Лев Кассиль - Улица младшего сына
— Неправильно запустил, — объяснил Володя.
Он снова закрутил резинки винтов и с силой направил самолет в воздух.
Но модель, сделав неуклюжее сальто-мортале, со всего размаха врезалась в склон горы. Что-то хрустнуло. Ветер, внезапно подувший с моря, поволок исковерканную модель по траве. Она зацепилась за кустарник и затрепыхалась, стуча перепончатым лопнувшим крылом. Володя подбежал к ней — и понял, что все кончено.
А вокруг уже смеялись, сперва тихо, а потом все громче. И уже слышал Володя обидные замечания тех самых ребят, которые только пять минут назад расхваливали его модель:
— Одна декорация!
— Декорация!..
— Фасону много, а толку ни на копейку!
— Высоко взлетела, низко села!..
— Х-хе, вот тебе и амфибия!
— Эй, Дубинин, может быть, она у тебя только с воды летает?
— Она и там на дно кувыркнется!..
Володя, не отвечая на насмешки, осторожно высвобождал треснувшие крылья из цепких ветвей кустарника.
Вскоре его оставили одного со злосчастной моделью. Володя поднял ее — исковерканную, опозоренную — на руки. Она беспомощно вывернула крыло.
С моря поднимался сильный ветер. Из-за пролива, со стороны Тамани, быстро неслись тучи. Вдалеке уже пробормотал что-то, пока еще про себя, гром. Надо было спускаться. Но как теперь возвращаться домой, после такого поражения?
И вдруг Володя заметил, что он не один. К нему подходил Женя Бычков.
— Это у тебя отлетело? — сказал Женя, подавая Володе отлетевшую планочку и глядя в сторону. Володя молча взял у него деревяшку.
— Потому что перетяжеленная, — так же тихо, как прежде, сказал Женя. — И центровка неправильная. Потом, зачем ты такие нервюры толстые поставил?
Володя не слыхивал никогда ни о нервюрах, ни о центровке, но он и виду не подал.
— Я думал, крепче будет…
— Нет, ты смотри, Дубинин, — проговорил Женя. — Видишь, у тебя тут равновесия нет. Его так сюда и тянет. Я знаю: это трудное дело. Тут самому не справиться. Надо расчеты знать. Вот мы все вместе потому и делаем. А ты хотел один. Тут ребята неопытнее тебя есть, да и то…
Они сидели на корточках возле поломанной модели, разбирали ее недостатки, старались исправить повреждения и так увлеклись оба, что не заметили, как тучи накрыли весь город и вдруг внизу, под ногами у них, все исчезло, все заволокло серой пеленой тумана. Крупная капля дождя звонко, как в барабан, стукнула о перепончатую оболочку крыла на модели.
— Эх ты, смотри, как накрыло! — сказал Володя, поднимая голову. — Ну, нальет нам сейчас за шиворот! Ты беги, тут прямо можно спуститься, покороче будет.
— А ты?
— А я той дорогой пойду, а то съеду еще здесь, так окончательно все поломаю.
— Ну, уж тогда вместе пойдем, — сказал Женя Бычков. — Скорее надо, а то все у тебя размочит!
Взявшись за концы попорченных крыльев самолета, они начали быстро спускаться. Под ними была уже сплошная, медленно клубившаяся муть; она подступала со всех сторон… Гора, где они стояли, выглядела уже островком в море тумана, и было жутковато погружаться в него. Ветер несколько раз чуть не вырвал из рук мальчиков модель. Они в таких случаях приседали и старалась быть поближе к земле. Дождь все усиливался, склон стад скользким. Ветер гнал на Митридат густое стадо туч и оглушительно щелкал над головой слепящим кнутом молний. Гроза была теперь совсем рядом. Стало казаться, что с Митридата, грохоча, катятся от самой вершины вниз огромные пустые железные бочки. Под ногами все ехало, расплывалось…
Вдруг Женя негромко охнул и провалился куда-то вниз. Не выпуская из рук модели, Володя сполз к нему:
— Ты что?
— Нога у меня чего-то…
Женя попытался подняться, но тихо ойкнул и повалился на землю.
— Вот так номер, — сказал он виновато, — ступить не могу. А больно до чего…
Лицо у него перекосило, он кусал нижнюю губу, но продолжал говорить тем же тихим голосом, каким обычно разговаривал в кружке:
— Ты уходи, а то тебе все размочит… Да и ветер поднимается.
Порыв ветра чуть не повалил Володю на землю. Дождь лил как из ведра. С вершины Митридата хлынули мутные, уже начинавшие греметь потоки.
— Идти никак не можешь? — спросил Володя, повернувшись спиной к ветру.
— Погоди, у меня пройдет немножко, тогда я пойду… А ты не жди, ты беги.
— Куда я побегу? Давай уж вместе.
— Да не могу же я!
— Я и говорю, что не можешь. Значит, давай вместе. Забирайся ко мне на закорки.
— Да брось ты!.. Я ж тяжелый…
— Сам брось! Давай, говорю! Мне даже лучше будет — ты меня от дождя прикроешь.
— А модель как же?
— А ну, шут с ней, с моделью! Давай!..
Володя спустился на шаг ниже, подставил спину, припав на колени. Женя обхватил его за шею. Он был крупнее и сильнее Володи, но Володя поднатужился, схватился руками за мокрую траву, но она выдиралась из земли. Ему все же удалось встать. Женя, здоровой ногой отталкиваясь от склона горы и поджав другую, повис у Володи за плечами.
— Ну, держись теперь… Только горло не дави, а то мне дышать нельзя.
Их нагоняли потоки, несшиеся по склону. Вода несла камни, надо было увертываться от них. Володя наугад пробирался сквозь дождь. Вдруг что-то белое промчалось в потоке мимо него. На мгновение Володя увидел красную звезду и понял, что то была его погибшая модель… Струей ее прижало к камню, потом повернуло, и она исчезла.
Поминутно оступаясь, выбиваясь из последних сил, Володя тащил на себе Бычкова. Когда он очень уставал и чувствовал, что сейчас сам свалится, то сплевывал воду и говорил:
— Слушай, Бычков, ты постой на одной ноге, отпусти меня немного.
И Женя становился на одну ногу. Тогда Володя, откинувшись, с минуту отдыхал, опираясь на него, а потом, сказав: «Ну, давай, Бычков, грузись!» — тащил товарища дальше.
Так он дотащил Бычкова до первого строения на окраине. Там, под навесом, они переждали ненастье, а потом Володя сбегал домой к Жене и сообщил его родителям о случившейся беде.
С этого дня они подружились. Как известно, самая крепкая дружба всегда начинается со столкновений, с хорошей ссоры или небольшой драки…
Женя уже в скором времени сдал нормы первого разряда по моделям и стал инструктором «юасов». Володя теперь терпеливо, ступень за ступенью, поднимался по той лесенке, через которую он хотел перескочить одним махом. У него уже неплохо получались схематические модели. Кроме того, он стал художником стенной газеты «ЮАС». В первом же номере он сам мужественно нарисовал карикатуру под названием «Воздушный бой». В ней он изобразил очень смешно свое столкновение с Женей, не пожалев черной краски для собственной физиономии.
Инструктор Николай Семенович был теперь доволен им. Володя быстро схватывал все технические приемы, и с языка его не сходили новые словечки: «бобышка», «лонжерон», «нервюры»… Он построил уже вполне хорошую схематическую модель с резиновым двигателем. Она прошла испытания во дворе Дома пионеров. Решено было в следующий раз попробовать ее на Митридате, где все модели проходили, так сказать, выпускной экзамен на аттестат воздушной зрелости. Проба была назначена на субботу.
Но в пятницу Евдокия Тимофеевна была на родительском собрании в школе, и с нею долго говорила Юлия Львовна. Говорила она о том, что Володя в последнее время стал учиться хуже; и хотя мальчик он очень способный, но, видно, чересчур сейчас увлекается чем-то, и надо бы за ним следить построже. Словом, Евдокия Тимофеевна, вернувшись домой, не снимая даже шали, прошла прямо к столу, где что-то строгал Володя. Она молча выдернула у него из пальцев ножик, положила его на стол и сказала:
— Хватит! Построгал, побегал — и будет. С завтрашнего дня никуда больше не пойдешь. Срам было слушать, что мне Юлия Львовна про тебя сказала! Занятия запускаешь. Отставать начал. И говорит, что ты ее не слушаешься, мало уважаешь. А она ведь знаешь какая до тебя внимательная! Как родная мать все равно, старается для вас. Словом, с завтрашнего дня никуда не пойдешь. Все! Будет!..
На другой день во время урока русского языка Володя читал под партой книгу о Чкалове. Кругликов разбирал у доски сложносочиненное безличное предложение.
— Дубинин! — вызвала Юлия Львовна. — Как, по-твоему, правильно Кругликов говорит?
Володя вскочил, непонимающе посмотрел на Кругликова, прочел то, что было написано на доске:
— По-моему, правильно.
— Почему же, по-твоему, правильно?
Володя мог бы ответить, что Кругликов — хороший ученик и раз он отвечает, то, скорее всего, правильно. Но он переступил ногами под партой, поглядел в окно и сказал:
— Потому что я не слышал, что он ответил.
— Но, может быть, ты слышал хотя бы, о чем я его спрашивала?
— О предложении… о предложении, о безличном предложении, — подсказали сзади.
— Вы спрашивали разбор предложения, только я не знаю, про что, — сказал он и, вздернув подбородок, прямо посмотрел на учительницу.
