Герман Матвеев - Семнадцатилетние
С этими словами он прислонил палку к первой парте и сел за стол.
— Аксенова Татьяна! — вызвал Константин Семенович, заглянув в журнал.
На второй парте слева поднялась рослая девушка в красной вязаной кофточке. Светлые косы ее были заплетены небрежно, без лент. От нее веяло ленивым, сонным спокойствием.
— Вы думали о своей профессии? — спросил учитель, внимательно глядя на Аксенову.
— Думала, — со вздохом сказала Таня, — но ничего хорошего не придумала. Скорей всего пойду в электротехнический институт.
— Почему?
— Потому, что папа так считает…
— Хорошо. Садитесь.
Валя Белова ткнула пальнем в спину сидящую впереди Холопову и, когда та откинулась назад, прошептала:
— Встань за меня, а я за тебя!
— Алексеева Анна! — вызвал учитель следующую. На задней парте стремительно встала девушка с тонкой, гибкой фигурой. Ее нельзя было назвать красивой, но она сразу запоминалась черными живыми глазами. Когда учитель взглянул на Аню, лицо ее пылало. Даже уши и шея порозовели.
— Алексеева, а вы выбрали себе профессию?
— Нет. Я хочу учиться, но не знаю где. Мы с мамой перебрали много профессий и ничего не могли решить.
— Так… Садитесь, пожалуйста.
Когда Константин Семенович вызвал Белову и вместо нее встала Клара Холопова, некоторые девушки с недоумением переглянулись между собой, но учитель не придал этому значения.
Белова была одна из лучших учениц класса, кандидат на золотую медаль.
— Ну, а вы кем собираетесь быть? — спросил он, приветливо глядя на отличницу.
— Я, вероятно, буду регулировать уличное движение! — сказала девушка, близоруко прищурившись.
Приветливое выражение в глазах Константина Семеновича исчезло.
— Что ж… Профессия не плохая, — сухо сказал он. — Особенно сейчас, когда транспорт так сильно развивается. Садитесь!
Катя Иванова порывалась поднять руку и разоблачить эту глупую выходку, но какая-то сила удерживала ее. «Нельзя выдавать подругу», — подумала она, хотя вся кипела от возмущения.
— Вершинина Лидия!
Константин Семенович давно обратил внимание на эту ученицу с удивительно правильными чертами лица. Она выглядела старше других. Туго заплетенные косы ее были уложены вокруг головы. На ней был строгий темный костюм.
— Вы дочь Сергея Ивановича Вершинина? — спросил учитель.
Вопрос этот почему-то смутил девушку, щеки ее порозовели.
— Да. А вы знаете моего папу?
— Знаю. Если он не забыл меня, передайте ему привет.
— Хорошо!
— Ну, а профессию вы себе выбрали?
— Нет.
Константин. Семенович смотрел на дочь известного ученого и думал: «Чего ей не хватает?». Словно перед ним был портрет, который художник писал не с натуры, а с фотографии.
— Садитесь, пожалуйста! Ерофеева Надежда!
У Нади был удивительно девчоночий вид. Даже две торчащие короткие косички, с ленточками, подчеркивали эту особенность. Лицо ее находилось постоянно в движении. Гримасничала она мило и на первый взгляд казалась «ужасной кокеткой». Пока она стояла, смущенно поглядывая по сторонам, лицо ее то бледнело, то краснело, губы растягивались в напряженной улыбке и сейчас же собирались трубочкой. Брови хмурились и расходились. Константин Семенович понял, что перед ним очень нервная девочка.
— Ну, а вы на чем остановили свой выбор, Ерофеева?
— Константин Семенович, я хочу быть инженером, но только не могу назвать, каким… — доверчиво произнесла она.
— А почему?
— Она собирается строить воздушные замки! — сердито сказала Аня Алексеева.
— Не говори глупостей, — обиженным тоном возразила Надя и, повернувшись к учителю, проговорила, опустив глаза: — Я не могу сказать, Константин Семенович.
— Ну хорошо. Садитесь.
— Киноинженером, — тихо, словно по секрету, сообщила Надя, заливаясь румянцем.
— Иванова Екатерина!.. У вас две Ивановых?
— Две, — сказала Катя, поднимаясь.
Это была высокая, курносая, с выдающимися скулами, с курчавыми волосами, девушка. Без тени смущения она вышла из-за парты, как это полагалось делать, и спокойно ждала вопросов.
— Так. Вы комсорг класса? — спросил Константин Семенович, заглядывая в журнал. — За две недели вы уже получили столько пятерок! Похвально!
На лицах появились улыбки, а румянец на Катиных щеках стал еще гуще.
— Нет, вы ошиблись, Константин Семенович. Пятерки стоят строчкой ниже. У меня другие отметки, сказала она со вздохом.
— Да, да… совершенно верно! Но ошибка моя простительна. Для комсорга получать пятерки — вполне естественно. Вы согласны с этим?
— Не возражаю, — нахмурившись, ответила Катя.
Она поверила, что Константин Семенович ошибся случайно, но все-таки это было неприятно.
— А вы сделали уже выбор, Иванова?
— Собираюсь учиться на химическом! — твердо сказала Катя.
— Хорошо. Садитесь! Иванова Светлана!
Когда Светлана встала, учитель понял, чего не хватает Лиде Вершининой и чего так много у Светланы Ивановой. Обаяния. Какую-то особую теплоту, нежность излучала красота Светланы.
Константин Семенович вспомнил, что когда Варвара Тимофеевна давала характеристику Светлане, то под конец с теплой улыбкой добавила: «Светлана — моя слабость! Люблю эту девочку».
— А что вы решили, Иванова? — спросил он девушку, спокойно ожидавшую вопроса.
— Я поступлю на работу, — просто ответила она.
— Вы решили дальше не учиться?
— У меня такие обстоятельства, Константин Семенович.
— Ну об этом мы еще с вами поговорим. Садитесь! Следующая — Косинская Нина!
Потупив глаза, красная от смущения, встала миловидная девочка. На первый взгляд она казалась совсем еще ребенком, и это подчеркивал большой черный шелковый бант на голове и хорошо сшитое форменное платье с передником.
Константин Семенович уже знал, что отец девочки контр-адмирал, что она единственная дочь в семье.
— Вы что-нибудь думали, Косинская, относительно профессии?
— Папа считает, что нужно идти в медицинский… но мы еще не решили окончательно.
— Хорошо. Садитесь, пожалуйста! Дальше идет…
— Я! Кравченко Тамара! — поднимаясь, четко сказала девушка, сидевшая на первой парте.
Константин Семенович с любопытством посмотрел на эту девушку. Она резко выделялась среди остальных. Невысокого роста и крепкого сложения, подстриженная, в сапожках, Тамара больше походила на переодетого мальчишку.
Завуч сообщила Константину Семеновичу, что Тамара прекрасно рисует, имеет любительские права водителя автомашины и много читает.
— Кравченко, а вы какую профессию выбрали? — спросил учитель.
— Я буду журналистом, Константин Семенович.
— Вероятно, будете! — согласился он. — Следующая как будто Крылова Маргарита? Какой же вы для себя наметили путь, Крылова?
Маргарита не торопилась отвечать. Она спокойно стояла и, слегка прищурившись, в упор смотрела на учителя. Острый нос и подбородок, близко поставленные глаза вызывали в памяти лисицу.
— Кем же вы будете? — повторил он свой вопрос.
— Мамой! — раздался сзади чей-то голос.
Девушка оглянулась и, недовольно пожав плечами, ответила:
— Я еще не решила, Константин Семенович.
В классе учились две новенькие, вернувшиеся из эвакуации в прошлом году. Одна из них — Нина Шарина — быстро и легко вошла в коллектив, срослась с ним, а вторая — Логинова Раиса — до сих пор жила замкнуто, одиночкой, и чувствовала себя новенькой.
Константин Семенович знал об этом и когда вызвал Логинову, то с особым вниманием взглянул на ученицу.
На второй парте слева поднялась сутулая девушка с большими темными глазами. Вид у нее был болезненный, и тихий грудной голос усугублял это впечатление. На ней было надето шерстяное коричневое платье с белым воротником, на груди блестел старинный медальон, а на руке — часы. И цепочка и медальон были золотые.
— А вы выбрали свой путь, Логинова?
— Я постараюсь поступить на биологический.
— Она поступит! — раздался все тот же насмешливый голос на задней парте.
— Хорошо. Садитесь!.. Смирнова Евгения! Женя шмыгнула носом и, сказав не то «хе!», не то «во!», решительно вышла из-за парты.
— Ну, вас я запомнил, Смирнова!
— Что делать! Сама виновата, — с наигранным сожалением сказала она.
Это была девушка среднего роста, с ясными, доверчивыми глазами, пышными вьющимися волосами, заплетенными в две косы. Ямки на щеках, независимо от воли, создавали впечатление улыбки и подчеркивали детское выражение лица. Светлый свитер обтягивал высокую грудь.
— Что вы скажете, Смирнова, о своей будущей профессии?
— Мне очень хочется стать врачом-педиатром, но я ужасно боюсь анатомички! — созналась она.
