Франко Праттико - Перчинка
— Ну ладно, а что же я должен делать? — помолчав, буркнул мальчик.
Марио, нахмурившись, повернулся к нему.
— Я думаю, самое опасное место — Каподимонте, — проговорил он, отправляйся туда и попробуй узнать, что там творится. Я слышал, что немцы подтягивали туда орудия. Необходимо узнать, наведены ли эти орудия на город, или их собираются увозить, или, может быть, немцы хотят держать под обстрелом ближайшие деревни, чтобы помешать американскому наступлению. Как ты думаешь, разберешься?
Перчинка молча кивнул. Он поднялся с земли, лениво потянулся и сказал улыбаясь:
— Через два часа буду здесь.
— Тебя никто не торопит, — возразил Марио. — Постарайся хорошенько во всем разобраться. Только, ради бога, не попадайся немцам на глаза. Им ведь ничего не стоит и ребенка прикончить…
— Как же, так они меня и поймали! — обиженно сказал Перчинка.
Сама мысль о том, что немцы могут его схватить, казалась мальчику чуть ли не оскорблением. Да что говорить! В конце концов, разве не он носил листовки в концентрационный лагерь?
Выйдя из подземелья и пройдя мимо Чиро, он направился в город.
На улицы спускались сумерки, по-летнему светлые и прозрачные, окрашенные багрянцем вечерней зари, И Перчинку вдруг охватило неведомое ему до сих пор желание поиграть на этих розовых улицах или хотя бы попрыгать на одной ножке. Но вместо этого он бегом пустился по узким переулкам к Санта, Тереза, а оттуда уже медленно стал подниматься к мосту Делла Санита, насвистывая придуманный по дороге мотив.
Вечер и вправду был замечательный. Перчинка думал о том, что против немцев, наверное, скоро начнется самая настоящая война. Вот тогда-то он покажет Марио и его друзьям, на что способен он, Перчинка!
На улице не было ни души. Время от времени издали доносились звуки перестрелки. Да, немцы уже не чувствуют себя хозяевами города. Им повсюду мерещится незримый грозный призрак — гнев народа, и, проходя по улицам, они тревожно озираются по сторонам, как бы следя за каждым движением невидимого врага, и нервно нащупывают спусковой крючок автомата.
На мосту Делла Санита мальчик остановился. Прямо на земле, рядом с корзиной спелой хурмы, отливавшей золотом в последних лучах солнца, сидел дон Микеле. Мальчуган подошел поближе и почтительно поздоровался с бывшим ополченцем ПВО.
— Что поделываешь в наших краях, сынок? — сонным голосом пробормотал дон Микеле.
Старику хотелось спать. Покупая эту хурму, он рассчитывал хоть немного нажиться, но теперь было ясно, что затея оказалась неудачной. Покупатели не появлялись.
— С самого утра ни одной живой души!.. — пожаловался он Перчинке.
Мальчуган сочувственно кивнул.
— Можно, я возьму одну штуку? — попросил он.
Дон Микеле с минуту поколебался, но, вспомнив о табаке, которым так часто и щедро снабжал его Перчинка, покорно сказал:
— Бери.
Выхватив из корзины самый большой и сочный плод, Перчинка с жадностью вонзил в него зубы, За всеми этими делами он совсем забыл о еде. Не переставая жевать, он взобрался на высокий каменный парапет в том месте, где ограда оказалась сломанной, и, свесившись с моста, посмотрел вниз. Под мостом проходила улица, которую он привык видеть заполненной пестрой, нарядной толпой. Сейчас она была пустынна. Только в одном месте, почти под ним, толпилось несколько немцев, плотным кольцом окруживших какого-то итальянца. Мальчик вгляделся хорошенько и вдруг чуть не вскрикнул. Черт возьми! Да ведь этот итальянец — не кто иной, как старый полицейский комиссар из Звездных переулков, тот самый, который однажды отправил его в приют и к которому он испытывал такую неприязнь. Чтобы лучше видеть, Перчинка почти свесился с моста, не обращая внимания на увещевания дона Микеле, опасавшегося, как бы он не свалился в воду.
Комиссар стоял между двумя солдатами и, отвечая допрашивавшему его унтер-офицеру, отрицательно качал головой. Потом он достал портмоне, вынул какой-то документ и показал его немцу. Но тот со смехом выбил бумажник из рук комиссара. Многочисленные бумаги, бывшие в портмоне, упали на землю и, подхваченные ветром, разлетелись по всей улице. Солдаты грубо схватили старика за руки и потащили за собой. Перед глазами Перчинки сразу же возникла страшная картина, свидетелем которой он был утром — моряк Томазо на коленях перед толпой на Биржевой площади и дула немецких автоматов, смотрящие ему прямо в лицо. Даже не думая о том, что он делает, мальчуган спрыгнул с парапета, выхватил из-под носа растерявшегося дона Микеле корзину с фруктами и снова бросился к перилам. В ту же минуту один из немцев, державший комиссара, с громким воплем схватился за лицо, сплошь залепленное теплой и липкой мякотью спелого плода. Со вторым солдатом случилось то же самое. Роскошные южные фрукты дождем посыпались на немецкий патруль. Они сыпались на головы немцев, не разбирая, где солдат, а где офицер.
— Стой! Сейчас же прекрати! Что ты делаешь? — кричал дон Микеле, вцепившись в Перчинку.
— Я объявил немцам войну, — сквозь зубы ответил Перчинка и, старательно прицеливаясь, продолжал ожесточенно швырять фрукты до тех пор, пока корзина не опустела.
Вся эта баталия длилась каких-нибудь несколько секунд. Но когда фруктовый град иссяк, а разъяренные немцы увидели, наконец, торчавшую на высоте двадцати метров над ними голову Перчинки, комиссар уже исчез.
Невзирая на свой огромный живот, он проворно юркнул в первый попавшийся переулок, воспользовавшись тем, что его конвой защищался в это время от нападения Перчинки.
— Да здравствует дон Микеле! — воскликнул Перчинка, спрыгивая с парапета и пускаясь бежать в сторону площади Данте.
— За корзину не волнуйтесь, за нее заплатит комиссар из Звездных переулков! Вот увидите! — донесся издали его озорной голос.
Но дону Микеле было не до него. Он во всю прыть пустился наутек, спеша очутиться подальше от этого места, чтобы не влипнуть в какую-нибудь скверную историю. Когда запыхавшиеся немцы, которым пришлось бегом подняться по длиннющей лестнице, ведущей на мост, очутились наконец на том самом месте, откуда их обстреливали хурмой, то нашли там лишь пустую корзину, прислоненную к парапету. Так что им ничего не оставалось, кроме как вернуться в свою казарму, умыться и почистить мундиры.
Перчинке же из-за его молодечества пришлось отказаться от выполнения задания. Это расстроило его, но разве мог он поступить иначе? Пусть он не питает к комиссару ни малейшей симпатии, но разве можно было допустить, чтобы его расстреляли? Что же из того, что это полицейский комиссар? Ведь все-таки он же свой комиссар, а не немецкий! А кроме того, разве же Перчинка не объявил войну этому сброду? Все эти мысли стремительно проносились в голове мальчика, пока он что есть духу бежал к развалинам старого монастыря.
За несколько кварталов до своего убежища он остановился. Здесь нужно было соблюдать осторожность. Ведь перед входом в монастырь всегда торчат немецкие патрули. Они ни в коем случае не должны заметить, что он вошел туда. С самым беспечным видом Перчинка спокойно зашагал дальше, как вдруг у него за спиной послышались чьи-то тяжелые шаги. У мальчика ёкнуло сердце. Что, если немец? Нужно во что бы то ни стало не выдать себя. Он должен как ни в чем не бывало пройти мимо входа в подземелье и идти дальше, к окраине, может быть, даже за город. Только бы Чиро не оклик-аул его! Шаги стали быстрее. Ну конечно, кто-то его догоняет. Перчинка тоже ускорил шаг, потом, уже собираясь пуститься бегом, он быстро оглянулся и… Черт побери, да ведь это же комиссар! Обливаясь потом, весь багровый, запыхавшийся, комиссар из последних сил семенил к развалинам старого монастыря. Перчинка остановился и весело подмигнул старику.
— Так это был ты? — тихим голосом спросил комиссар, с трудом переводя дыхание.
Перчинка кивнул. У полицейского был такой растерзанный вид, будто его драли собаки. С рукава свисал огромный клок, вырванный, очевидно, в тот момент, когда комиссар освобождался из рук немцев, редкие черные волосы космами падали на лицо.
Подойдя к монастырю, они прижались к забитым воротам, так что серая громада развалин возвышалась прямо над ними.
— Почему они хотели вас схватить? — спросил мальчик.
— «Почему»? — крикнул комиссар. — Да потому что они сукины дети! — От злости он даже укусил себя за палец. — Я даже удостоверение им показал, продолжал он, — так они вышибли его из рук вместе с бумажником. Теперь у меня документов нет!
Казалось, вместе с документами и бумажником комиссар утратил всю свою представительность.
— Спасибо тебе, мальчик, — помолчав немного, растроганно проговорил комиссар. — Если бы не ты…
— Вот уж не ожидали, правда? — со смехом воскликнул Перчинка.
Комиссар тоже рассмеялся.
— Куда вы сейчас? — спросил Перчинка.
