорыву немецкой обороны.
В «люксе», то есть в погребе, остались только лейтенант, Сашка да Мурка.
Лейтенант сказал:
«Сашку я у вас временно забираю. До завершения операции, то есть до прорыва и наступления, нашу дружную разведгруппу нельзя разъединять».
К этому времени Мурка натаскала уже столько записок, что лейтенант всю свою карту исчеркал условными знаками и, наверное, всю фашистскую оборону на этом участке выложил перед командованием как на ладони.
Таким вот манером кошка помогла нашему наступлению.
А Сашу Лисогорова, как ее главного воспитателя, наградили медалью «За боевые заслуги».
- Может, не поверите... А случай этот был. Я - свидетель, - завершил сержант свой рассказ почти теми же словами, какими начал.
Но возражать ему никто не собирался.
А наш загипсованный высказал фактически общую мысль:
- На войне всякое бывает!..
- Всякое... - согласился сержант. - Тот косогор и погреб далеко отсюда... После того Сашку еще к медали «За отвагу» представили - после Днепра, как форсировали мы его... А вот получил он свои награды или нет - не знаю... В полк они пришли, когда мы Сашку только-только отправили с тяжелым ранением, без сознания, в тыл... Отправили потом и награды следом... Когда его Мурка через линию фронта ходила, здесь, где мы сейчас с вами, был глубокий немецкий тыл... Сейчас - наш тыл. А когда Сашку ранило в голову - здесь был фронт, здесь была передовая. И рота наша ворвалась в этот городок одной из первых... Потому я и рассказал вам о Сашке с Муркой. Здесь шибануло его... Такое, к сожалению, на войне тоже бывает. - Сержант помолчал. Потом спросил у всех: - Может, все-таки получил он свои награды?
