Редьярд Киплинг - Маугли
– Доброй охоты! Из чьей ты стаи? – степенно спросил Пхао.
– Доброй охоты! Я Вантала, – был ответ.
Это значило, что он волк-одиночка, который сам промышляет для себя, своей подруги и волчат, живя в уединенной пещере. «Вантала» и значит «одиночка» – тот, кто живет вне стаи. При каждом вздохе видно было, как от толчков сердца его бросает то вперед, то назад.
– Кто идет? – спросил Пхао (об этом всегда спрашивают в джунглях после пхиала).
– Дикие Собаки из Декана – рыжие собаки, убийцы! Они пришли на север с юга; говорят, что в Декане голод, и убивают всех по пути. Когда народилась луна, у меня было четверо – моя подруга и трое волчат. Мать учила детей охотиться в открытом поле, учила прятаться, загоняя оленя, как делаем мы, волки равнин. В полночь я еще слышал, как мои волчата выли полным голосом, идя по следу. А когда поднялся предрассветный ветер, я нашел всех четверых в траве, они уже окоченели. А все четверо были живы, когда народилась луна, о Свободный Народ! Тогда я стал искать, кому отомстить, и нашел рыжих собак.
– Сколько их? – спросил Маугли, а вся Стая глухо заворчала.
– Не знаю. Трое из них уже не убьют больше никого, но под конец они гнали меня, как оленя, гнали, и я бежал на трех ногах. Смотри, Свободный Народ!
Он вытянул вперед искалеченную лапу, темную от засохшей крови. Весь бок снизу был у него жестоко искусан, а горло разодрано и истерзано.
– Ешь! – сказал Акела, отходя от мяса, которое принес ему Маугли.
Волк-одиночка набросился на еду с жадностью.
– Это не пропадет, – сказал он смиренно, утолив первый голод. – Дайте мне набраться сил, и я тоже смогу убивать! Опустела моя берлога, которая была полна, когда народился месяц, и Долг Крови еще не весь уплачен.
Пхао, услышав, как захрустела бедренная кость оленя на зубах Вантала, одобрительно заворчал.
– Нам понадобятся эти челюсти, – сказал он. – С собаками были их щенята?
– Нет, нет, одни рыжие охотники: только взрослые псы из их стаи, крепкие и сильные.
Это значило, что рыжие собаки из Декана идут войной, а волки знают очень хорошо, что даже тигр уступает этим собакам свою добычу. Они бегут напрямик через джунгли и все, что попадается им навстречу, сбивают с ног и разрывают в клочья. Хотя Дикие Собаки не так крупны и не так ловки, как волки, они очень сильны, и их бывает очень много. Дикие Собаки только тогда называют себя Стаей, когда их набирается до сотни, а между тем сорок волков – это уже настоящая Стая.
В своих странствиях Маугли побывал на границе травянистых нагорий Декана и видел, как эти свирепые псы спали, играли и рылись среди кочек и ям, служивших им вместо логова. Он презирал и ненавидел Диких Собак за то, что от них пахло не так, как от волков, и за то, что они жили в пещерах, а главное – за то, что у них между пальцами растет шерсть, тогда как у Маугли и у его друзей ноги гладкие. Однако он знал, потому что Хатхи рассказал ему об этом, какая страшная сила – охотничья стая диких псов. Хатхи и сам сторонился с их дороги, и, пока всех собак не перебьют или дичи не станет мало, они бегут вперед, а по пути убивают.
Акела тоже знал кое-что о диких собаках. Он спокойно сказал Маугли:
– Лучше умереть в Стае, чем без вожака и одному. Это будет славная охота, а для меня – последняя. Но ты – человек, и у тебя еще много ночей и дней впереди, Маленький Брат. Ступай на север, заляг там, и, если кто-нибудь из волков останется жив после того, как уйдут собаки, он принесет тебе весть о битве.
– Да, не знаю только, – сказал Маугли без улыбки, – уйти ли мне в болота ловить там мелкую рыбу и спать на дереве, или просить помощи у обезьян и грызть орехи, пока Стая будет биться внизу.
– Это не на жизнь, а на смерть, – сказал Акела. – Ты еще не знаешь этих рыжих убийц. Даже Полосатый…
– Аова! Аова! – крикнул Маугли обиженно. – Одну полосатую обезьяну я убил. Теперь слушай: жили-были Волк, мой отец, и Волчица, моя мать, а еще жил-был старый серый Волк (не слишком мудрый: он теперь поседел), который был для меня и отцом и матерью. И потому, – он повысил голос, – я говорю: когда собаки придут, если только они придут, Маугли и Свободный Народ будут заодно в этой охоте. Я говорю – клянусь буйволом, выкупившим меня, буйволом, отданным за меня Багирой в те дни, о которых вы в Стае забыли, – я говорю, и пусть слышат мои слова река и деревья и запомнят их, если я позабуду, – я говорю, что вот этот мой нож будет зубом Стаи. По-моему, он еще не притупился. Вот мое Слово, и я его сказал!
– Ты не знаешь собак, человек с волчьим языком! – крикнул Вантала. – Я хочу только заплатить им Долг Крови, прежде чем они растерзают меня. Они движутся медленно, уничтожая все на своем пути, но через два дня у меня прибавится силы, и я начну платить им Долг Крови. А вам, Свободный Народ, советую бежать на север и жить впроголодь до тех пор, пока не уйдут рыжие собаки.
– Слушайте Одиночку! – воскликнул Маугли со смехом. – Свободный Народ, мы должны бежать на север, питаться ящерицами и крысами с отмелей, чтобы как-нибудь не повстречаться с собаками. Они опустошат все наши леса, а мы будем прятаться на севере до тех пор, пока им не вздумается отдать нам наше добро! Они собаки и собачьи дети – рыжие, желтобрюхие, бездом-ные, у них шерсть растет между пальцами. Да, конечно, мы, Свободный Народ, должны бежать отсюда и выпрашивать у народов севера объедки и всякую падаль! Выбирайте же, выбирайте. Славная будет охота! За Стаю, за всю Стаю, за волчиц и волчат в логове и на воле, за подругу, которая гонит лань, за самого малого волчонка в пещере мы принимаем бой!
Стая ответила коротким, оглушительным лаем, прогремевшим во тьме, словно треск падающего дерева.
– Мы принимаем бой! – пролаяли волки.
– Оставайтесь тут, – сказал Маугли своей четверке. – Нам понадобится каждый зуб. А Пхао с Акелой пусть готовятся к бою. Я иду считать собак.
– Это смерть! – крикнул Вантала, привстав. – Что может сделать такой голыш против рыжих собак? Даже Полосатый, и тот…
– Ты и вправду чужак, – отозвался Маугли. – Но мы еще поговорим, когда псы будут перебиты. Доброй охоты всем вам!
Он умчался во тьму, весь охваченный буйным весельем, почти не глядя, куда ступает, и, как и следовало ожидать, растянулся во весь рост, споткнувшись о Каа, сторожившего оленью тропу близ реки.
– Кш-ша! – сердито сказал Каа. – Разве так водится в джунглях – топать и хлопать, губя охоту всей ночи, да еще когда дичь так быстро бегает?
– Вина моя, – сказал Маугли, поднимаясь на ноги. – Правда, я искал тебя, Плоскоголовый, но каждый раз, как я тебя вижу, ты становишься длиннее и толще на длину моей руки. Нет другого такого, как ты, во всех джунглях, о мудрый, сильный и красивый Каа!
– А куда же ведет этот след? – голос Каа смягчился. – Не прошло и месяца с тех пор, как один человечек с ножом бросал в меня камнями и шипел на меня, как злющий лесной кот, за то, что я уснул на открытом месте.
– Да, и разогнал оленей на все четыре стороны, а Маугли охотился, а Плоскоголовый совсем оглох и не слышал, как ему свистели, чтоб он освободил оленью тропу, – спокойно ответил Маугли, усаживаясь среди пестрых колец.
– А теперь этот человечек приходит с ласковыми, льстивыми словами к этому же Плоскоголовому и говорит ему, что он и мудрый, и сильный, и красивый, и Плоскоголовый верит ему и свертывается кольцом, чтобы устроить удобное сиденье для того, кто бросал в него камнями… Теперь тебе хорошо? Разве Багира может так удобно свернуться?
Каа, по обыкновению, изогнулся, словно мягкий гамак, под тяжестью Маугли. Мальчик протянул в темноте руку, обнял гибкую, похожую на трос шею Каа и привлек его голову к себе на плечо, а потом рассказал ему все, что произошло в джунглях этой ночью.
– Я, может быть, и мудр, – сказал Каа, выслушав рассказ, – а что глух, так это верно. Не то я услышал бы пхиал. Неудивительно, что траво-еды так встревожились. Сколько же всего собак?
– Я еще не видел. Я пришел прямо к тебе. Ты старше Хатхи. Зато, о Каа, – тут Маугли завертелся от радости, – это будет славная охота! Не многие из нас увидят новую луну.
– И ты тоже сюда вмешался? Не забывай, что ты человек. Не забывай также, какая стая тебя выгнала. Пускай волки гоняют собак. Ты человек.
– Прошлогодние орехи стали в этом году черной землей, – ответил Маугли. – Это правда, что я человек, но нынче ночью я сказал, что я волк. Это у меня в крови. Я призвал реку и деревья, чтобы они запомнили мои слова. Я охотник Свободного Народа, Каа, и останусь им, пока не уйдут собаки…
– Свободный Народ! – проворчал Каа. – Свободные воры! А ты связал себя смертным узлом в память о волках, которые умерли! Плохая это охота.
– Это мое Слово, и я уже сказал его. Деревья знают, и знает река. Пока не уйдут собаки, мое Слово не вернется ко мне.
– Ссшш! От этого меняются все следы. Я думал взять тебя с собой на северные болота, но Слово – хотя бы даже Слово маленького, голого, безволосого человечка – есть Слово. Теперь и я, Каа, говорю…
