Михаил Самарский - На качелях между холмами
Эх, как хорошо быть взрослым. Будь нам по тридцать лет, я бы сейчас прямо обнял Машку и целовал бы ее до посинения. Машкины губы — это не губы вовсе, это какой-то фантастический магнит. Вроде и отворачиваюсь, делаю вид, что смотрю куда-то в сторону, а сам все равно кошусь на эти чертовы губы. Не то что поцеловать хочется, я бы с удовольствием укусил бы ее за губы. Сильно укусил, до крови. Чего я тут несу? Еще подумаете, что я вурдалак какой-то. Нет, просто хочется поцеловать Машку. Но, увы, наши мамы, словно призраки, тут и там. Дождусь прогулки в лес. Я же знаю, что Машке тоже нравится целоваться. Но она почему-то не может целоваться долго. Она говорит, что ей дыхания не хватает. Опыта ей, дурочке, не хватает. Целуйся и дыши носом. Если дышать через нос, можно вообще полдня процеловаться не отрываясь. Вот бы попробовать. Спрятаться в лесу и целоваться безотрывно часа два-три. Но не получается. Начинаю целовать, Машка отрывается от меня и начинает все время убегать. Что за дурацкая привычка, сразу после поцелуя куда-то бежать. А я как дурак гоняюсь за ней по лесу. Догоню, снова целуемся. И так все время. Нет, чтобы стать под деревом, нацеловаться вдоволь, а потом бегай себе на здоровье. Так нет же, после каждого поцелуя начинается эта дурацкая беготня. Но все равно хорошо. Раз ей так нравится, я готов бегать целый день. Я бы вообще домой не ходил. Честное слово, даже ночью целовался бы.
Но вместо всего того, что мне сейчас пришло на ум, я сказал:
— Классное у тебя платье.
— Тебе нравится? — зачирикала Машка и сделала какое-то невероятное движение ногами, по-моему, называется «па», если я что-то не путаю.
Что за привычка переспрашивать? Ну, сказал же, что платье классное. Так нет же «Тебе нравится?». Конечно, нравится. Если бы не понравилось, я бы и не заметил. Но грубить в такой день не хотелось, и я, как безропотная овечка, стал снова расхваливать это до умопомрачения антирелигиозное платье:
— Супер, — говорю. — А чего ты его раньше не надевала? — согласен, вопрос глупый.
— Ну, не могу же я сразу все платья на себя надеть, — рассмеялась Мария. — А сегодня мы идем в гости к твоему другу. Вот я и решила выглядеть понаряднее. Да и жарко сегодня. Так что, идем? Иконку я взяла… Вот. — Она кивнула на полиэтиленовый пакет в руке.
— Идем, — отвечаю я.
В этот момент кто-то посигналил у нас под воротами. Мы вместе с Машкой отворили калитку. У ворот стояла старенькая «шестерка», водитель, пожилой мужчина, вышел из машины и спросил:
— Я так понимаю, молодой человек, вы — Михаил?
— Да, — удивленно ответил я. — Михаил. А откуда вы меня знаете?
— Да я-то не знаю, но мне рассказал о вас мой друг Владимир Григорьевич. Он просил передать вам вот это. — Водитель открыл багажник и вынул оттуда большой чемодан.
— Что это? — раскрыл я рот.
— Как что? — рассмеялся мужчина. — Подарок от Владимира Григорьевича.
— Что за подарок?
— Ну, как же? Володька говорил, что вы ждете его. Это аккордеон.
— Аккордеон? — Я вытаращил глаза, не зная, что говорить. В это время гость достал из чемодана инструмент, ловко перекинул через плечо ремень и выдал какую-то коротенькую, но замысловатую мелодию. Затем снова уложил аккордеон в чемодан, защелкнул замки и поставил подарок передо мной прямо на землю. — Принимай. Я обещал доставить точно по адресу. Он все равно у меня без дела стоит уже лет десять. Раньше увлекался, играл, а сейчас пальцы уже не слушаются. Это очень хороший аккордеон. Трофейный. Отец привез из Германии. Но вы не смотрите, что старый, он в отличном состоянии. Хоть в Кремле можно играть. Не пожалеете.
— Спасибо, — промямлил я, — но… как-то неудобно… Подарок… Я… просто просил на время… Может быть… Это…
— Берите-берите, Михаил, я обещал доставить аккордеон. А обещания нужно выполнять, тем более что…
— А мы собрались к нему в гости, — сказала Маша. — Вот прямо сейчас, вы могли нас и не застать дома.
— Куда в гости? — опешил мужчина.
— Как куда? К нему домой, — говорю я. — Он приглашал…
Мужчина тяжело вздохнул, опустил глаза и тихо произнес:
— Так вы ничего не знаете?
— Что? — спросил я.
— Владимир умер.
— Как умер? — обомлел я. Машка ойкнула у меня за спиной. — Как умер? Я же… я же недавно был у него… Он… когда умер? Пять дней назад я… был… он…
— Четыре дня назад, — ответил мужчина. — Не знаю, то ли сердцем почуял беду, то ли… Сам не знаю… я в тот день приехал его навестить. А он лежит, не встает. Сердечко прихватило… — Гость тяжело вздохнул. — В общем, Володя успел рассказать мне о вас. Попросил привезти аккордеон. Даже слово с меня взял… Вы уж извините… Я бы и раньше привез, но… Володя в тот же вечер умер. Прямо на моих руках. Сами понимаете, было не до аккордеона. Мне пришлось заниматься другими вопросами. Вчера Владимира похоронили.
Я вдруг вспомнил: действительно, вчера на выезде из поселка видел катафалк. Значит, в нем был мой друг.
— А сыновья его приезжали на похороны? — вдруг спросил я.
— Нет, никого не было. Я на поминки пригласил соседей. Вы извините, но не хотел вас травмировать. Володька сказал, что вы еще ребенок. Если бы я знал, что… вы… уже взрослый парень, я бы, конечно… В общем, простите меня ради бога. Ну что, я поеду?
— Постойте, — вскрикнул я. — Скажите, а где он похоронен?
— На Богородском кладбище, — ответил мужчина. — Если захотите его навестить, участок номер двенадцать. Если заблудитесь, спросите у администрации, они подскажут. Там рядом с крестом есть табличка, на ней написано Рактин Владимир Григорьевич. Извините, мне пора ехать…
— А вы не знаете, где живут его сыновья?
— Вова просил не сообщать им в случае его смерти. Я потому и…
— Так вы знаете, где они живут?
— К сожалению, точного адреса не знаю, где-то в Москве у станции метро «Кантемировская», но есть их домашний телефон. А вам зачем?
— Да просто. Если можно, дайте мне их телефон. На всякий случай. Скажите, я запомню.
— Триста двадцать… — Мужчина назвал номер телефона и уехал.
Мы с Машкой еще долго стояли у ворот. Как я ни старался, все же не выдержал, глаза мои наполнились слезами. Мария молча погладила меня и тихо сказала:
— Пойдем домой, Миша.
Бабушка, заметив мое необычное состояние, стала приставать ко мне с вопросами.
— Что это с тобой, внучек? На тебе лица нет. Что-то случилось?
— Отстань, ба, — буркнул я.
— Да что с тобой, Мишенька? — не унималась бабка. — Что случилось?
Поняв, что ничего от меня не добьется, бабушка переключилась на Машу.
— Машенька, что произошло?
— У Миши друг умер, — ляпнула Машка.
Лучше бы она не говорила это. Бабушка оцепенела от этого сообщения. Побледнев, она прошептала:
— Какой друг? Юрка, что ли?
— Бабуля, ну что ты несешь? — зло выкрикнул я. — Какой Юрка. Владимир Григорьевич Рактин. Живет… жил в конце поселка.
— Рактин? — всплеснула бабушка руками. — Володька? Знаю я его… Когда умер?
— Четыре дня назад, уже похоронили.
— А почему она… Маша называет его твоим другом? — изумленно спросила бабушка.
— Потому что мы с ним друзья, — говорю. — Может, хватит допрашивать меня?
— А это что? — заметив чемодан, спросила Бабушка.
— Это аккордеон. Подарок от Владимира Григорьевича.
— Ничего не понимаю, — запричитала Лилия Степановна. — Друг, умер, аккордеон… Ты можешь толком объяснить, что происходит?
— Бабуля, отстань, пожалуйста, — стиснул я зубы, — пока я тебе не нагрубил. Потом поговорим.
Я резко развернулся и отправился в свою комнату. Не знаю, что там бабушка выпытывала у Машки, но через полчаса Мария пришла в мою комнату и прошептала:
— Бабушка Лиля сказала, что аккордеон нужно вернуть родственникам.
— Да пошла она в задницу, эта бабушка Лиля, — крикнул я. — Ей-то какое на фиг дело? Что она лезет не в свое дело?
В этот момент бабка вошла в мою спальню.
— Как ты смеешь так говорить, негодник? — Она стала наступать на меня. — Как это не в свое дело? Ты что такое говоришь? Ты как со мной разговариваешь?
— А разве я с тобой разговаривал? Или ты подслушиваешь у меня под дверью?
— Тьфу на тебя. — Бабушка сделала вид, что плюнула, и выскочила из комнаты.
— Зачем ты так, Миш? — говорит Машка. — Она же все-таки твоя бабушка.
— Она у меня уже в печенках сидит, эта бабушка. Вечно лезет ко мне со своими советами. Ну, вот скажи, какое ей дело до этого аккордеона? Тем более ты же слышала, что это аккордеон не Владимира… Кстати, мы даже не познакомились с этим человеком.
— Да, жаль, — согласилась Мария.
— Слушай, — неожиданно принял я решение. — Бери свою икону. Поедем на кладбище.
— Ой, Миша, я боюсь, — испуганно произнесла Машка.
— Прекрати эту истерику, — сказал я, словно Машка действительно билась в истерике, но она не стала со мной спорить. — Чего там бояться?
