Лора Инглз Уайлдер - Долгая зима
— А куда ты девал снег? — удивилась Лора.
— Я сделал туннель очень низким и лез по нему на четвереньках, а снег отталкивал назад, чтобы он закрывал меня от ветра, — отвечал папа. — Пока эти сугробы не растают, я могу спокойно пробираться в хлев.
— А снег очень глубокий? — спросила мама.
— Точно не знаю, но намного выше, чем крыша пристройки.
— Неужели весь дом утонул в снегу? — воскликнула мама.
— И хорошо, если утонул. Ты заметила, что в кухне стало гораздо теплее?
Лора помчалась наверх и проскребла в наледи дырочку. Выглянув наружу, она глазам своим не поверила. Главная улица проходила почти на уровне окна, а на другой стороне, над искрящимся снегом, торчал, словно дощатый забор, фальшивый фасад дома Хартхорнов.
Потом она услышала веселый возглас, и прямо у нее перед глазами быстро промелькнули лошадиные копыта. Восемь серых копыт, восемь стройных гнедых ног. Ноги, сгибаясь и разгибаясь, быстро промчались мимо, а за ними показались длинные сани, на которых стояли две пары сапог. Лора попыталась заглянуть через дырочку вверх, но сани уже исчезли. Яркие лучи солнца больно резанули ей глаза. Лора быстро спустилась в кухню рассказать, что она увидела.
— Это молодые Уайлдеры, — сказал папа. — Они поехали за сеном.
— Откуда ты знаешь, что это они, папа? Я видела только лошадиные ноги и сапоги.
— Кроме них, никто не отваживается выехать из города, люди боятся метели. А Уайлдеры свозят с Большого Болота все свое сено и продают его на топливо по три доллара за сани.
— По три доллара! — воскликнула мама.
— Да, и это справедливая цена, если принять во внимание, что они сильно рискуют. Я бы тоже с удовольствием на сене заработал. Но все дело в том, что у них есть уголь. А я был бы рад, если бы у нас на обогрев хватило сена. Я ведь не рассчитывал топить им печку.
— Они проехали по сугробам почти над крышами домов!
Лора никак не могла успокоиться — ведь не каждый день увидишь на уровне своих глаз лошадиные копыта, сани и сапоги, словно ты какой-нибудь маленький зверек в норе, вроде суслика.
— Удивительно, что они не проваливаются в снег, — заметила мама.
— Ничего удивительного в этом нет, — возразил папа, с жадностью запивая чаем ломтик поджаренного хлеба. — Никуда они не провалятся. От ветра снег стал твердым как камень. Подковы Дэвида даже не оставляют на нем следов. Лишь бы только не попасть на такое место, где под снегом осталась спутанная трава.
Он быстро надел шубу и шапку.
— Сегодня эти ребята меня опередили — я все утро рыл туннель. А теперь надо выкопать из хлева Дэвида. Буду возить сено, пока светит солнце.
С этими словами папа закрыл за собой дверь.
В этот день никто не смотрел на небо из окна кухни. Лора привела Мэри в пристройку и научила ее скручивать жгуты. Мэри уже давно хотела помогать, но раньше в пристройке было слишком холодно, а теперь толстый слой снега вокруг дома сохранял тепло. Вначале у Мэри ничего не получалось — ведь она не видела, что делает Лора. Но постепенно дело пошло, и девочки, лишь несколько раз прервав работу, чтобы погреться, скрутили запас жгутов на целый день.
Вскоре в кухне стало так тепло, что им всем уже не нужно было подсаживаться поближе к печке. В окутавшей дом тишине слышались только их собственные голоса, постукивание качалки, царапанье грифеля по доске да веселое жужжанье чайника.
— Этот глубокий снег — поистине благословение, — заметила мама.
Теперь следить за небом в ожидании папы они не могли. Впрочем, это и хорошо. Ведь если и набежит серая снежная туча, они все равно ничем не смогут ему помочь.
Лора частенько об этом думала, но все равно бегала на холодный чердак поглядеть в окно. Когда она возвращалась, мама и Кэрри поднимали на нее вопросительный взгляд, и она всякий раз им отвечала громко, чтобы Мэри тоже могла все узнать:
— Небо ясное, снег сверкает и искрится миллионами огоньков. Ветер как будто совсем утих.
В этот день папа втащил сено в пристройку по туннелю. Утром он раскопал снег у дверей хлева, чтобы Дэвид смог оттуда выйти, а за хлевом прорыл еще один туннель под углом к первому, чтобы туда не задувал ветер.
— Я такой погоды еще в жизни не видывал, — удивлялся папа. — Сейчас, наверно, градусов двадцать ниже нуля и ни малейшего ветерка. Словно весь свет застыл от мороза. Хорошо бы, так продержалось подольше. Ходить по туннелю в хлев — одно удовольствие.
Назавтра выдалась точно такая же погода. Тишина, сумерки и тепло казались сном, неизменным, как тиканье часов. Когда часы откашливались перед тем, как пробить, Лора подскакивала на стуле.
— Не надо так нервничать, Лора, — словно в полусне пробормотала мама.
В этот день они ничего не читали друг другу наизусть. Они ничего не делали. Они просто сидели.
Ночью тоже было тихо. Но утром их разбудил бешеный рев пурги: снова выл ветер и снова шел снег.
— Мой туннель начинает проваливаться, — сообщил папа, вернувшись из хлева к завтраку. Брови у него заиндевели, а одежда задубела от мороза. Стужа снова начала подступать вплотную к печке. — Я надеялся, что он хоть чуть-чуть еще продержится. Черт бы побрал эту проклятую пургу!
— Перестань сквернословить, Чарльз! — воскликнула мама, но тотчас в ужасе закрыла себе рот рукой. — Прости, я не хотела тебя обидеть. Но эта бесконечная буря...
— Ничего, Каролина, я понимаю, что ты до смерти устала, — успокоил ее папа. — Знаете что? Давайте после завтрака почитаем о путешествии Ливингстона по Африке.
— К сожалению, сегодня мне пришлось сжечь слишком много сена. Было очень холодно, — пожаловалась мама.
— Ничего страшного, накрутим еще жгутов, — сказал папа.
— Я помогу тебе, — предложила Лора.
— У нас целый день впереди. В хлев до вечера ходить не надо. Сначала наготовим жгутов, а потом почитаем.
— У меня ноги замерзли! — захныкала Грейс.
— Как тебе не стыдно, Грейс! Ты уже большая. Можешь и сама согреть ноги, — укоризненно сказала Лора.
— Садись ко мне на колени и погрейся, — предложила Мэри, ощупью пробираясь к своей качалке возле печки.
После того как папа с Лорой накрутили большую кучу жгутов и сложили их у плиты, Кэрри принесла папе его большую зеленую книгу.
— Пожалуйста, почитай нам про львов, папа, — попросила она. — Мы притворимся, будто на дворе ревут львы, а не ветер.
— Боюсь, что мне понадобится свет, Каролина, — сказал папа. — Тут очень мелкий шрифт.
Мама зажгла пуговичную лампу и пододвинула ее к папе.
— Итак, — начал папа, — представьте себе ночь в джунглях. Этот мерцающий свет — отблеск нашего костра. Вокруг нас ревут и воют дикие звери — львы, тигры, гиены, а может, даже парочка бегемотов. К нам они не приближаются, потому что боятся огня. Вы слышите, как шелестят большие листья и пронзительно кричат птицы. Стоит глухая, темная, душная ночь. Над головой сияют большие звезды. А теперь я почитаю вам, что будет дальше.
Лора изо всех сил старалась слушать, но в голове у нее стоял туман, и она ничего не понимала. Папин голос смешивался с бесконечным шумом бури. Она чувствовала, что больше не сможет ничего делать, не сможет даже просто слушать или думать, пока не утихнет пурга. А пурга не утихала.
Лора устала. Устала от холода и тьмы, от черного хлеба и картошки, устала скручивать жгуты, молоть пшеницу, топить печку, мыть посуду, убирать постели, устала ложиться спать и просыпаться. Она устала от ураганного ветра. В нем не звучало никаких мелодий, только беспорядочный шум бил ей в уши.
— Папа, — прерывая чтение, вдруг сказала Лора, — ты не мог бы поиграть нам на скрипке?
— Конечно, могу. — Папа удивленно отложил в сторону книгу. — Если тебе хочется послушать скрипку, я с удовольствием сыграю.
Пока он растирал онемевшие пальцы, Лора достала футляр из теплого уголка за печкой.
Папа натер канифолью смычок, положил на плечо скрипку, потрогал струны и взглянул на Лору.
— Сыграй «Красавец Дун», — попросила Лора, и папа заиграл и запел:
Как смеет берег чудный Дун
Цвести со щедростью такой...
Но замерзшие пальцы не слушались папу, и скрипка слегка фальшивила. Потом музыка стихла, потому что лопнула одна струна.
— У меня от мороза распухли пальцы, я не могу играть, — смущенно произнес папа, укладывая скрипку в футляр. — Убери ее до лучших времен, Лора.
— Я как раз хотела попросить тебя, Чарльз, чтобы ты мне помог, — сказала мама. Взяв у Мэри кофейную мельницу, она высыпала из ящичка муку, наполнила воронку зерном и вручила мельницу папе. — Надо намолоть еще муки, чтобы испечь хлеб к обеду.
Она достала из теплого места под печкой накрытую салфеткой миску с закваской, размешала, влила две чашки в кастрюлю, добавила соли, соды и муки, которую намололи Мэри и Кэрри. Потом взяла у папы мельницу и досыпала в кастрюлю все, что намолол папа.
