Герцель Новогрудский - На маленьком острове
Юло пожал плечами: непонятливость друга поражала его.
— При чем здесь осьминог? Я о новом экспонате для музея, а он об осьминоге.
— Ты о новом о чем? — переспросил Марти.
— Об экспонате.
— А что это?
— «Что, что»!.. Предмет, который выставляют в музее, чтобы смотрели.
— Так. А мы здесь при чем?
— Не мы, а килька. Историческую кильку упустили… Лучший экспонат мог быть… Сам подумай: наш колхоз первый начал лов рыбы на свет? Первый. Сегодняшние кильки первые, выловленные новым способом? Первые. Значит, нам надо было из первого улова взять первую приплывшую к лампе кильку, заспиртовать и сдать в уголок. Это ведь историческая килька! Понимаешь, историческая!.. Такой экспонат вел школа сбежалась бы смотреть.
Марти живо представил себе толпу школьников, теснящихся вокруг него, а его самого, держащего в руках банку с этим… как его? — с экспонатом, и ему стало жаль упущенной возможности насладиться славой. Да, сплоховали! Явно сплоховали…
— Слушай, Юло, а сейчас разве поздно взять первую кильку для музея?
— Где же ты ее найдешь — первую? Вон сколько ее!
— Да, сейчас уж найти трудно, — вздохнул Марти.
Мысли вихрем мелькали в его рыжеволосой голове. Смешно! Такой случай выпадает раз в жизни, и он был бы трижды растяпой, если бы упустил его. Что-то надо придумать. Обязательно надо!
— Слушай, Юло, а что, если нам просто взять кильку из ящика и сказать, что она первая?
— Вот уж сказал! Возьмем не первую, а скажем, что первая! Какой же это экспонат? Это будет мошенничество, а не экспонат. Ты что, жульничать вздумал?
— Но-но! — остановил расходившегося приятеля Марти. — Не знаешь, а говоришь… Ничего не жульничать. Я на жульничество сам не согласен. Тут можно по-честному сделать. Ведь самую первую кильку все равно нельзя узнать. Как узнать, какая подплыла к лампе первой, а какая тридцатой? Они сразу как сумасшедшие бросились к ней… И какая первая подскочила — не разберешь, у нее на спине не написано. Одну из первых — это да, это найти можно…
— А как ты найдешь одну из первых? — стал соглашаться Юло.
— Если достать, например, первый ящик и из него взять кильку, которая лежит на дне с того боку, который сначала подставили под сеть, то…
— Ага, правильно, я тот бок помню! — перебил обрадованный Юло. — В нем еще дырка от выпавшего сучка была. И ящик найти нетрудно: он самый нижний в штабеле. Ведь мы как делали? Вниз поставили первый ящик, на него — второй, на второй — третий… Так что тут без обмана будет: нижний ящик — первый, и там, где сбоку дырка, первые исторические кильки лежат. Много нам ни к чему, а одну возьмем. И надпись на банке можно будет сделать: «Первая килька, выловленная на электрический свет в районе Вихну. Подарок учеников четвертого класса Ю. Манга и М. Уада».
— Постой, постой, вот тоже хитрый какой! — запротестовал Марти. — Ты, значит, на первом месте будешь, а я на втором, да?
— А сам не хитрый? Самому тебе на первом месте быть — ничего?
Марти, действительно, не прочь был быть на первом месте. Но справедливость есть справедливость. Справедливость подсказывала, что в этом спорном случае лучше всего кинуть жребий.
Так он и предложил.
Юло не возражал.
Марти достал из кармана неведомо как попавшую туда гайку и зажал ее в левой руке.
Юло пощупал в темноте обе грязные, мокрые руки приятеля и хлопнул по правой.
— Не угадал! — обрадовался Марти, раскрывая пустую ладонь.
— Нет, ты и левую покажи, — потребовал для проверки Юло.
— На́, на́, пожалуйста!
Гайка лежала в левой руке. Обмана не было.
— Так, — вздохнул Юло. — Значит, сначала на записке будет твоя фамилия, потом моя…
— Как условились, — скромно, но с торжеством в голосе произнес Марти. — И знаешь что? Не будем время терять, давай — к ящикам…
Стали разбирать ящики. Вот и нижний… Ощупью обследовали бока. Верно, в одной доске — гладкая скошенная дырка, след выпавшего сучка. Значит, ошибки нет — тот самый ящик и тот самый бок.
— Надо самую нижнюю кильку достать, — сказал Юло.
— А если она маленькая будет, дохлая… — усомнился Марти. — Лучше так сделаем: закроем глаза, и оба, не глядя, достанем по кильке. Чья будет побольше, ту и заспиртуем. Историческая килька должна быть большой.
— Давай! Считаем до трех.
— Считай.
— Приготовились! — сказал Юло таким тоном, каким говорят перед стартом. — Начали! Раз, два, три!
Друзья зажмурили глаза и запустили руки в ящик.
— Ой! — вскрикнул Марти.
— Ой! — вскрикнул Юло.
Оба поднесли руки ко рту, оба зачмокали губами.
— Вот чорт! — выругался Марти. — Мне колюшка попалась. Все пальцы исколола!
— Надо же! И мне колюшка попалась, — сказал Юло и потряс исколотой ладонью.
Заглянули в ящик.
Теперь, когда они сделали то, чего никто на боте в горячке лова не догадался сделать с самого начала — стали внимательно разглядывать рыбешку, — выяснилось нечто такое, от чего ребята вскочили и ошалелыми глазами посмотрели друг на друга. Рыбка, которая принималась всеми за кильку, оказалась вовсе не килькой. В ящике было полным-полно колюшки. Самой настоящей колюшки. А кильки — ни одной!
Мальчики заглянули в соседний ящик, потом, торопясь, задыхаясь от волнения, стали перебирать все, сколько их было на корме.
Всюду колюшка. Только колюшка.
Это небольшое, с кильку величиной, создание с тремя острыми, как кинжалы, колючками на спине считалось на Вихну, да и везде на Балтике, «сорной», бесполезной рыбой. Рыбаки выбрасывают ее, когда она попадается в сети. И очень сердятся, если попадается много: улов засоряет, хорошую рыбу портит.
А тут весь улов — колюшка. Колюшка — и никакой другой рыбы! Такого никогда не бывало.
Приятели тупо уставились в темноту. Мелкая волна плескалась о борт стоящего на якоре судна. В этом тихом, равномерном журчании воды слышалась какая-то издевка. Море будто говорило: «Плеск-плеск, плеск-плеск! Удивляетесь? То-то — плеск! — удивляйтесь! Я еще с вами — плеск! — не такие шутки могу сыграть».
На корме Густав Манг о чем-то переговаривался с Андрусом. Их спокойные голоса вывели ошеломленных ребят из состояния оцепенения. Марти первый пришел в себя:
— Юло, что же это, а?
— Не знаю.
— Где же килька?
— Понять не могу!
— И откуда столько колюшки? Одна колюшка! В жизни не видал такого!
— И я.
— Юло, Марти! — раздался в это время призыв бригадира. — Ящики сюда!
Мальчиков как ошпарило. Ведь старшие еще ничего не знают! Они поднимают сеть, они снова собираются загрузить ящики мусором.
— Постойте! Погодите! — отчаянно, в один голос закричали ребята и побежали на правый борт, к лебедке. — Постойте! Погодите!.. Это не килька!..
Старый Леппе остановил лебедку. Переполненная рыбой тяжелая мокрая конусная сеть высилась над палубой. Из каждой ячеи бежала дружная капель. Книзу капли соединялись в сплошной, стекающий в море ручей.
— Ну, что еще там? — спросил Густав Манг.
— Папа!.. Дядя Густав! — вперебой надрывались Юло и Марти. — В ящиках не килька, в ящиках колюшка!..
— Что?.. Вы что чепуху несете!
— Да нет, правда, мы сейчас всё просмотрели. В первом подхвате ни одной килечки не было! Только колюшка!
— А ну, Николай, дай пониже!.. Андрус, зажги лампу! — приказал бригадир.
Подъемный трос пополз вниз. Сеть горой легла на палубу. Потушенная при подъеме лампа была снова включена. Палубу залило ярким светом.
Рыбаки наклонились над сетью, как над колодцем. В сачке бились, извивались, подпрыгивали и снова падали тысячи и тысячи рыбешек. И у каждой на спине топорщились иголки.
Леппе смотрел на странный улов с удивлением, потом брови его стали хмуриться все грозней и грозней. Появление колюшки он принял за личное оскорбление.
— Андрус, — спросил старик голосом, в котором рокотал сдерживаемый гром, — почему мусор в сети? Где килька, что целыми косяками должна идти на свет?
Андрус не успел ответить. Вместо него всего одну короткую фразу произнес бригадир.
— Потом разговоры! — жестко сказал он. — Поднимай сеть!
Старый Леппе молча пошел к лебедке. Трос пополз вверх. Никто не понимал, что собирается делать Густав Манг.
А бригадир дождался, когда подхват повис над палубой, перекинул низ сети за борт и с силой дернул узел, стягивающий выливное отверстие. Рыба целым потоком обрушилась в море. Тысячи, десятки тысяч рыб… Уловом одного подхвата можно было бы воз нагрузить. Но ведь это не улов, это никчемная, никому не нужная колюшка.
Пустая сеть заколыхалась на ветру. Бригадир затянул шнур, и снова прозвучал его спокойный, твердый голос:
— Свет выключить! Опускай!
Лампа потухла. Сеть погрузилась в воду.
— Свет включить!
