Синтия Лорд - Правила. Не снимай штаны в аквариуме
Сегодня он озабочен, и очень даже. Джейсон водит рукой по книжке, тыкая в карточки. Его пальцы скрючены, как клешня, и он выстукивает слова костяшками пальцев.
— Я знаю, что у них была гитара, — говорит миссис Морхаус, теребя сережку. — Но я же объяснила тебе, у нас не было времени остановиться. Если б я тогда остановилась, мы бы не успели к логопеду!
Джейсон тычет в книгу. Надеюсь, у него есть карточка, где написано: «Мне-то что» или «Плевать!»
Его руки дергаются, и он издает горловые рокочущие звуки, похожие на рычание.
Моя мама захлопывает книжку.
Челюсть Джейсона немного смещена — подбородок не такой правильный, как на моем рисунке. Но если рисовать как есть, будет впечатление, что я нарисовала криво.
Слегка вьющиеся каштановые волосы прикрывают его виски, а некоторые непослушные пряди лезут прямо в глаза.
Волосы я люблю рисовать больше всего, но сейчас делаю только набросок, потому что боюсь, что не успею закончить рисунок до того, как за Джейсоном придет логопед.
— В чем дело? — спрашивает мама Джейсона.
Я нарисую его с опущенным взглядом, как будто он смотрит в свою книгу. Тогда глаза будут почти закрыты, и будет не важно, что я не знаю, какого они цвета.
— Девочка нет? Какая девочка?
Становится тихо. Я поднимаю взгляд.
Миссис Морхаус пристально смотрит на меня.
— Ты рисуешь моего сына?
Карандаш замирает посреди листа.
— Если он не может говорить, — произносит она, — не думай, что ему все равно!
Все смотрят на меня. Я пытаюсь нащупать пальцами край листа.
— Простите, — шепчу я, переворачивая страницу. Я напрягаю все свои силы, все без остатка, лишь бы не заплакать.
— Пить? — доносится до меня вопрос миссис Морхаус. — Сейчас. Подожди.
Мама тянется ко мне, но я вжимаюсь в диван и становлюсь недосягаемой.
Я беру ярко-зеленый карандаш и провожу на новой странице тонкую, изогнутую, подобно реснице, линию. Острая, как лезвие, зеленая травинка рассекает белизну чистого листа.
Слышу, что кто-то проходит мимо, но взгляда не поднимаю. Линия за линией, я рисую траву.
— Ой, — говорит миссис Морхаус. — Это всего лишь маленькое пятнышко.
Я решаюсь взглянуть. Дэвид на его месте порывался бы снять одежду, а Джейсон сидит и смотрит, как по его темно-синей рубашке «Ред Сокс»[1] расползается пятно. Может, ему все равно. Или он знает, что запасной рубашки нет. Или привык ходить мокрым. Дэвида все это не касается. Рубашку — долой, и глазом моргнуть не успеешь. И штаны тоже — если на них что-то пролилось, а я не успела напомнить ему правило штанов:
Мама опять открывает книжку.
— Так, на чем мы остановились?
— Гарри собирался воспользоваться своим плащом.
— Точно.
Она читает, а я думаю, что мне очень бы пригодился плащ, который сделал бы меня невидимой прямо сейчас. Если бы он у меня был, я бы накинула его себе на голову и побежала бы к выходу и дальше по улице, потом через парк, к пристани, чтобы сесть на первый попавшийся корабль и уплыть отсюда куда угодно.
Мама читает, администратор набирает текст, миссис Фрост листает журнал, а малыш спит на руках у Кэрол, все еще сжимая пальчиками розовую пластмассовую деталь.
— Привет, Джейсон!!!
Наконец-то за Джейсоном пришли. Его логопед вечно улыбается, и я чувствую облегчение при виде ее, хотя мама перестала читать, когда она вошла.
— Как он сегодня? — спрашивает логопед у его мамы.
— Он хотел остановиться на распродаже, — говорит миссис Морхаус. — Поэтому он расстроен.
— Да? — переспрашивает логопед, поворачиваясь к Джейсону. — Ты хотел (указывает руками, тянет их к себе) остановиться (одна ладонь наперерез другой, как в карате) на распродаже (перебирает пальцами, вопросительно приподнимает брови)?!
Джейсон хмурится.
Логопед выпячивает губы, тыча пальцем в разговорник: «Печально».
Я с трудом сдерживаю смех. Печально? Она что, издевается? Мне бы на месте Джейсона понадобились карточки со словами: «Видеть тебя не могу!», «Убирайся!» или «Вонючка!»
Логопед еще катит кресло Джейсона по коридору, а миссис Морхаус уже подхватила свою сумочку.
— У меня есть кое-какие дела, — сообщает она администратору. — Я скоро вернусь.
Когда она выходит, над дверью звякает колокольчик. В окно я вижу, как она идет через парковку к своему автомобилю.
— Как ты думаешь, зачем Джейсону гитара? — спрашиваю я у мамы.
— Не знаю, — отвечает она. — Может, он хочет просто иметь гитару, ему и этого было бы достаточно.
Глядя на задние фары автомобиля, я пытаюсь понять: достаточно для чего?
Но когда машина отъезжает, я закрываю глаза и загадываю желание. Пожалуйста, вернись и купи эту гитару.
В принципе мама права.
— Я не хотела его обидеть. Я просто делала набросок.
— Ты можешь сказать ему об этом, — отвечает мама.
Я съеживаюсь.
— Но он не может мне ответить.
— Возможно, он найдет ответ в своей книге. Или ответит мысленно.
Мама возвращается к чтению, а я рисую серый фасад дома: крыльцо со ступеньками и дверь со звонком. Я тянусь за небесно-голубым карандашом, но вместо него беру иссиня-черный.
Я слышу отдаленный вопль Дэвида. Мама перестает читать и выглядывает в коридор. Наступает тишина, видимо, Дэвид сдался и выполнил задание Стефании.
Я раскрашиваю рисунок: беру лимонный — для звезд, кремовый — для луны, темно-зеленый — для деревьев вдоль забора, темно-серый — для занавешенных окон, для всех, кроме одного.
Снова звенит колокольчик, и я слегка приподнимаю голову, чтобы заметить: мама Джейсона вернулась без гитары.
— А вот и мы!!!.
Логопед катит коляску Джейсона мимо меня.
— Я видела, что вы приехали, — говорит она его маме. — Он был так расстроен, что нам пришлось закончить пораньше.
Мама слегка толкает меня локтем, как бы говоря: «Давай, Кэтрин».
— Привет, Джейсон, — произносит она. — Как дела?
Он не поднимает головы, его подбородок почти касается груди.
Мамин вопрос повис в воздухе. Может быть, Джейсон отвечает про себя?
Может, он мысленно говорит: «Спасибо, хорошо».
Или: «Бывало и лучше».
Или, может, он мысленно вопит:
«Я в инвалидной коляске, идиотка! Как, по-твоему, у меня дела?»
Что бы он там ни думал, его молчание причиняет мне боль. Я кладу альбом на колени.
— Жаль, что с гитарой ничего не вышло, — обращаюсь я к каштановым кудрям Джейсона. — Я тоже люблю музыку.
Голова Джейсона вскидывается, и он пристально смотрит мне прямо в глаза. Глаза у него изумительные — льдисто-голубые.
Миссис Морхаус поворачивает его кресло к дверям, и мама встает, чтобы помочь ей.
— Все в порядке, — произносит миссис Морхаус, придерживая дверь ногой. — Я смогу проехать.
Я беру желтый карандаш, самый бледный, и ставлю на рисунке точку, мерцающую в окне. Из точки, сквозь темноту, я провожу дрожащий луч. Я представляю, что сижу дома на кровати, обняв колени, и считаю точки и тире азбуки Морзе.
Т-ы д-о-м-а?
Колокольчик звенит опять. Я поднимаю глаза. На пороге стоит миссис Морхаус и смотрит на меня, скрестив руки на груди.
Миссис Фрост уронила журнал, и даже девушка-администратор перестала печатать — ее руки замерли над клавиатурой, как у дирижера перед началом симфонии.
— Джейсон настоял, чтобы я вернулась, — говорит миссис Морхаус, — и сказала тебе, что ему понравился твой рисунок.
Она разворачивается, чтобы уйти.
В окно я вижу, что Джейсон ждет ее у въезда на пандус.
— Подождите!
Приподняв край листа, я осторожно его вырываю. Цветные карандаши падают с моих колен и катятся по полу, но я не обращаю внимания.
— Раз он ему понравился, пусть возьмет. Передайте ему, пожалуйста, что точка в окне — это фонарик.
Его мама улыбается.
— Я скажу ему.
Я слишком смущена, чтобы посмотреть, как она отдает рисунок Джейсону. Я опускаюсь на колени и собираю цветные карандаши — некоторые закатились под батарею.
— Ты хорошо поступила, дочка, — говорит мама.
Плюхнувшись обратно на диван, я вожу оранжевым карандашом по чистому листу, но на самом деле я просто его штрихую. «Некогда-мне-разговаривать, — штрихую я. — Оставьте-меня-в-покое».
От сильного нажима ломается грифель.
— Простите, мне пора! — Дэвид несется через приемную прямо к выходу, его волосы взмокли от пота. Мама бросается ему наперерез.
Я добавляю к своей коллекции правил еще одно:
Если тебе мешает шум, заткни уши или попроси остальных не шуметь
Когда мы едем из клиники домой, начинается дождь. Дэвид закрывает уши руками, чтобы не слышать едва уловимый скрип дворников по мокрому стеклу.
Стефания говорит, что у Дэвида обостренный слух. Он слышит, как молоко течет в стакан, как лязгают тележки в магазине, как визжат мои морские свинки, как тормозит школьный автобус на углу и как с шипением открывается его дверь, — все это и куча других вещей заставляют Дэвида моментально затыкать себе уши.
