Меган Маккаферти - Вторая попытка
Но самым интересным примером был Маркус, чей костюм состоял из джинсов и черной футболки с надписью. Этот наряд практически не отличался от его униформы с днями недели. Вместо «Wednesday» на футболке было написано «Мастер игры».
Даже такие самопровозглашенные любители восьмидесятых «на всю жизнь», как Эшли, не знают про «Полуночное безумие». На самом деле, есть только три человека на свете, кому не нужно объяснять значение этой футболки, и это ты, я и Майкл Джей Фокс. Мы трое — единственные на Земле, кто поймет, что футболка с надписью «Мастер игры» — это костюм, который был на Леоне в первом фильме Майкла Джей Фокса — малоизвестной комедии 1980 года о жизни студентов под названием «Полуночное безумие», которую мы с тобой смотрели во время того памятного Праздника еды и фильмов в пятницу. И поскольку ты и Майкл Джей Фокс вряд ли почтили бы своим присутствием нашу школу, то я на сто процентов гарантирую, что Маркус надел этот костюм лично для меня.
В этот раз я хотя бы могу объяснить его действия, и дело тут не в интуиции. Он видел диски DVD на моей книжной полке, когда недавно вечером заходил в мою спальню. Ему даже не обязательно было что-либо знать о герое или о самом фильме. Самое главное: я знаю, что это значит. А это приводит меня к еще более важному умозаключению: наряд Маркуса отлично отражает цель его жизни — играть с моим разумом. Так что я ответила на этот маневр Мастера игр, попросту никак не отреагировав на него.
Вот так вот.
Что я надела на хеллоуин? Ну, так случилось, что я не стала наряжаться. Я пошла в школу в роли самой себя. Если ты просекла мою теорию, то это был самый подходящий для меня костюм, не так ли?
Недостоверно твоя,
Дж.
Ноябрь
Третье ноября
Я решила не делать никаких движений, даже если это мой ход. Я поклялась, что не сдамся Мастеру игры.
Это продолжалось дня три, на тридцать шесть часов дольше, чем я думала, и было чертовски здорово.
Однако этим утром терпение лопнуло, как мыльный пузырь. Я просто должна рассказать Бриджит все о костюме Мастера игры, о видении в спальне и о том, что я нравлюсь Лену. Я пребывала в состоянии лихорадочного возбуждения, и поскольку Бриджит была еще одной, кто видел поэму «Падение», я поняла, насколько беспокоит меня, что их группа называется «Хаотическое Мироздание». Что мне с этим делать, в конце концов?
Не может быть такого, чтобы из всех строк во всех стихотворениях, которые писал Маркус, он выбирал именно те строки, чтобы соблазнить меня. Одна из строк гласила, что он готов «поблагодарить» меня за то, что я помочилась в баночку. Другое стихотворение начиналось так: «Мы — Адам и Ева/Порожденные хаосом/По имени Созидание», а заканчивалось словами: «Я знаю, что мы будем/когда-нибудь снова вместе/Обнаженные/Бесстыдные/в раю/Благодарю тебя/за то, что оказалась в моем грехе». Вот оно. Прошло десять месяцев, а он все еще думает об этом.
Вот более-менее краткое изложение той пылкой речи, с которой я явилась к Бриджит домой этим утром. Как она отреагировала? Она хлопнула меня по голове осенним номером «Вог», — а в нем, извините на секундочку, девяносто с лишним страниц рекламы.
— Расслабься. Он же ничтожество.
— Но он больше не… — запротестовала я.
— Единожды ничтожество — всегда ничтожество, — отрубила она.
Бриджит просто выражала мнение большинства из Пайнвилльской школы. Единожды попав в одну из многочисленных категорий — Придурок, Сопляк, Ничтожество, Шлюха и прочих лестных наименований, — отмыться было почти невозможно.
— А Лен? — спросила я.
— Он симпатичный, умный. И он девственник, — проговорила она. — Вы, типа, идеальная пара.
— Откуда ты знаешь, что он девственник?
— Все знают, что Лен — девственник, — сказала Бриджит удивленно, словно провозглашала всем известную истину, что дважды два — четыре. — Как все знают, что и ты — девственница.
Я была потрясена.
— Как это — все знают, что я девственница? Может быть, я с каждым из Великолепной семерки вступила в интимную связь этим летом? Это так невероятно, что ли?
— Да.
— Почему?
Она рассмеялась.
— Если бы тебя трахнули, ты не была бы такой напряженной. И Лен тоже.
И такие слова говорила мне ближайшая подруга в Пайнвилле, а может быть, и во всем Нью-Джерси, на всем северо-восточном побережье. Грустно.
А у нее снова нашлось что сказать:
— Ты еще с бабушкой не поговорила?
— Нет.
— Ты должна это сделать. А вдруг этот придурок что-нибудь ей скажет?
— Он нарвется!
Глэдди не была полностью вменяема. Два удара — кто мог поручиться, правильно ли она выражает свои мысли? Как только я поняла это, я осознала, что можно не спешить в «Серебряные луга». Какая разница — все равно я уже опоздала.
— Вот куколка, о которой я говорила, Тутти-Флютти, — гаркнула Глэдди. — Моя внучка Джей Ди.
Маркус, Глэдди, Mo и очень бледная женщина по имени Ирен, одетая в старомодный свитер, играли в карты. Карты — это очень зрелищный спорт здесь, в «Серебряных лугах», как и все, что требует участия бабушки.
— Ты здесь не случайно. — проговорила я.
— Да, — ответил он.
— Ага! — торжествующе вскричала я, нацелив на него обвиняющий палец. — Сам признался!
— Конечно, я тут не случайно, — пожал он плечами. — Я здесь работаю.
Черт.
— Вы что — знакомы? — поинтересовался Mo.
— Да, — я уставилась на Маркуса. — Мы знакомы.
— Ну это же прекрасно, ты сможешь заменить Ирен, и мы сыграем в «червы» уже по-настоящему!
— Согласна ли ты, Джессика Дарлинг, присоединиться ко мне в игре в «червы»? — спросил Маркус, нацепив вызывающе невинную маску, ни дать ни взять как те младенцы с рекламных плакатов, одетые в карнавальные костюмы солнышек и пчелок.
— Что ж, — отозвалась я. — Ты же Мастер игры, не так ли?
— Что? Тебе не нравятся «червы»? — спросил Mo. — Тогда давайте в покер.
— Да иди ты со своим покером, — отрезала Глэдди. — Тебе никогда не удавалось у меня выиграть.
Маркус сидел и невинно хлопал ресницами.
— Тебе понравился мой костюм, а?
— Да, мне понравился твой костюм. Почти так же, как твои футболки с днями недели, — отозвалась я. — Кстати, хорошие футболки…
— Я всегда любил нижнее белье «неделька», — ответил он.
Готова поклясться, так оно и было. Я уверена, что он обожает белье «неделька». По меньшей мере, обожал его на трех дюжинах девиц.
— Но сам я не ношу белья.
Глэдди и Mo зашлись в приступе раскатистого хохота.
— Ха-ха-ха!
— Молоток!
— Я просто пошутил, — заявил Маркус, когда хохот утих. — Видите? — Он оттянул пояс джинсов, и нашим взорам открылась ослепительная полоска его трусов. Глэдди снова загикала и засвистела — но на сей раз в одиночестве.
— Так ты будешь играть или нет? — спросил Mo, глядя в карты. Он был шокирован тем, как жадно Глэдди смотрела на полоску молодого тела над поясом джинсов. И я тоже. Тоже.
— Спасибо, Mo, но я сейчас не в настроении. Глэдди, давай-ка удалимся в твою комнату для девичьего разговора? — предложила я бабушке.
— Но здесь с парнями так весело! — воскликнула Глэдди, кокетливо накрыв своей рукой ладонь Маркуса, а другой — руку Mo. — Разве ты не хочешь повеселиться здесь, с Тутти-Флютти и Mo?
О боже. Я опоздала. Тутти-Флютти уже очаровал мою бабушку. А она просто не могла упустить ни одного проблеска внимания к себе человека, который моложе ее больше чем на семь десятков лет.
Я отклонила приглашение «повеселиться» со всем тактом, на который была способна в тот момент.
— Похоже, тебе придется вернуться в игру, Ирен, — сказал Мо.
Ирен подняла палец и покрутила его у виска в интернациональном жесте «ку-ку». Я подумала, что Ирен мне бы понравилась, если бы я узнала ее чуть лучше.
— Глэдди, Мо, Ирен, рада была познакомиться. Скоро увидимся. — Затем я повернулась к Маркусу: — Могу я сказать тебе пару слов?
— Конечно, — кивнул он, не двигаясь с места.
Вы знаете, я и забыла, что Маркус может быть жуткой занозой в заднице, когда захочет.
— А, ты имеешь в виду наедине?
— Да, я имею в виду наедине.
— Ох, — вздохнул он с облегчением, словно разгадал мировую тайну, и обвел всех присутствующих понимающим взглядом. — Должно быть, речь пойдет о Лене.
Глэдди, Мо и все остальные заохали и заахали. Очевидно, кто-то уже рассказал им о Лене.
— Нет, речь пойдет не о Лене, — сказала я. — Речь пойдет о тебе.
Еще более громкие ахи и охи.
— Знаешь что? Забудь.
Выбежав из комнаты, я вспомнила, что думала, будто «Серебряные луга» похожи на колледж. Я ошибалась. Начальная школа, не более того. Чем старше становишься, тем больнее бьет жизнь. Это и называется зрелостью.
