Борис Раевский - Только вперед
Побывав в гостях у одного голландского спортсмена, Леонид удивился: в первом этаже была гостиная, а спальня — во втором, детская — в третьем.
— Вертикальная квартира, — сказал Леонид.
— Да, да, вертикаль, — подтвердил переводчик. — Здесь всегда так…
Комнаты были связаны между собой узкими крутыми деревянными лестницами, похожими на корабельные трапы.
— А как пронести наверх шкаф или стол? Ведь ни за что не пролезет! — спросил Леонид у хозяина.
Вместо ответа тот высунулся из окна и показал огромный чугунный крюк, торчащий под крышей.
— Канат на крюк. И в окно! Шкаф — в окно, стол в окно, — помогая себе жестами, объяснил хозяин.
Впоследствии, гуляя по городу, Леонид видел, что такие крюки есть на всех домах. И окна везде широкие.
— Хоть рояль втаскивай, — сказал Кочетов.
— Да, да, и для рояль, — подтвердил кто-то из голландцев. — И для солнца. У нас мало солнца, — показал он на низкое хмурое небо. — Большое окно лови больше солнышка…
…За два часа до начала состязаний советские пловцы собрались в нижней гостиной.
На шоссе уже стоял желтый автобус советского посольства, готовый отвезти участников матча в бассейн. Над радиатором автобуса трепетал на ветру маленький красный флажок. Группа мальчишек стояла возле автобуса. Один из мальчиков, оглянувшись по сторонам, даже ласково потрогал рукой алый флажок.
Советские пловцы волновались: приближался ответственный момент, первое выступление за границей. Они знали: сегодня тысячи людей будут нетерпеливо стоять у репродукторов, ожидая «Последних известий».
«Как выступили наши спортсмены?»
Пловцы вспоминали Москву. На аэродроме перед вылетом в Голландию девочки-пионерки вручили им маленькие шелковые платочки. На каждом из них были вышиты золотом слова: «Ждем вас с победой!»
…Пловцы волновались.
И, чтобы подавить свое беспокойство, поднять боевой дух команды, каждый из них старался шутить, казаться совершенно спокойным. Так, перебрасываясь шутками, они неторопливо укладывали в чемоданчики свои спортивные костюмы.
Шота Шалвиашвили — смуглый здоровяк-грузин — подтрунивал над Кочетовым. Сокрушенно качая головой и цокая языком, он ходил вокруг Леонида и приговаривал:
— Нет в себе солидности, кацо. Никакой представительности! Рекордсмен мира, а хохолок, как у мальчишки!
Он положил обе руки на голову Леонида, делая вид, будто изо всех сил прижимает торчащий хохолок. Но стоило ему только убрать руки, как упрямый хохолок снова гордо встал, придавая Кочетову задорный мальчишеский вид.
— Ничего! — отшучивался Леонид. — Не в хохолке сила! И под шапочкой его все равно не будет видно.
Шалвиашвили, удрученно прищелкивая языком, продолжал критически разбирать наружность чемпиона.
— Мальчишка! — говорил он. — Ну совсем мальчишка! Ему бы в лапту на заднем дворе играть, а он туда же, — мировые рекорды вздумал ставить! Посмотрите на его волосы! — негодующе восклицал Шота. — Нет, вы только посмотрите на его волосы! Мало того, что торчит какой-то проклятый хохолок, так еще и волосы не темные, как у всех солидных людей, а какие-то светлые, как солома! Просто неприлично ставить рекорды с такими волосами!
Леонид смеялся вместе со всеми пловцами.
— Нет, не будет из тебя толка! — еще пуще горячился Шота. — Улыбаться и то не умеешь! Заливаешься, как мальчишка! Да ты знаешь, — грозно набросился он на Кочетова, — как должны улыбаться чемпионы? Губы сжаты и только уголки чуть опущены в гордой и тонкой презрительной улыбке!
В этот момент в комнату вошел Иван Сергеевич.
Внешне казалось, что уж кто-кто, а Галузин coxpaняет сейчас, перед началом матча, обычное спокойствие. Он был, как всегда, подтянут и гладко выбрит.
Во рту у Ивана Сергеевича попыхивала массивная черная трубка, выточенная им самим из куска мореного дуба. Трубка была единственной вольностью, которую разрешил себе Галузин, когда перестал выступать на состязаниях и целиком отдался работе тренера.
Спокойствие Ивана Сергеевича было внешним. На самом деле он — руководитель команды — волновался сейчас больше самих пловцов. Но опытный тренер прекрасно знал: пловец должен выходить на старт «собранным», как говорят физкультурники. Все его мысли и чувства, вся его воля и желания должны быть направлены к одному — к достижению победы. Поэтому Галузин всячески старался показать пловцам, что он спокоен. А значит, и им волноваться нечего.
Он сел в угол и пригласил кролиста Колю Новикова сыграть в шахматы. Расставляя фигуры на доске и весело приговаривая: «Давненько я не играл в шахматы!» — Иван Сергеевич сосредоточенно размышлял.
До начала матча оставалось еще почти два часа. Езды отсюда до бассейна — 25 минут. Иван Сергеевич знал, какая нервная обстановка сейчас в бассейне. К советским пловцам, даже если они запрутся в раздевальне, будут доноситься шум и крики зрителей; к тому же вряд ли удастся отбиться от стаи назойливых репортеров и фотокорреспондентов.
Как только советская команда высадилась из самолета в Голландии, корреспонденты набросились на пловцов и больше уж не оставляли их без своего докучливого внимания.
Сенсационной «находкой» для них неожиданно оказалась чемпионка СССР Женя Мытник.
Один из репортеров проник в ее комнату и увидел на столике фотографию трехлетнего пухлого мальчугана.
— Сын? — по-английски спросил репортер.
Женя не поняла.
— Ваш сын? — настойчиво, на этот раз по-немецки, повторил репортер.
— Да! — подтвердила Женя.
Репортер вдруг очень обрадовался, засуетился, стал щелкать фотоаппаратом, затем позвал переводчика и долго расспрашивал Женю о ее сыне и муже. Потом торопливо поцеловал руку «мадам Мытник» и исчез.
А на следующее утро в газетах появились фотоснимки Мытник и ее сына. Советские пловцы не понимали, почему так полюбился репортеру трехлетний Витька.
Вскоре пришел переводчик и объяснил смысл сенсационных подписей под снимками. Оказывается, за границей у женщин — спортивных звезд — нет детей. Менеджеры — хозяева этих спортсменок — категорически запрещают им становиться матерями, так как это вызовет длительный перерыв в выступлениях. А перерыв — это убытки для менеджера.
После крикливых заметок в газетах к Жене Мытник начали ходить целыми группами голландские пловчихи, теннисистки, велосипедистки. Все они с искренним недоверием задавали один и тот же вопрос:
— Правда, что у вас есть сын?
И глубоко поражались, узнав, что это не выдумка репортера.
Ивану Сергеевичу корреспонденты отравляли жизнь.
Они, как мошкара, проникали в каждую щель, мешали тренироваться и отдыхать.
Сейчас, перед самым соревнованием, они, конечно, с утроенной энергией набросятся на спортсменов.
Нет, советским пловцам пока еще нечего делать в бассейне. Но и здесь сидеть без дела тоже нельзя. Конечно, каждый из пловцов мысленно представляет себя сейчас на стартовой тумбочке и уже переживает все трудности предстоящей борьбы. Так не годится! Надо отвлечь их.
— А ну-ка, молодцы! — шутливо сказал Иван Сергеевич. — Что это вы сгрудились в комнате? Марш-марш в сад! На разминку!
Шота Шалвиашвили и еще двое пловцов, захватив волейбольный мяч, ушли в сад. Леонид Кочетов спрыгнул с крыльца и не спеша побежал вдоль чугунной ограды по мягкой дорожке, посыпанной песком. Он хотел сделать три круга — свою обычную «порцию». Узкая дорожка пролегала между теплицами — длинными, метров по полтораста, со сверкающими, до блеска протертыми рамами. Из теплиц торчали высокие вентиляционные трубы.
Под стеклянными рамами росли цветы. Великолепные — синие, красные, желтые, белые, зеленые — нежные, удивительно красивые цветы. Все они были похожи друг на друга и все-таки чем-то отличались от соседних — окраской, формой лепестков, длиной стебля.
У себя на родине Леонид редко встречал такие цветы. А здесь, в Голландии, их было очень много.
Название их Леонид все время забывал.
«Надо будет снова спросить» как они называются», — подумал он, пробегая мимо котельной.
Переводчик как-то объяснил пловцам, что котельная отапливает не только дом, но главным образом сад: внизу, под землей проложены обогревательные трубы.
«Как заботятся о цветах! — восхищенно подумал Леонид и вдруг вспомнил: — Тюльпаны! Вот их название!»
Разведением тюльпанов здесь заняты целые городки. В специальных корзинах на самолетах цветы отсюда вывозят в разные страны и продают очень дорого.
«Целая цветочная промышленность!» — подумал Леонид, пробегая мимо теплиц.
Дальше дорожка поднималась на горку. С горки через ограду, тянущуюся внизу, было видно шоссе. Возле шоссе стоял щит с пятиметровой рекламой. На рекламе был изображен флакон одеколона размером с человеческий рост. Под флаконом огромными буквами написано: «Одеколон нашей фирмы не нуждается в рекламе!»
