Эдуард Веркин - Мертвец
Куда? — из-за угла высунулся Сенька.
Туда, — ответил я.
К старпёру не пойдёшь?
Уже ходил.
Смотри, лишит наследства, — осклабился Сенька.
Я не стал спорить, сорвал зелёную картошку
и пульнул в брата. Попал удачно, в лоб. Сенька тоже метнул картошку в ответ, но промазал.
Ну ты, бразильская свинья... — начал ругаться Сенька.
Однако я запустил ещё одну картошку. И снова попал.
Ма! — завопил предательский Сенька. — А он уходить собирается!
Мать немедленно появилась в окне. В руке чеснокодав.
Ты куда? — спросила она. — Мы отца хотим навестить.
Я не могу, — сразу же ответил я.
Почему это?
Мы с Денисом договорились встретиться, — тут же соврал я. — Хотим пойти покупаться...
Покупаться! — возмутился Сенька. — Вчера покупаешься, мы идём к отцу! У тебя совесть вообще есть?! Отец, он, можно сказать...
Ему не хотелось тащить еду. Всё очень просто.
Пусть идёт, — остановила его мать.
Сенька злобно харкнул в мою сторону. Не дохаркнул.
Я ушёл. Ни к какому Денису я не собирался идти. Надо было заглянуть в школу, кое-что сделать. Да и просто погулять.
В парке никого не было, только сосны скрипели. Я побродил немного возле эстрады, потом лёг на скамейку и ленился, наверное, с полчаса. Лениться очень полезно, тот, кто регулярно ленится, живёт гораздо дольше — у него организм отдыхает и самовосстанавливается. И сосуды в мозгу прочищаются. Я валялся на скамейке, слушал, как скрипят сосны. Мимо проковылял незнакомый алкаш, потом появился Розгин со своей дрессированной овчаркой и продолжил её дрессировать. Мне показалось, что он учит свою собаку искать грибы. Розгин свистел в свисток, вскрикивал, ругался и вообще шумел, мне эта активность надоела, и я отправился в школу.
В школе было по-летнему пусто. Из спортзала доносился грохот и кряканье — тренировались гиревики, у них скоро какая-то гиревая олимпиада. Вообще, гиря — самый демократичный вид спорта. Демократичнее его только шахматы: гиря стоит полторы тысячи, а шахматы всего двести рублей.
Мастерские находились рядом с актовым залом. Когда-то в актовом зале нашей школы чуть не побывала Валентина Терешкова, в зале всё подготовили, даже портрет на стене. Но она не приехала, что-то с машиной стряслось. С тех пор зал не ремонтировали, но он хорошо сохранился.
Дверь в мастерские была открыта. Пахло опилками, и железными, и деревянными. Геннадий Иванович сидел на стуле и задумчиво читал старый учебник по радиоэлектронике. Рядом на верстаке стоял здоровенный прибор с экраном и многочисленными ручками и тумблерами. Вокруг с хищными лицами кружились два очкарика с отвёртками из радиокружка.
Эти радиоэлектронщики всё время что-то разбирали, собирали, паяли, пожары устраивали. Но с пользой это у них получалось. Многие в политехнические вузы поступали, а в прошлом году Двойцов собрал самодельный компьютер даже. Правда, компьютер этот можно было только включать и выключать, но дизайн удался, такой техностильный, что его купила московская кинокомпания для съёмок фантастического триллера. Теперь Двойцов работал над действующей моделью компьютера.
Здравствуйте, — сказал я.
Радиоэлектронщики не обратили на меня никакого внимания, муроды, а Геннадий Иванович обернулся.
Привет, Никита, — кивнул он. — Тебе что надо?
Вообще у нас с ним хорошие отношения, Геннадий
Иванович обладает главным достоинством настоящего учителя — он помнит всех своих учеников. Или по именам, или по фамилиям. Это ученики ценят. Я вот ценю.
У тебя какие-то затруднения? — Геннадий Иванович поглядел на меня поверх очков.
-Да.
Радиоэлектронщики вдруг разом подняли свой прибор и потащили его из мастерских.
Что это? — спросил я. — Боеголовка?
Сейсмограф.
Сейсмограф?
Сейсмографа я не ожидал. Хотя зря, наверное, Геннадий Иванович — человек широкий, в смысле интересы у него самые неожиданные. И ученики у него точно такие же, хотя их и мало. Ну кто, скажите, будет изобретать сейсмограф в наших краях?
А они изобретают.
Угу, — подтвердил Геннадий Иванович. — Изобретаем.
С чего это вдруг?
Актуальное дело. В последнее время сплошные землетрясения, сплошные цунами, ты что, телевизор не смотришь?
Я пожал плечами.
А предсказывать землетрясения не умеют. Вот мы и решили изобрести.
Масштабно, подумал я. Нобелевскую премию получат. Геннадий Иванович взойдёт на чёрную трибуну в чёрном блестящем фраке и пошлёт воздушный поцелуй шведской королеве...
Мне стало завидно.
Очень интересная идея у ребят. — Геннадий Иванович поглядел зачем-то в окно. — Такая свежая, я даже не ожидал...
Геннадий Иванович поднялся со стула и приблизился к окну.
А если не получится? — спросил я. — Ну, этот, сейсмограф?
Скорее всего, не получится. Но шанс есть. Разве важно — получится или не получится? В жизни необходимо чем-то заниматься.
Геннадий Иванович выглянул на улицу.
Ну да. В жизни надо чем-то заниматься. Я тоже ходил в его кружок. Правда, не в радиоэлектронный, а в фото. Наверное, месяца три. Пока не понял, что не гожусь я в фотографы. И я бросил. А Геннадий Иванович совершенно не обиделся. Это мне тоже в Геннадии Ивановиче нравилось.
А почему твой брат больше не заходит? — спросил он.
Зачем?
Ну как зачем, на кружок.
На фотографический?
То, что Сенька занимается в фотографическом кружке, я мог допустить, фотография в похоронном деле — важная вещь.
Нет, он тоже радиоэлектроникой занимался.
Сенька — радиоэлектроникой?! — удивился я.
Вот так. Оказывается, мой брат не только гробовщик, он ещё и Попов в молодые годы.
У него сейчас дел много, — сказал я. — Много работы.
Геннадий Иванович кивнул.
Появился юный радиоэлектронщик. Он тащил перед собой чёрную шестнадцатикилограммовую гирю, видимо из спортзала, краснел лицом и обливался потом. Мне вдруг захотелось, чтобы он уронил эту гирю на ногу и раздробил себе пальцы. Нет, я никакой неприязни к этому научному работнику не испытывал, но просто это наверняка было бы весело.
Радиоэлектронщик поставил гирю на подоконник и спросил в окно:
Готов?
И сразу же толкнул гирю в круглый бок. Гиря бумкнула. Видимо, так они проверяли работоспособность своего агрегата.
Ты чего-то спросить хотел?
Я достал из сумки ошейник.
Ого! — удивился Геннадий Иванович. — Забавная вещица.
Забавная?
Весьма... — Геннадий Иванович взял ошейник и принялся его разглядывать. — Очень, очень интересная вещь. Погляди вот на замок.
Я вот про замок и хотел спросить. Я хочу этот ошейник подарить на день рождения одной девушке...
Геннадий Иванович поглядел на меня непонимающе.
Нет, вы не так подумали. Я не девушке ошейник хочу подарить, а её собаке. А ключ куда-то потерялся. Вот я и подумал, что, может быть, вы посмотрите...
Посмотрю... — Геннадий Иванович достал лупу с фонариком и стал разглядывать ошейник уже вооружённым взглядом.
Пойдём лучше ко мне, там поглядим...
Геннадий Иванович пригласил меня в свою каморку, ввинтил яркую лампочку, положил ошейник на стол, открыл нижний ящик стола. Ящик был забит ключами. Разных размеров, форм, расцветок. Там были тысячи ключей; наверное, Геннадий Иванович собирал их целую жизнь. Он достал жестяную коробку, вытряхнул на стол. Образовалась пирамидка блестящих маленьких ключиков, такие бывают у чемоданных замков, Геннадий Иванович принялся их быстро сортировать и нашёл ключик с какой-то кривой загогулиной. Капнул на него чуточку масла, вставил в замок ошейника и нажал. Замок щёлкнул, и ошейник расстегнулся.
Ну вот, — Геннадий Иванович протянул мне ключик, — держи...
Спасибо.
Но тут ещё кое-что. — Геннадий Иванович продолжал разглядывать ошейник. — Интересная штукенция...
Геннадий Иванович снял с полки коробочку в потёртом чёрном бархате. В коробочке обнаружились тонкие и чрезвычайно блестящие инструменты, мне даже показалось, что хирургические. Трудовик взял один, похожий на длинную иглу, принялся ворочать ею в ошейнике и рассказывать:
Сам ошейник железный. Металл твёрдый, но одновременно и мягкий, скорее всего, это латунь. Поверх металла ошейник покрыт толстой кожей, наверное воловьей. Очень толстая и очень дорогая кожа, сейчас такую найти трудно. Но это ещё не всё, поверх этой кожи ещё один слой плетёной кожи. Тонкая и кропотливая работа, такой ошейник немало стоит. И стоил. Отличная работа. Откуда он у тебя?
На чердаке нашёл, — признался я. — В старом доме. В своём в смысле доме.
Ты где живёшь?
На Сорок лет Октября. Дом тридцать два.
Дом такой с наличниками?
