Оскар Хавкин - Всегда вместе
— Ну, ребята, ладно, Антон уже накрыл стол, — оказал Брынов. — Давайте завтракать, за едой и разговор лучше пойдет… Сене лучше, опасность миновала. Пора собираться в путь-дорогу…
18. Дневники (окончание)
Наконец-то мы опять вместе в Иенде. Сколько пережито за эти две недели!
Кузьма Савельевич хвалит ребят: молодцами держались!
А Трофим Зубарев уже окрестил всех спасенных «пещерными жителями».
Борис сияет: ему принадлежит честь находки киновари. Сеню врачи выдерживают в постели. Через несколько дней он будет здоров. Кеша и Линда «гоняют» Митю по грамматике.
Привели в порядок снаряжение, коллекции.
Сердобольные жители Иенды тащат нам всякую снедь на обратную дорогу. Чувствуем себя героями.
Вечером Кузьма Савельевич и Андрей Аркадьевич ушли по делам в поселок.
Мы остались одни. В комнате было светло: полная луна заглядывала в окна. Спать не хотелось. Это наш последний вечер в Иенде. С утра мы выступаем в обратный путь — домой, на Новые Ключи… Все были возбуждены, радостно и весело думалось о будущем. И последний вечер в Иенде стал вечером мечтаний.
Все расселись вокруг Сениной койки. Сеня лежит бледный, но улыбается: он доволен, что мы все рядом с ним.
— Мне хотелось бы лет через десять, — медленно говорит Кеша, — выехать экспрессом из Владивостока сюда, в родные места.
— В звании адмирала? — с деланным простодушием спрашивает Троша.
— Ну, не сразу же! — усмехается Кеша. — Но, разумеется, в морской форме. В поезде я должен встретиться…
— …с художником Астафьевым, — подсказываю я.
— Да, с известным пейзажистом Захаром Астафьевым, а также…
— …а также с инженером-металлургом Зоей Алексеевной Вихревой, — говорит наша девочка с косичками.
— Да, и с ней. Мы сходим на станции Кедровой и… не узнаем ее: многоэтажное, каменное, с гранитным цоколем здание вокзала, длинная бетонированная платформа, газоны, цветы. Нас встречает высокий и попрежнему худой начальник станции…
— …Иван Иванович Гладких, — представляется Ванюша.
— Иван Иванович, — продолжает Адмирал, — оставляет станцию на своего помощника, и мы вчетвером на «ЗИС-125» мчимся по великолепной автостраде на Иенду. Уже издали мы видим город, растянувшийся до берегов Витима, и корпуса полиметаллического комбината. Мы направляемся туда…
— И кто, вы думаете, вас встречает? — перехватывает разговор знакомый голос. — Встречает главный инженер комбината Антон Тимофеевич Трещенко. Он с гордостью показывает вам красу цветной металлургии Забайкалья, а затем пересаживает вас на свою машину, скажем, марки «ЗИС-152» и везет осматривать город. Мы подъезжаем к четырехэтажному, украшенному скульптурой зданию школы…
— А здесь, — перебивает Антона тихий девичий голос, — здесь выхожу к вам я, учительница Иендинской школы Линда Терновая.
Я веду вас по светлым классам. Мы присутствуем на уроке лучшего преподавателя истории в Забайкалье…
— …Трофима Ивановича Зубарева, — ведет дальше рассказ Троша. — Вы с наслаждением выслушиваете все, что я рассказываю о греческих мифах или походах Ермака. После урока мы садимся в «ЗИС» товарища Трещенко и едем в первоклассную городскую больницу. По дороге встречаем знакомого блондина с чолкой, выглядывающей из-под кепки, с массивным портфелем в руках…
— …Это лектор-пропагандист Иендинского горкома комсомола Тиня Ойкин, — скромно замечает Малыш. — Я надеюсь, что вы захватите меня с собой? В крайнем случае, можете поместить меня на коленях, если места нехватит.
— Для тебя, Тиня, всегда хватит, — с нежностью говорит Троша. — Итак, мы подъезжаем к ослепительно белому, сверкающему на солнце зданию больницы. Это не больница, а город-сад, уголок Крыма! И почему? Потому что главный врач больницы — наша старая знакомая…
— …Полина Борисовна Бирюлина, — подсказывает «старая знакомая». — Но почему обязательно «главный врач»? Я могу быть и рядовым врачом.
— Не перебивай полета фантазии! — задумчиво говорит Мишарин и, приподымаясь на локте, убежденно продолжает: —…и заканчиваете все вечер у меня — в Иендинском плодово-ягодном и цветоводческом питомнике. Мне хочется, чтобы почва нашего края стала такой же щедрой, как наше небо с его яркими закатами, как наши недра с их богатством… Я видел сад учителя Бессуднова на станции Ксеньевской. Он десять лет его подымает. Я знаю: и яблоки, и дыни, и вишни можно у нас выращивать!..
Вот каков Сеня, наша «красная девица»! Впервые наш скромный и застенчивый товарищ рассказал о своих мечтах.
— А меня-то! Меня забыли! — негодует Зырянов. — Я-то что же, хуже всех? Кто киноварь нашел? Кто в пещере страдал?
— Ты же артиллерист, — возражает Троша, — тебе работы в Иенде нет!
— А что? Разве я не могу встретиться с Кешей и Зоей в поезде! — Зырянов сердится не на шутку, и Троша обращается к Адмиралу:
— Кеша, ты согласен встретиться с этим пушкарем в поезде?.. Успокойся, Боря. Из уважения к вашим прошлым заслугам, вам заказано место в международном вагоне.
Зоя вдруг замечает, что Митя и Сережа перешептываются.
— Нехорошо, ребята, нечего секретничать. Все сказали, и вы не скрывайте! — Зоя прямо-таки сгорает от любопытства: — Ну же, скорее!
— Митя хочет быть архитектором, — говорит Сережа, — а я его прошу, чтобы он построил в Иенде театр…
— Ой, Сережа! — вскакивает с места Зоя. — Ты будешь артистом, да? Угадала?
Трофим Зубарев обращается к молчавшему все время Толе Чернобородову:
— А ты, Толя, что же? Ничего не придумал? Или ты уже сочиняешь пьесу для Сережи?
— За то, что вы меня забыли, я перехитрю вас! Я раньше всех приеду в Иенду.
— Интересно, как это тебе удастся? — встряхивает косичками Зоя.
— Очень просто: вы удлинили свой путь, а я примчусь по Северной сибирской магистрали, которая, кстати, пройдет через Иенду.
Мы смеемся. Толя, как всегда, находчив и изобретателен.
— Ребята, — вдруг спрашивает Сеня Мишарин, — а если война? Тогда что?
На минуту воцаряется молчание.
— Если война? — повторяет Кеша и говорит со страстью: — Все равно всё, о чем мы мечтаем, сбудется. Если не через десять лет, так через пятнадцать! Ведь наш девиз — Смелость, Героизм, Победа!
— Мы забыли директора нашего! И учителей! — испуганно говорит Поля. — Где они будут?
— Да, и Кузьму Савельевича! — добавляет кто-то.
Снова молчание. Все думают.
— Они всегда будут с нами, — глухим от волнения голосом произносит Кеша.
Вчера покинули Иенду. Мы немного не дошли до Витима — границы области. Идем на юг. Впереди — речные переправы, глухие тропы, ночевки у костров. Торопимся — надо успеть к занятиям.
От Иенды свернули на юг, идем на Анютки. Пока здесь еще не асфальт — полудорога, полутропа.
— А почему прииск называется Анютки, знаете? — спрашивает начальник экспедиции.
Никто не знает.
— В середине прошлого века приехал в селение кто-то из начальства. Обошел все дома. В одной избе хозяин обращается к хозяйке: «Нюра, подай стул его благородию». В другой избе — «Аня». В третьей — «Аннушка». В четвертой — «Анка». В общем все хозяйки были Аннами. Вышло из последней избы начальство и изрекло: «Одни Анютки, крутом Анютки, сплошные Анютки». Старое название забылось, закрепилось новое: «Анютки».
Здесь состоялось заседание комсомольского бюро. Присутствовали все участники похода. Решили по прибытии в Новые Ключи разделиться на четыре группы. Одна, во главе с Кешей, займется строительством стадиона; другая произведет ремонт школы и инвентаря (бригадир Бирюлина); третья будет выпускать школьный журнал (ответственным назначили меня); четвертой группе поручено подготовить вечер — «чтобы первый вечер в школе на весь год зарядку дал» (за это дело берется Толя Чернобородов).
Обработкой коллекций будут заниматься все. Это своим чередом.
— Надо мобилизовать всех школьников, надо привлечь к нашей работе рудничную молодежь, — заметил Андрей Аркадьевич.
Кеша и задумчив и радостен. Он говорит мне:
— Эх, Зося, какой же у нас чудесный будет девятый класс!
И верно: мы чувствуем, как сдружил и закалил нас поход…
Благополучно дошли до Кедровой и вдоль полотна железной дороги — до Загочи. Здесь нас встретили неожиданным триумфом. Очень теплую речь произнес секретарь райкома партии. Секретарь райкома комсомола Спиридон Горкин снял от счастья и гордости за школу и обещался вскоре приехать.
Держим курс домой, на Новые Ключи, и в двадцать голосов поем:
Сквозь бурелом
Идем напролом,
Разведчики ценных металлов,
От горных подножий
Тропой кабарожьей
К таежным седым перевалам.
На этом обрываются записи в дневнике Захара Астафьева.
