Владислав Крапивин - Журавленок и молнии
– Пуговицы-то все оторвались… – прошептал Журка.
– Пошли.
Он пошел, застеснявшись, но с радостью. Очень захотелось в теплую-теплую воду. Можно будет смыть не только грязь, но и боль, и весь ужас того, что случилось.
Тугие струи ударили в блестящую ванну. Кафельная комнатка наполнилась паром, на тонком шнуре под потолком закачались, как морские сигнальные флаги, Максимкины рубашонки и колготки. Пар быстро обволок Журку сонливым теплом и покоем. Потом рассеялся, но покой и тепло остались… Вода набралась, Лидия Сергеевна что-то бросила в нее, размешала, и в ванне вспухла перина из густой пены.
– Ныряй, Журка, в это облако. А одежду оставь здесь, на стиральной машине, я потом заскочу и заберу.
Она вышла.
Журка, опасливо поглядывая на незапертую дверь, разделся. Морщась, перебрался через край ванны, охнул от радостного тепла и осторожно погрузился в него по плечи. Было больно касаться дна и стенок ванны, поэтому Журка сел на корточки и обнял себя за колени.
Двигаться не хотелось, от всякого шевеления притихшая боль опять просыпалась, а сидеть так было хорошо, спокойно. Журка закрыл глаза, оказался будто в теплой невесомости и забыл про время.
…Приоткрылась дверь. Журка вздрогнул, машинально сел поглубже, так, что взбитая пена защекотала ему уши. Лидия Сергеевна потянулась за Журкиной одеждой, потом взглянула на него.
– Греешься? Ну и хорошо. Только не забудь волосы промыть, в твоих кудрях целые комки глины…
Журка кивнул, беспомощно поглядывая из пенистого сугроба. А Лидия Сергеевна вдруг отложила сверток с одеждой, посмотрела на блестящую от мыльных пузырей Журкину голову и сказала:
– Слушай, малыш, давай-ка я тебя сама вымою. Как Максимку… Или будешь очень стесняться?
Журка в первый миг съежился еще больше. Но тут же с удивлением понял, что стесняться не будет. Для этого просто не было сил. Он все больше растворялся, таял в тепле, в окружающей его доброте и безопасности. И без спора покорился ласковой настойчивости Лидии Сергеевны. Только неловко улыбнулся и пробормотал:
– Да ладно. Если буду стесняться, вы не обращайте внимания, трите меня, вот и все…
Но она не стала его тереть. Сначала, поливая из кувшина, вымыла ему голову. Потом взяла за локти, осторожно подняла, поставила. Мягкой-мягкой губкой начала смывать с него хлопья пены. Журка закрыл глаза, и стало совсем хорошо: будто он дома и около него мама…
Лидия Сергеевна еще раз облила его теплой водой и вдруг не выдержала:
– Ох, как он тебя… Как тебе досталось, бедному.
Журка вздрогнул и съежился. Но ласковое и спокойное тепло тут же снова окутало его и взяло под свою защиту. Журка передохнул и неожиданно для себя сказал.
– А я все равно не пикнул, вот. Только губу прокусил…
– Маленький ты мой… – вздохнула Лидия Сергеевна. – Ну, ладно, Журавлик, все.
Она помогла Журке выбраться из ванны и тут же окутала его большущей прохладной простыней.
– Сейчас принесу тебе костюм Валерия. Спортивный. Большущий, но ничего, до утра поносишь. В нем и спать ложись, как в пижаме…
Через несколько минут Журка вышел из ванной в подвернутых трикотажных штанах и фуфайке до колен. Лидия Сергеевна повела его на кухню ужинать. Следом явился Максим. На руках он опять держал Федота, который, видимо, покорился судьбе. Максим попытался завязать с Журкой беседу, но Лидия Сергеевна турнула ненаглядного сына из кухни. Поставила перед Журкой тарелку с котлетой и картошкой, стакан молока. И вышла вслед за Максимкой.
Журка втянул котлетный запах и только сейчас понял, какой он голодный. Несмотря ни на что. Он забрался коленками на табурет, откусил сразу полкотлеты, но вспомнил про Федота. Спросил в открытую дверь:
– Лидия Сергеевна, можно я Федоту кусочек дам?
– Мы с Максимом его сами покормим, не беспокойся…
Журка допивал молоко, когда в коридоре раздался звонок (в точности такой же, как у Журки дома). Это вернулся откуда-то Валерий Михайлович. До Журки донесся негромкий, но хорошо слышный разговор:
– Ну как? – осторожно и с тревогой спросила Лидия Сергеевна.
– Да вот, принес…
– А он что?
Кажется, Валерий Михайлович сумрачно усмехнулся:
– Что… Сидит, мается. Видать, недавно бегал по улицам, искал…
– Не спорил, не требовал, чтобы назад привели?
– Нет… По-моему, даже обрадовался. Сам учебники собрал. Только молча все. Можно его понять… Может, ты сама с ним поговоришь, Лидуша?
– Может быть… Потом. Сейчас я ему, наверно, в волосы вцепилась бы. Посмотрел бы ты, что он со своим сыном сделал…
Когда Журка нерешительно вышел в коридор, он увидел на вешалке свою куртку и шапку, а в углу – набитый до отказа портфель. Лидия Сергеевна выглянула из комнаты и мягко сказала:
– Валерий сходил к вам домой, учебники принес и одежду. А то ты примчался без всего…
– Спасибо… – пробормотал Журка.
– Папу предупредил, что ты у нас…
– А чего его предупреждать, – безжалостно сказал Журка. – Он и так бы прожил.
– Он искать бы стал… И получилось бы, что мы тебя похитили… – Она улыбнулась, потрепала его по непросохшим волосам. – Все уладится. Пойдем…
Журка знал, что ничего не уладится, но сейчас он был размягший, сонный. И послушно пошел в комнату.
Здесь к нему опять примазался Максимка:
– Ты что будешь сейчас делать?
– Не знаю… – вздохнул Журка.
– Давай пхочитаем пхо Бухатино.
– Давай! – обрадовался Журка и стряхнул сонливость. Потому что не сидеть же просто так целый вечер. А книжку про Буратино он всегда любил.
Они пошли в отгороженный шкафом угол. Там стояла деревянная койка с барьерчиком, она была похожа на корабельную. Смастерил ее Максимкин папа – длинную, "на вырост". Журка лег животом на одеяло, положил перед собой книгу, Максимка устроился сбоку…
Журка дочитал до того, как Буратино попал в кукольный театр и угодил в лапы Карабасу. И в этот момент Лидия Сергеевна сказала:
– Молодые люди, укладываться не пора?
Максим заявил, что не пора. Но Лидия Сергеевна объяснила, что Журка устал и хочет спать.
– А я буду с Жухкой?
– Нет, он будет здесь, а ты с нами.
– И Федот…
– Что Федот?
– С нами.
– Еще новости!
– Я хочу с Федотом.
– В таком случае оба будете спать под кроватью.
– Пхавда?! – возликовал Максим. И очень огорчился, когда узнал, что это шутка. Несколько минут сидел надутый, потом потребовал:
– Пускай папа хаскажет сказку. Мне и Жухке.
– Что ты, мне не надо, – торопливым шепотом сказал Журка.
– Тогда песенку. Пхо кохаблик…
– Ну иди, ложись, – покладисто отозвался Валерий Михайлович. Тогда будет песенка.
– Мы вместе…
– Хорошо, вместе.
Максимка ушел от Журки, а через минуту Журка услышал из своего угла за шкафом:
– Папа, я лег. Давай…
– Давай…
И началась песенка. Густой негромкий голос Валерия Михайловича и картавый, тонкий, как дрожащая проволочка голосок Максимки:
Если вдруг покажется
Пыльною и плоской,
Злой и надоевшей
Вся земля,
Вспомни, что за дальней
Синею полоской
Ветер треплет старые
Марселя…
Мелодия была незнакомая. Слова тоже. Но что-то знакомое в них было. Что-то от дедушкиных книг и картины "Путь в неведомое".
Над морскими картами
Капитаны с трубками
Дым пускали кольцами,
Споря до утра.
А наутро плотники
Топорами стукнули —
Там у моря синего
Рос корабль.
Крутобокий, маленький
Вырастал на стапеле
И спустился на воду
Он в урочный час,
А потом на мачтах мы
Паруса поставили,
И, как сердце, дрогнул
Наш компас…
Под лучами ясными,
Под крутыми тучами,
Положив на планшир
Тонкие клинки,
Мы летим под парусом
С рыбами летучими,
С чайками, с дельфинами
Наперегонки…
Хорошая была песенка. Веселая и такая… по морскому деловитая. Хотя чувствовалась в ней какая-то грусть и непрочность. Может быть, от Максимкиного дрожащего голоска?
…У крыльца, у лавочки
Мир пустой и маленький,
У крыльца, у лавочки
Куры да трава.
А взойди на палубу,
Поднимись до салинга —
И увидишь дальние
Острова…
Они замолчали, отец и сын, и несколько секунд была хорошая тишина. А потом Валерий Михайлович воскликнул:
– Эй! Ты куда? А уговор?
– Я на кхошечную минуточку…
Максимка прибежал к Журке и опять забрался на кровать. Спросил таинственным шепотом:
– Ты у нас всегда будешь? Ты будешь мой бхат?
Это был серьезный вопрос, Максимка смотрел внимательно и требовательно. И Журка сказал тоже серьезно. И тоже шепотом:
– Если хочешь, я могу как брат. Но всегда быть у вас не могу. У меня ведь тоже есть мама.
– А она где?
– В больнице пока…
– А папа?
Журка отвел глаза.
– Он уехал… В далекую командировку.
Лидия Сергеевна заглянула за шкаф. Решительно ухватила Максимку за бока и унесла. Журка услышал, как он сказал: