Гавриил Левинзон - Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки
Я понимал: не зря Милдред стоит здесь, у парадного, — она, конечно, собирается попросить, чтобы я побыл с ее дочкой, да все решиться не может, потому что уж очень часто обращается с этой просьбой то ко мне, то к бабушке.
— Догадываюсь, — сказал Дербервиль, — что мы не просто так здесь стоим. Ну же! Смелей, моя дорогая! Что там у вас?
— Перестань! — рассердилась на меня женщина. — Что за фамильярности!
— Не буду, не буду, — успокоил я Милдред и благосклонно выслушал ее просьбу, прикидываясь, что перестал быть Дербервилем. — Давайте вашу малютку, я ее пристрою в колледж, — сказал я. — До пяти часов она будет в надежных руках.
— Что еще за колледж?
— О, не беспокойтесь, миссис. На мою ответственность.
— Ну! — сказала Милдред. — Ну! Ты не можешь не ломаться!
Лондон радовался погожему дню. Справа от нас Тауэр грел на солнышке свои старые бока, слева Темза отсвечивала и переливалась под солнцем. В одном из окошек замка Дербервиль увидел вдовствующую королеву. По случаю хорошей погоды она не только улыбнулась Дербервилю, но и милостиво помахала рукой. Дербервиль снял цилиндр и поклонился королеве.
— Зачем ты смущаешь старушку? — сказала Милдред. — Здравствуйте, Мария Кондратьевна! — крикнула она вдовствующей королеве. — Не обращайте на него внимания: вы же его знаете.
Милдред ушла за своей малюткой.
Прежде чем малютку мне доверить, она, вернувшись, попросила, чтоб я рассказал, что это за колледж такой, куда я собираюсь пристроить девочку. Я рассказал.
— Ладно, — сказала Милдред, — мне уже стыдно просить твою бабушку. Но помни: под твою ответственность. Замолви за девочку слово в этом колледже, поговори с учительницей.
До самого колледжа Дербервиль радовался детской ручке в своей ручище. Скоро я понял: Лидочка — моя сестра, та самая девочка, появления которой все ждали в нашем доме, но она почему-то не появилась.
Я привел малютку в школу как раз к началу занятий, учительница прилаживала на старом столике о трех ножках зеленую доску, прислоняя ее к стенке. Ненадежно получалось. Дербервиль взялся помочь. Доска когда-то была дверью, до того как ее распилили. Да и вся школа была необычной: она находилась на просторной деревянной лестнице старинного дома, свет наполнял ее сверху, сквозь застекленную крышу. На ступеньках уже сидели ученики: две ученицы были с куклами, один ученик приехал в школу на своей машине и не хотел с нее слезать. Тут были и любители езды на велосипеде, и любители верховой езды — их лошади и их веломашины стояли в стороне, а сами ученики сидели на ступеньках и ждали начала уроков. Это была школа Люсеньки Витович, ее живая мечта. Я послал одного малыша, который в этом доме жил, чтоб он принес молоток и два гвоздика. Люсенька была рада мне: пока я возился с доской, она меня три раза назвала Быстроглазиком. Она тараторила совсем не по-учительски:
— Ты видишь, Быстроглазик, в каких условиях я начинаю новый учебный год! Как я их могу чему-то научить, если у меня даже нет доски?
Она рассказала, что в прошлом году у нее была чудесная доска, из линолеума, на специальной подставке — папа одного ученика сделал, но теперь этот ученик пошел в первый класс, а доску кто-то стащил. И вот школа на грани развала. По-моему, Люсенька слишком уж не по-учительски вела себя. Я показал ей глазами на учеников.
— Не волнуйтесь, коллега, — сказал я. — Сейчас я все устрою.
Мне нравилась эта школа — я решил преподавать здесь физкультуру.
— Я привел вам, коллега, ученицу, — сказал я. — Уделите ей внимание. Это дочка моей большой приятельницы.
— Да ладно тебе, Быстроглазик! — сказала Люсенька. — Что ты все коллега да коллега. Не валяй дурака!
Я опять ей показал глазами на учеников, но она не хотела этого замечать.
Я приколотил доску двумя гвоздями к стене.
— А ругаться не будут? — спросила Люсенька.
— Пусть вас это не волнует, коллега, — сказал я.
Тут уж Люсенька рассмеялась и толкнула меня.
— Ну, ты невозможный, — сказала она. — Спасибо. Не знаю, что и делала бы без тебя.
Все-таки она в меня влюблена: вот как смотрит. Я решил проверить, не влюблен ли я в нее. Я знаю один верный способ: нужно представить себе, что девчонка входит в твой дом, ну, так, как будто она твоя жена. Если хорошо представляется, значит, влюблен. Я стал представлять. Получалось неплохо, но потом выяснилось, что дом не мой, какой-то незнакомый, да и вовсе не я в этом доме находился, а Хиггинс. Мне понятно стало, почему Хиггинс все к Люсеньке на переменках с разговорами подходит. Немного жаль было, что не я в нее влюблен: красивая девочка, доброжелательный человек, да и школу вон какую организовала. Не то что Света Подлубная. Везет Хиггинсу. Мне подумалось, что надо бы проверить, не влюблен ли я в Свету, но тут же я понял, что на такое унижение не пойду. Она меня пронырой назвала и неприятным человеком, а я после этого проверяй, не влюблен ли в нее, дикая мысль.
Я провел с учениками зарядку. Малыш, который на кабине своей машины сидел, зарядку делать отказался. Я хотел его заставить, но Люсенька не разрешила.
— Оставь его! — сказала она. — Не хочет — не надо, у нас школа добровольная.
Она пошла меня проводить по лестнице.
— До свидания, коллега! — сказал я.
— Перестань, Быстроглазик! — сказала она. — Ты все шутишь, а наша учительская работа — дело серьезное. У меня восемьдесят процентов новеньких. Надо их научить читать, а они даже букв не знают.
Она пошла вверх по лестнице озабоченная.
О том, как, организовывая жизнь двум беспомощным, я понял, что я чище и выше других
На улице я вспомнил, что не спросил у Хиггинса, где мне их с Чувалом искать. В таких случаях я доверяюсь своим ногам. Я дал им полную волю. Мне любопытно было, как они на этот раз справятся.
Они привели меня на тихую улочку, обсаженную каштанами. Я увидел двух своих новых друзей. Чувал стоял, облокотившись спиной на ствол каштана. Вид у него был такой: я бы давно все это бросил, да мне не дают; Хиггинс ходил вокруг каштана, как ученый кот вокруг дуба.
— Дербервиль, как ты нас нашел? — обрадовался он мне. — Я тебе два раза звонил, но тебя не было дома.
— Деловой человек, — ответил я, — всегда найдет правильную дорогу. Излагайте ситуацию.
Ситуация не изменилась. Чувал упрямился, он говорил, что надо быть сумасшедшим или невероятным наглецом, чтобы заявиться в дом к незнакомой девочке. Я ему объяснил, что он просто беспомощный человек. У таких девочек уводят, и потом девочки всю жизнь страдают с нелюбимыми мужьями.
— Ты хочешь, чтоб она страдала? — спросил я.
Он этого не хотел. Тогда я велел Чувалу взять себя в руки. Я собрал у него необходимые сведения: в каком классе учится девочка, как ее зовут, в какой квартире живет, кто родители, задавака или нет, любит ли конфеты, слушается ли родителей? На половину моих вопросов он ответить не смог, но и того, что я узнал, мне было достаточно.
— Я пошел, — сказал я. — Ждите меня терпеливо: у меня будет трудный разговор.
— Вот так сразу? — спросил Чувал. Он даже сделал движение, чтобы меня задержать. — Ты не стесняешься?
— Я никогда не стесняюсь, — ответил я, — я люблю разговаривать с людьми. Только не вздумай уйти!
Я поднялся на второй этаж, нашел восьмую квартиру и позвонил. Мне открыла женщина. Конечно, это была ее мама, у нее в глазах был вопрос: интересно, кто это к моей Наденьке?
— Наденька дома, я надеюсь? — спросил я.
Она даже вздрогнула: не ожидала, что я ее дочку, как и она, Наденькой называю. Хмыкнула.
— Наденька дома, — ответила она. — Наденька, к тебе молодой человек. — И ушла. Все получилось, как я рассчитывал.
Наденька вышла. Глаза у нее были похожи на мамины, только вопрос в них был другой: что это все значит, хотела бы я знать?
— Приветик! — сказал я. — Мы знакомы, не правда ли?
— Ты Быстроглазый, — сказала она. — Но мы не знакомы.
Все Быстроглазого знают!
— Сама же сказала: Быстроглазый, — возразил я. — Знакомы, знакомы! Проходим в школе по коридору: ты на меня посмотришь, я — на тебя, а заговорить не заговариваем. Это плохо. Люди должны общаться.
— Правильно! — Она засмеялась, тряхнула волосами. Очень, скажу вам, мило это у нее получилось. В такую девочку я и сам не прочь бы влюбиться.
— Тогда садись, поговорим, — сказал я. — Садись вот здесь, на ступеньке. Садись, садись — увидишь, замечательный разговор получится.
Все оказалось проще, чем я думал: она, оказывается, была готова к разговору и тут же мне об этом сообщила, как только села рядом со мной. Просто чудесно вышло: ей хотелось с кем-нибудь поговорить. Она сидела дома и думала: «Хоть бы кто-нибудь зашел». Ей последнее время без конца хочется разговаривать: жизнь круто изменилась. Но подружкам, видно, ее разговоры уже надоели.
