Ричард Бах - Хорьки-детективы: Дело о Благородном Поступке
— Но, мисс Трилистник, чем привлекли их наши поля и кукурузные стебли? Если образы приходят к ним при полнолунии, то у них дома что ли полнолуния не бывает?»
Сыщица кивнула:
— Это хороший вопрос. Однако не образы приходят к художникам, а наоборот: художники — к образам. Ваша кукуруза — это их холст. Ваша богатая, плодородная земля видоизменялась в течение многих столетий. Окислы железа разлагались в интенсивных магнитных полях.
Мыши не создавали рисунков, но угадали их чутьем. При помощи своего масла они освободили кукурузные стебли, и те образовали рисунок, повинуясь электрическим разрядам далекого прошлого.
Снова вопрос из аудитории:
— Как мыши могли узнать о существовании рисунков, мисс Трилистник, если мы никогда не догадывались, что они у нас есть?
— Но это мыши-художники, — ответила сыщица. — Они чувствуют малейшие токи, чего мы, остальные, чувствовать не можем. Посмотрите на бабочек, которые перелетают с места на место; их побуждения неведомы им самим. Но эти чуткие создания приземляются на ваших полях, потому что здесь — произведения искусства.
— Но постойте, ведь там могут быть и другие рисунки, еще не найденные!
— Да, весьма возможно.
— Мисс Трилистник, а что они означают? Юная сыщица нахмурилась:
— Вы попросили меня разгадать тайну появления рисунков на ваших полях, — возразила она. — Сказать, что заставляет стебли ложиться определенным образом, кто побывал на полях и почему. Значение рисунков — это совсем другая тайна, и я ее еще не раскрыла. Но клянусь кончиком хвоста, кое-какие соображения у меня есть. Подозреваю, что рисунки — это послания древних с целью напомнить нам о чем-то крайне важном.
— Напомнить нам?
— Что говорят хорьки-философы? Мы знаем лишь то, что уже известно. Ничто не узнается вновь, все только вспоминается.
Из середины толпы спросили:
— Есть ли доказательства правильности вашей гипотезы о том, что мыши-художники — из Парижа? Допустим, вы правы насчет левого берега, но почему именно Сены? Ваши аргументы несколько притянуты за уши...
Картина, которая пронеслась в сознании, пока Трилистник, закрыв глаза, держала в лапах беретик, была свежа в памяти. Будто она очутилась в другом месте — в доме, который был студией мышей-художников, а его хозяин во французском кепи — их лидером.
«Мы ничего не придумываем, — объяснял он художникам, пока они складывали свои кисти и банки с льняным маслом в потрепанные ранцы. — Мы открываем! Освобождаем спрятанные от глаз произведения искусства!»
В своем воображении Трилистник прибыла вместе с художниками на поля, раскинувшиеся за спящей хоречьей деревней, и видела, как искусно мыши орудуют кистями и как падают в изнеможении кукурузные стебли под лунным светом, чтобы зарядиться энергией, освобожденной после многих веков покоя.
Но хорьки-фермеры ждали доказательств.
— Вы правы, — произнесла сыщица. — Как можем мы быть уверены, что мыши прибыли из Парижа? Если обследовать берега речушек слева от рисунков, появившихся на полях, можно найти подземные входы, ведущие в помещения для художников. Там осталось множество отпечатков лап и кое-что еще, например, это...
Она взяла в лапы клочок цветной бумаги и прочла по-французски:
— Chemin de fer de Paris à Londres, tout ensemble.
Сыщица разъяснила:
— Это, джентльфериты, групповой экскурсионный железнодорожный билет на вечерний поезд Париж—Лондон. Дата соответствует дню появления последнего рисунка.
— А это не совпадение? — спросил кто-то. — Можно ли быть уверенным?
— Какое отношение имеют рисунки к нашему урожаю? — спросил другой. — Как вы догадались, что этот год был для нас благоприятен?
— Позвольте ответить на оба вопроса сразу, — сказала мисс Трилистник. — Совпадение? Но разве причина вашего благополучия — не тайна для вас?
Она легонько постучала по крышке плетеного ящика, стоявшего посередине сцены, потом сняла ее и положила рядом.
Щурясь от света, с крошечного шезлонга, стоящего рядом со столиком, на котором лежали куски свежеиспеченного хлеба и сыра камамбер, поднялся представитель вида европейская мышь-полевка. У него были коричневые усы, одет он был в щегольской шейный платок из воздушного шелка и черный фетровый беретик, о котором уже шла речь. Трилистник протянула малютке микрофон.
— Bonjour mes amis [1]— пропищал крохотный художник. — Это хороший вопрос — насчет вашего урожая.
Аудитория замерла. Трилистник могла просто объяснить разгадку. Никто от нее и не требовал представлять главное действующее лицо.
— Мы... как это сказать по вашему... lа lипе... мы становимся... лунатиками, одержимыми в некоторые ночи, когда луна полная. Не бойтесь — совсем не злыми.
Ни звука из словно громом пораженной аудитории, только глазищи перебегали с мисс Трилистник на мышь и обратно.
Представитель грызунов посмотрел на сыщицу, потом — на хорьков-фермеров:
— Мы никогда бы не приехали и не стали здесь работать, — произнес он, — если бы рисунки из кукурузы не просто удивили вас, но принесли бы вам хоть малейший вред.
Снова стало тихо. Не услышав больше вопросов, зверек протянул лапу к сыру и отщипнул кусочек.
— Ура мышам! — крикнул один из фермеров. — Давайте пригласим их теперь в гости, купим билеты в вагон первого класса и устроим выставку их полотен на площади!
При этих словах мышь положила еду на столик, сдернула беретик и отвесила присутствующим изысканный поклон, почти коснувшись носом дна коробки.
Собрание закончилось громкими аплодисментами и возгласами одобрения в адрес художников и, конечно, сыщицы, мисс Трилистник, которая полностью выполнила контракт и раскрыла тайну.
Но по пути домой, когда хоречий поезд вынырнул из темноты туннеля на дневной свет, Трилистник вновь охватило неутоленное любопытство:
«Что означали рисунки?»
Глава 4
Хорек Норки возвратился в город чуть позже мисс Трилистник. Всю дорогу он с восхищением думал о ее мастерстве в Деле о Таинственных Рисунках.
Не переставая следить за поворотами автострады, он различил сквозь ветровое стекло своего «Остин-Фьюррета» промелькнувший дорожный знак:
«Пожалуйста,
соблюдайте скорость,
безопасную
при данных условиях».
Норки включил магнитофон на панели автомобиля.
— Наша юная сыщица не только раскрыла эту тайну, — произнес он в микрофон, — но, как и Дело о Летающем Дельфине и Дело о Большой Охапке Цветов, раскрыла быстро, за один день.
Конечно, испытания следует продолжить, но, думается мне, она — сильный кандидат.
— Известите N. и S., — добавил он, — и, немного подумав: — ...и ZZ.
Норки выключил магнитофон и подумал:
«Что сталось бы с нашей цивилизацией, не будь образцов для подражания?»
Глава 5
C самого своего рождения Хорьчиха Трилистник была окружена вопросами.
«Посмотри на пузырьки, Трили! — говаривала мама, купая ее. — Почему они круглые, а не квадратные? Почему они не тонут в воде?»
«Почему небо меняет цвет, Трили? Куда деваются звезды днем? Сколько весят облака?»
«Хелло, Трили, — приветствовал ее отец по утрам. — Мы и вправду проснулись или завтрак нам снится? И вообще, почему мы спим?»
Родительские вопросы всегда начинались с «почему», и Трили любила придумывать объяснения, если она их не знала. Вопросы вызывали легкое беспокойство, но и ответы не успокаивали, а заставляли думать.
С самого начала родители превращали тренировку в игру:
«Этот шарф носил некий хорек, — говорили ей. — Возьми шарф в лапы, закрой глаза и опиши нам его хозяина».
И она училась видеть с закрытыми глазами, постепенно обретая неистощимую любознательность и умение направлять ее по верному пути.
«Можешь подержать в лапах коробку и сказать, откуда ее привезли?»
«Давай волю воображению, Трили. Если тебе нравится начало сказки, которую ты сочиняешь, выдумывай дальше! Сказка может стать былью».
Вместо того чтобы ждать сложа лапы, пока вырастет, Трили с раннего детства оттачивала свой ум. Постоянная тренировка сделала ее восприимчивой. Никто не смеялся над ней; все хорьки подбадривали ее и радовались ее успехам.
Подрастая, Трилистник преуспела не только в психологии. Она уже разбиралась в логике, анализе, дедукции, криптографии, отпечатках. Иногда к родителям приходили гости и приносили малышке тысячи паззлов, а потом наблюдали, как она складывала их за считанные минуты, что-то напевая себе под нос. Гости качали головами и смущенно улыбались. Любую задачу на сообразительность Трили решала быстро, иногда несколькими способами.
