Владислав Крапивин - Колыбельная для брата
– Сейчас покажешь?
– Надеюсь, тебе не грозит немедленное нападение?
– Немедленное не грозит…
– Ну и прекрасно. Тем более что ты, по-моему, еще не брался за уроки. Ты об этом думаешь?
– Не-а, – честно сказал Кирилл. И отправился спать.
Он тоже устал ужасно. Он словно тащил на плечах весь прошедший день – громадный, тяжелый, печальный и радостный.
Но все-таки у Кирилла хватило сил зайти посмотреть на Антошку.
– Тише, – сказала мама. – Он только уснул.
Она уложила Антошку, впервые не спеленав ему руки. Антошка спал, закинув к голове крошечные сжатые кулачки. Его реденькие светлые брови были сурово сведены. Что ему снилось, что его, кроху, тревожило?
Глава 13
Каждое утро Кирилл просыпался с тревогой: не кончилось ли ночью лето? Он понимал, что осень вот-вот возьмет свое, но все-таки думал: "Пусть еще немножко будет тепло. Хотя бы денек…"
Лето продолжалось. Субботний день начинался с ясным небом и теплым солнцем. Больших забот он не обещал. Уроков труда нет, значит, в школу надо идти лишь к половине одиннадцатого. Потом немецкий и биология. После школы одно только дело – слетать в молочную кухню. Потом – на велосипед и к Деду: договариваться о завтрашнем плавании.
– Мама, отпустишь? А то мы давно всей командой не собирались.
Он знал, что мама отпустит. Тем более что у отца выходной, есть кому повозиться с Антошкой.
Мама сказала:
– Ты бы почистил ботинки, мореплаватель. И форму заодно. Взрослый парень, а следить за собой не научишься. Выглядишь как разбойник.
Кирилл возразил:
– Нет, я симпатично выгляжу. Мне вчера сказали, что я на Тиля Уленшпигеля похож. Тебе не кажется?
Мама сказала, что Кирилл похож на косматое пугало, и спросила, куда он отправляется так рано, если нет первых двух уроков.
– Я к одному мальчику зайду, к Петьке Чиркову…
Короткий путь на улицу Грибоедова лежал мимо гаражей. И там, на бетонных плитах, опять в окружении свиты возлежал Дыба.
"Когда он учится? – подумал Кирилл. – Он же всем рассказывал, что в техникум поступил…"
Дыба тоже увидел Кирилла и неторопливо встал. Кирилл не замедлил и не ускорил шагов, хотя, по правде говоря, стало слегка неуютно. Дыба пошел навстречу. Он двигался небрежной походкой мексиканского танцора, упираясь растопыренными пальцами в бедра. На его пятиугольной физиономии была добродушная, даже дружелюбная ухмылка.
– Привет, Кирюха. Не бойся.
– Похоже, что я боюсь? – спросил Кирилл, и проснувшаяся злость пригасила страх.
– Ты человек смелый, – великодушно согласился Дыба и оглянулся на компанию. Димка Обух, Козочка и двое незнакомых парней лет четырнадцати выжидательно смотрели на предводителя и с нехорошими улыбками – на Кирилла.
– Как насчет маечки? Не надумал?
– Не надумал, – ответил Кирилл, ощущая холодок в груди. – Лучше отдай эти деньги Чирку. Сколько рублей ты с него натряс?
У Дыбы на секунду приоткрылся рот. Улыбка сошла. Но он тут же сделал вид, что ничуть не удивлен. Укоризненно покачал головой. Спросил:
– Ты дурак? Это выступление как понимать? Случайность или на принцип пошел?
– Не случайность, – сказал Кирилл.
– Ясно, – с пониманием проговорил Дыба, и в голосе его даже проскользнуло уважение. – Кодлу заимел?
Кирилл коротко засмеялся:
– А говоришь, что я дурак! Сам ты дурак. Ты думал, что тебя всю жизнь будут бояться?
Дыба зевнул, наклонил голову, осмотрел Кирилла от ботинок до макушки. Изобразил на лице жалость и сочувствие.
– Хороший ты пацан, – медленно сказал он. – Никогда тебя не трогали, обрати внимание. Но будешь выступать, смотри – маме с папой жаловаться бесполезно. Не помогут.
– Если надо, то помогут, – сказал Кирилл. – Но и без них есть кому с тобой поговорить.
Дыба вдруг резко вскинул руку и затем с улыбочкой пригладил волосы. Это был старый-старый трюк: взять противника на испуг.
Кирилл не дрогнул. По правде говоря, он просто не успел среагировать, но это оказалось к лучшему. Он спокойно стоял и смотрел, как Дыба с глупым видом гладит голову.
– А если бы я был нервный? Мог бы ведь испугаться и врезать, – сказал Кирилл, удивляясь собственному нахальству. – У меня, конечно, весовая категория в два раза меньше, ты вон какой. Но с испугу-то я мог…
Дыба опять заулыбался и… вдруг протянул руку. Это был истинно королевский жест – сдержанный, но исполненный великодушия.
– Кирилл, ты мне нравишься, я таких уважаю. Между нами ничего не было. Давай жить, чтобы друг другу не мешать.
Кирилл посмотрел на его широкую пятерню, украшенную дешевым перстнем. Потом на его лицо.
– Не забудь насчет Чирка, – сказал он. – Будь здоров.
Он обошел Дыбу и двинулся к проходу в переулок.
– Стой, – негромко произнес Дыба.
Кирилл оглянулся. Лицо Дыбы сейчас было совсем не такое, как несколько секунд назад. Ухмылочка стала кривой и болезненной, будто Дыба неосторожно коснулся языком больного зуба. А глаза смотрели стеклянно, как у куклы. "Наверно, нарочно тренирует такой взгляд", – подумал Кирилл.
– Ну, чего? – спросил он.
Дыба, вильнув поясницей, сделал к нему шаг.
– Я два раза в любви не объясняюсь, – сказал он и сплюнул. – Поимей в виду, крошка: не всегда на улице светло и не везде кругом окна.
Кирилл кивнул:
– Поимею. А ты насчет Чирка все же подумай.
Дыба хмыкнул, повернулся и зашагал прочь, не взглянув больше на Кирилла. Через несколько шагов обернулся и крикнул своей компании:
– В час двадцать у "Экрана". Вовку прихватите, пускай привыкает головастик.
Кирилл пошел своей дорогой. Он понимал, что оглядываться нельзя, хотя могли догнать, ударить сзади. Могли бросить кирпичом. Все могли. И Кирилл шел, ощущая мелкое противное дрожание в мускулах. Но не оглянулся. Оглянуться – значит проиграть. А пока была ничья…
Минут через двадцать он был в доме у Чирка. Постучал в обитую клеенкой дверь. Долго не открывали. В сенях пахло квашеной капустой – видимо, от кадушки в углу. Гудела большая зеленая муха. Это гудение вызывало непонятную досаду и беспокойство. И когда за дверью послышались шаги, Кирилл уже почти знал, что случилось что-то нехорошее.
Открыла дверь низенькая женщина в косынке и очень просторном халате. У нее было усталое и озабоченное лицо. Она не удивилась, увидев Кирилла.
– Здрасте. А Чи… Петя дома? – сбивчиво спросил Кирилл.
Она кивнула. Потом сказала усталым полушепотом:
– Проходи… Заболел Петенька.
"Так и есть", – с тоской подумал Кирилл и вопросительно посмотрел на Петькину маму: "Может, к нему нельзя?"
– Проходи, ничего, – повторила она. – Жар у него. А все спрашивает, не пришел ли мальчик. Ты это?
– Я, – сказал Кирилл и пошел вслед за ней в комнату.
Чирок лежал, укрытый по самый подбородок – так, как вчера укрыл его Кирилл. Лицо у него было темно-розовое, с капельками на лбу. На широкой подушке это лицо, худое, остроносое, казалось совсем маленьким, как у младенца. А глаза были большие. Чирок словно обнял Кирилла этими больными глазищами, облизнул губы и сказал очень тихо:
– А я все думал… придешь или нет…
– Чего зря думать? Я же сказал вчера, – пробормотал Кирилл.
Чирок медленно вздохнул, и его тощенькая грудь приподнялась и опустилась под одеялом. Он не отводил от Кирилла свои очень потемневшие глаза.
– Садись рядом… на табуретку.
– Только недолго, Петенька, – попросила мама. – Тебе поспать надо, а мальчику, наверно, в школу.
Чирок опустил ресницы: "Ладно". Мама вышла.
– Свалился все-таки, – сказал Кирилл со смесью досады, жалости и неловкости.
– Ага, – виновато прошептал Чирок. – Маме не говори про мое ныряние. Она думает, что я случайно простыл… Я все равно недолго пролежу.
Кирилл посмотрел на его горящий лоб, на слипшиеся прядки волос и промолчал.
Чирок тоже молчал.
– А что болит? – спросил наконец Кирилл.
Чирок слабо улыбнулся:
– Да ничего. Дышать немного тяжело. И ночью всякая ерунда снилась. Давит будто…
Кирилл сказал:
– Сейчас Дыбу видел. Я ему говорю, чтобы деньги тебе отдал, а он, бандюга, пугает.
– Не отдаст он…
– Наверно, не отдаст. Ну, черт с ними, с деньгами, пусть подавится, лишь бы никого больше не трогал.
– Он будет… – прошептал Чирок.
– Там посмотрим, – хмуро произнес Кирилл.
Заглянула в комнату Петькина мама.
– Я пойду, – торопливо сказал Кирилл. – Ты пока спи, тебе надо. Я зайду.
– Когда?
– После школы зайду. Ты поправляйся.
Чирок опустил ресницы. Потом вытянул из-под одеяла руку. Кирилл взял его за пальцы и чуть не обжегся.
– Ох и раскалился ты…
Чирок опять разлепил губы:
– Правда придешь?
– Я же сказал.
– А… почему?
Кирилл понял. Это был такой же вопрос, как вчера: "А чего ты со мной возишься?"
– Потому что мне хочется, – сказал он сердито. – Лежи и спи.
В коридоре ждала Кирилла Петькина мама.
