Вероника Кунгурцева - Дроздово поле, или Ваня Житный на войне
И Шишок заорал всем, кто побежал к интересному предмету:
— Всем стоять! Оставайтесь на местах! Счас я сам проверю, что там за книги такие на полках-пригорках расставлены…
Корова замерла на полпути к «словарю», жаворонок взлетел с коричневой, как старый пергамент, обложки ввысь. Домовик подошел к цилиндру и крикнул: дескать, никакая это не книга, это неразорвавшаяся натовская бомба! Мол, воткнулась в землю-матушку не головой, а хвостом, — потому и не взорвалась, а, впрочем, и в голове взрывателя что-то не видать, соскочил, знать, по дороге… Идите, дескать, сюда, опасности нету… И, с натугой выдернув бомбу из земли, положил плашмя.
Жаворонок, оседлав странный предмет, проворчал:
— Ежели это не книга, почему тогда тут слова?..
— Это по-английски, — сказал подошедший Ваня Житный.
Яна Божич подбежала к бомбе и стала тыкать в буквы пальчиком, дескать, меня мама учила английской азбуке: вот буква S, а это Е, а вот R и В. И, прочитав слово целиком: «SERB», — с вопросом в глазах уставилась на взрослых.
Ваня, ядовито усмехаясь, прочел остальное:
— Тут написано: «Ты все еще хочешь быть сербом?»
— Хочу, — с готовностью ответила на вопрос бомбы маленькая Яна. И оба птаха тут же оседлали плечики девочки, наперебой гомоня:
— И мы хотим! И мы! Мы тоже будем сербами!
Шишок вообще дар речи потерял, только кулак единственной руки сжал, ажно чуть было когтями кожу, мясо и кость насквозь не просадил. Боян Югович покраснел, стыдясь за тех, кто мог поставить подлую надпись. А Златыгорка, с интересом поглядев на железный цилиндр с игривым желтым ободком по краю, спросила:
— Неужто внутри такой малости помещается сотня смертей?
— Найти бы этого писаку да в глотку ему эту бомбу засадить! — смог наконец найти подходящие слова домовик. — Вот люди! Такое ни одному бесу в голову не придет! Гад-дёныши англосаксонские!
После на пару с богатыршей Златыгоркой уволокли натовскую бомбу и столкнули в подходящую балку и стремглав — вила, по такому случаю, решила показать крылышки тем, кто еще не видел, — улетели в сторону. И бомба-фарисейка взорвалась ведь, выпустив клубы вонючего дыма!
Отправились дальше. Шишок, прокашлявшись после смраду, говорил: дескать, трус-бомбардировщик, опасаясь средств противовоздушной обороны, летит на такой высоте, что людей на земле не различает. Дома ему кажутся спичечными коробками, дороги — узкими клейкими лентами, перебинтовавшими землю там и сям. А… грузовик наш ему, небось, игрушечной машинкой представился с муравьями внутри… Который сломать очень легко и весело!.. Что ж…
Скоро городок показался. Обилич — отрекомендовал населенный пункт Боян Югович, но вдаваться в топонимику не стал, решил: неподходящий момент.
Завернули на почту. Серб очень хотел прессу посмотреть, ежели, конечно, она досюда доходит, дескать, сколь времени газет не читал! Оказалось, периодика имеется — хоть и не больно свежая: ну, что ж, значит, кой-какие типографии еще работают!
Почтовая служащая рассказала: неподалеку тюрьму разбомбили, во время налета сотня человек была убита, столько же раненых — а кто на ногах стоял, разбежались, де, так что теперь надо, кроме всего прочего, уголовников опасаться! А еще, мол, передавали: в Крагуевце автомобильный завод сравняли с землей, «Заставу»-то…
Путники переглянулись, и Шишок воскликнул: выходит, дескать, не только грузовичок наш порешили, но и его родителя, чтоб уж никаких машин у сербов боле не рождалось, вот курвы-то!
А почтовая служащая продолжала: говорят, де, рабочие отказались уходить с завода, взяли на себя роль «живого щита». Так американцы-то не посмотрели на «живой щит» — ракеты свои напустили на завод, и полегла там, говорят, тьма-тьмущая народу…
Узнав по сарафанному радио страшные новости, решили все ж таки и в газеты заглянуть. Усевшись в ближайшем скверике, принялись слушать: Боян Югович обложился прессой и принялся читать вслух. А корова Росица заглядывала в газетку из-за плеча историка, — знать, сильно наскучилась по буквам.
«Совет Безопасности ООН отклонил резолюцию о незамедлительном прекращении применения силы против Югославии и срочном возобновлении переговоров по Косово. На резолюцию было наложено вето сразу тремя постоянными членами Совбеза — США, Великобританией и Францией. „За“ голосовали только Россия, Китай и Намибия. (Соавтором документа вместе с Россией и Белоруссией выступила Индия.)»
— Та-ак, — зловеще произнес Шишок. — Ну-ка, ну-ка, что там еще!
Боян Югович продолжал: дескать, агентство «Танюг» сообщает: «Ночью были сбиты истребитель-бомбардировщик „Торнадо“ и несколько крылатых ракет „Томагавк“, пущенных с натовских кораблей в Адриатическом море».
Домовик радостно потер руки, цыганка Гордана засмеялась, дескать, молодцы наши, воюют за меня!
Но историк продолжал:
— «Всего в ночном налете участвовало до трехсот самолетов НАТО, и было выпущено семьдесят крылатых ракет. Двадцать мирных жителей убиты, шестьдесят ранены во время бомбардировки города Сурдулицы: бомба поразила жилые кварталы. По версии НАТО, произошел сбой при наведении бомбы на цель».
Все переглянулись. А цыганка Гордана кивнула и расправила плечи, дескать, да, произошел сбой — цель ведь тут сидит, целая и невредимая!
— «При ночной бомбежке Косово, — читал далее Югович, — натовские бомбы упали в селе Корица, где во дворе фермы ночевали около четырехсот албанских беженцев. Очевидцы заявили, что погибло около ста человек. При бомбежке моста возле Приштины в результате попадания натовской бомбы в пассажирский автобус погибли сорок семь и ранены шестнадцать человек. Через час по тому же мосту был нанесен повторный удар, накрывший машины „скорой помощи“».
— «Милосердные ангелы», ёханый бабай! — воскликнул Шишок и покосился на Росицу Брегович, жующую свою жвачку, дескать, понимает ли демократка, что происходит?!
Когда обзор прессы был закончен, лешак все газеты педантично сжевал, дабы не засорять зеленый сквер. Боян Югович и бровью не повел: видать, после жизни в зиндане он отвык чему-либо удивляться.
Заночевать решили в почтовом отделении, мол, служащая-то ночью все равно сюда не прибежит, да и полиции тут делать нечего — сигнализацию Шишок, с помощью ручного мальчишка-с-локоток, отключил…
Домовик, оказавшись внутри темного помещения, включил фонарик — и живо проник за стойку, дескать, никогда по ту сторону не был.
В задней каморке оказался целый город, построенный из посылок и бандеролей, между которыми приходилось лавировать. А Ваня покамесь открытки поздравительные высветил, выставленные на стенде — знать, не пользовались они нынче спросом: все праздники канули в лету.
Корова Росица Брегович, увидав письма в больших мешках, жалобно замычала: видать, корреспонденцию давно не отправляли, — и комолая корова заподозрила, что и ее письмецо застряло в Лесковце.
Ваня Житный погладил белую коровушку по голове и сказал: дескать, знал бы номер телефона твоих родных, так позвонил бы — тут связь имеется. Корова схватила мальчика зубами за пятнистый рукав и потянула к телефону, мол, звони, давай. Ваня переводил непонимающий взгляд с коровы на телефонный аппарат и обратно. Тогда Росица принялась мычаньем изображать, чего хочет: промычит несколько раз, замолкнет, опять промычит — замолкнет. Ваня тут сообразил, схватил со стола ручку и записал количество мычаний до каждой паузы. Получились цифры телефонного номера. Только вот кого спрашивать? Как же Росица Брегович говорила, зовут ее тетушку?.. Кажется, Ефросима! Имена родителей неизвестны, так хоть какое-то имя, чтоб не быть голословным…
Ваня набрал номер и долго слушал гудки… Потом приложил трубку к уху коровы, дескать, никого нет дома — она послушала и по-коровьи тяжко вздохнула. Но тут же вновь принялась мычать — и намычала новый номер. Мальчик набрал и его: ответил женский голос.
Ваня поздоровался и сказал, что Росица Брегович, которая ехала в поезде триста девяносто три «Салоники — Белград», жива, только, к сожалению, сама позвонить не может. Женщина на том конце провода закричала:
— Почему не может, она что — ранена, она в больнице?!
Ваня, взглянув на корову, покачал головой, дескать, и не ранена она, просто… временно лишилась человеческой речи… вернее, голоса, а как обретет голос, так сама позвонит, не беспокойтесь, де…
Тут Росица так громко замычала, что даже Березай — обладатель вокзального контральто оглянулся в испуге, и мальчик поторопился положить трубку.
Корова благодарно ткнулась губами в Ванину руку, мальчик смутился и сказал:
— Ну ладно, чего ты!.. Все обойдется!
Шишок, вновь поймавший укоризненный Ванин взгляд, и беспросветно печальный коровий, подошел к Росице и сказал, глядя прямо ей в глаза:
