Анатолий Ткаченко - Мыс Раманон
Вскоре родители увидели, что Фифли совсем не растет и не по-заячьи злой. Его нельзя оставить в логове — кусал и царапал других зайчат, опасно вывести на поляну — черная шерстка Фифли четко выделялась на нежной весенней зелени. Стыдно было перед соседями-зайцами за такого детеныша, и решили бедные родители избавиться от уродца. Отвели его в дальний скудный лесок, за три болота, и там бросили, легко убежав, потому что Фифли был хромой, плохо видел.
До вечера Фифли прыгал меж корявыми березками, не закрывавшими неба, щипал траву, верещал, а в сумерки забрался на старый сухой пенек — здесь его меньше пугали мыши, светлее был воздух. Но едва он задремал, как что-то черное, огромное, с ветром и одуряющим запахом налетело сверху, накрыло его, сшибло с пенька. Фифли покатился, цепляясь за кочки, а это черное снова обрушилось на него, растопырив когти, и Фифли сделал то, что делают в таких случаях его сородичи: перевернувшись на спину, ударил задними лапами злое неведомое существо. Послышался птичий вскрик, запестрели над поляной перья. Тяжелая птица низко и вяло улетела во тьму. Фифли забился под кочку с нависшей сухой травой, дрожа, перемог свою первую одинокую ночь.
Страшна была эта ночь. Она и научила Фифли самому главному в лесу: осторожности. Все слыша и зная, он сделался невидимым. Днем отлеживался под кочкой, в сумерки, да и то безлунные, выбирался попрыгать, траву пощипать. Как-то Фифли забрел на край поляны и в кустах ольховника увидел мертвую, с желтыми круглыми глазами птицу. Он понял, что это та хищная ночная птица. Маленький Фифли сплясал победный танец у погибшего врага и почувствовал себя увереннее, чуть ли не хозяином поляны. Но с первой порошей пережил не менее жуткий страх. Темной ночью он вылез на белый снег, и за ним сразу погналась лиса. Фифли хорошо знал свою поляну, каждую кочку, пенек, начал кувыркаться, прятаться, не умея быстро бегать. Лиса уже настигала его — был он как-никак уродец, — и тут под одной дряхлой кочкой Фифли обнаружил нору, юркнул в нее. Долго лежал в тепле, на мягкой подстилке из сухих листьев и мха. Утром пришел барсук, выгнал его из своего жилья. Фифли не обиделся, напротив — спасибо сказал барсуку: теперь он знал, что шерсть у него всегда будет черная, даже зимой, и ему, чтобы не погибнуть, надо рыть нору. Так он и поступил.
Прошло два лета и две зимы. Фифли жил тихо и незаметно. Нора у него была глубокая, теплая. Он по-прежнему лишь в глухие ночи выходил на поляну. Все другое время спал или терпеливо лежал в темноте. От этого Фифли почти ослеп, ножки у него сделались маленькие, как у крота, шерсть огрубела, стала колючей, заячьи уши обвисли, как у собаки-дворняжки. Его бы теперь не узнали родители и никто из лесных жителей, пожалуй, не определил, что за зверушка обитает в норе.
Однажды весной где-то за болотом загорелся лес. Дым стлался по земле, оседал в оврагах, низинах, и весь день Фифли дышал запахом гари, а в сумерках, выглянув наружу, он увидел близкое, во все небо зарево, слышался рев огня, грохот падающих деревьев. Через поляну бежали звери. Фифли заметил, что волки, лисы, зайцы, разная другая лесная мелочь двигались вместе, не боясь друг друга, не обижая слабых, словно появилась одна общая цель, которая была там, куда гнал их огонь. Фифли тоже захотелось бежать, но живший в нем страх оказался сильнее желания выжить, и он, завалив прелой листвой вход, поглубже упрятался в нору.
Пламя пронеслось над поляной, нагрело землю — Фифли едва не задохнулся от дыма и жары, — с ревом укатилось в ту сторону, где спасались подружившиеся звери. Его не остановили даже болота: старая трава была сухая, новая еще не появилась.
Выбрался Фифли на воздух и оцепенел: мир был черен и пуст. Деревья превратились в угольные столбы, земля — в мертвую золу. Лишь сиял и журчал, будто приблизившись, ручей в овраге да неистово радовались теплой болотной воде лягушки.
А несколько дней спустя осмелевший от одиночества Фифли столкнулся на поляне с каким-то лесным жителем. Удивился и испугался. Метнулся было к норе, но услышал позади жалобный голосок:
— Не прячьтесь, пожалуйста, я заяц!
Фифли выждал минуту, присмотрелся. Действительно, это был заяц, только весь черный от сажи, исхудалый, едва передвигавший вялые лапы.
— Вы кто? — спросил заяц.
— Фифли.
— А зверь какой?
— Не знаю.
От слабости у зайца не смыкались губы, казалось, он непрестанно скалится желтыми зубами, уронив уши на спину. Заяц долго молчал, утомившись от разговора.
— Таких я не видел, — просипел наконец. — Ты не хищник, правда?.. — Заяц подождал, пока Фифли кивнет, обрадовался. — Тогда скажи, чем ты питаешься? Мы умираем с голоду. Зайцам нечего есть: ни травы на земле, ни коры на деревьях.
— Ешьте коренья, — сказал Фифли.
— Коренья?
— Копайте лапами и ешьте.
Фифли припал к земле, разгреб золу, когтями разорвал дерн и выкопал белый сочный корень цветка ириса.
Заяц был так потрясен, что ничего не смог вымолвить, повернулся и неожиданно юрко запрыгал в ту сторону, откуда прибрел.
Прошло какое-то время, и на поляну прилетела сорока. Усевшись на обгорелый пенек возле норы Фифли, она заверещала:
— Здесь живет умный Фифли! Он спас зайцев от смерти. Зайцы от всей души благодарят его, желают счастья в личной жизни. Они никогда не забудут Фифли. Скоро весь лес будет знать про умного Фифли, я расскажу всем-всем! Я полечу, чтобы не мешать думать Фифли. Я полечу!..
Стало тихо, Фифли уснул. Беззвучной, черной была ночь. Понемногу Фифли позабыл о зайцах, сороке и думал, что жизнь его теперь пойдет спокойно, будет долгой, приятно сонной. Но как-то ранним утром на поляну забрел волк. Настоящий, седогривый, клыкастый. Только уж очень худой, утомленный, с белым, выпавшим из пасти языком. Фифли нырнул в нору, прикрылся пучком старой травы.
Серый гость понуро обошел поляну, обнюхал кочки, пеньки, уселся неподалеку от норы Фифли. Наконец отдышался, спрятал язык, заговорил:
— Мне сказали — иди за три болота, там живет умный Фифли. Он помогает зверям. Он добрый. Спаси нас, Фифли, — волки погибают. Наступил великий мор, даже зайцы куда-то подевались. Я не уйду отсюда, пока не услышу твое мудрое слово. Волки загрызут меня, потому что я хозяин рода и не могу накормить их. Помоги, я не забуду твоей услуги.
Фифли слушал волка и не мог унять зябкую дрожь в своем маленьком теле, видя клыкастую пасть, чуя хищный запах чужой шерсти. Но еще больше напугали Фифли слова серого гостя: «... не уйду, пока...» Да, если он не уйдет, Фифли сам с голоду подохнет. И вообще, кому нужен волк на поляне? От голода и злости еще нору разроет. Фифли решил отозваться, слегка высунул мордочку:
— Зайцев, говорите, нету?
— О да, умный Фифли. Как я рад, что слышу твой голос.
— Так. Куда же они?.. — И Фифли догадался вдруг: — В норах они. Ройте и питайтесь.
— Это правда?
— Правда. Я знаю.
— О, Фифли!
Волк исчез, будто и не было его вовсе, а к вечеру над лесом появилась сорока. Еще крикливее, еще восторженнее она оповещала:
— Мудрый Фифли спас волков! Звери, птицы, насекомые, знайте об этом. Мудрый Фифли живет на поляне за тремя болотами. Слава Фифли!
Если бы Фифли мог поймать эту болтливую птицу, он разорвал бы ее когтями и бросил в ручей, чтобы вода унесла куда-нибудь подальше ее пестрые перья. Ну зачем Фифли слава? Он тихий, незаметный уродец. Он никого не трогает и себя не хочет показывать. Ему надо жить так, как живут мыши: они есть, но их никто не видит. Придется искать другое место, копать новую нору, если не перестанет трещать сорока и будут беспокоить его лесные жители.
Поляна понемногу оживала. Кое-где прошила черноту трава, у ручья зазеленел стебельками тальник, набухли почками уцелевшие на деревьях ветви. И удивительно: старые пеньки выбрызнули побеги, помогая земле укрыться зеленью. Не все выгорело в лесу, живое спряталось, затаилось, выждало — и вот потянулось к теплу и свету.
Звери начали возвращаться на свои родные места. Фифли видел, как по ночам осторожными табунами (уже не прежним валом) проходили олени, кабаны, козы, пили в ручье воду. Поверху перепархивали белки-летяги. Птицы отыскивали старые гнездовья.
Лесная жизнь налаживалась. Фифли решил, что теперь он никому не понадобится: каждый найдет себе место, добудет пищу в богатом лесу. И все же в одну лунную ночь (в такие ночи он лишь освежиться выползал из норы) его разбудил тяжкий топот, треск валежника. Выглянув, Фифли увидел лося. Огромный зверь задыхался от бега, раскачивался на ослабевших ногах, шкура была изодрана в клочья. Лось припал на колени, послышался слабый хрип.
— Отзовись, мудрый Фифли, — звучало в этом хрипе. — Помоги мне. По моему следу идут волки. Мне не уйти. И защищаться не могу: опали старые рога, а новые не выросли. Я не уйду с твоей поляны.
