Марк Ефетов - Звери на улице
Дорогой директор зоопарка рассказал им, что произошло с медведицей. Ее взяли на проверку в больницу, заподозрив какое-то заболевание, которого потом, к счастью, не оказалось. А в вольере осталось у медведицы трое медвежат. Не так чтобы совсем крошки, а подростки, которые уже ели все подряд. И медведица так загрустила по детям, что отказалась в больнице есть.
— Понимаете, — рассказывал доктор Рознер, — такие случаи бывали с другими зверями. Я знаю, что у вас в Москве во время войны бомбой убило льва и после этого львица отказалась от пищи и умерла. У нас вот недавно пума объявила голодовку, когда ее разлучили с детенышами. Но медведи — они так прожорливы…
В этом месте Слава хотел сказать, что его Мишка хотя и любил поесть, но был такой ласковый и добрый, что если бы он вырос и у него оказались дети, он бы их ни за что не бросил и тоже объявил бы голодовку. Слава это хотел сказать, но не сказал, чтобы не перебивать доктора Рознера и не заставлять Маргит переводить его слова.
А директор зоопарка продолжал свой рассказ. Медведице, оказывается, привели ее трех детенышей и показали в окно. Она заурчала и затанцевала. Ведь медведи и слоны, когда радуются, всегда переступают с ноги на ногу, как будто танцуют.
Так вот, мама-медведица успокоилась, увидев своих ребят, заурчала, затанцевала и, видимо, сразу же вспомнила о голоде. Оглянулась, увидела бидон из-под молока и недолго думая всунула туда голову по самые плечи. А обратно ни-ни, не получалось. Но это Слава уже видел. Доктор Рознер снял бидон вращательными движениями.
Они уже подошли к конторе зоопарка. Павлин разгуливал здесь, как часовой. Он крикнул: «Ау», но как-то очень громко и резко.
Высоченный жираф и маленький жирафчик, вытянув вверх свои пятнистые шеи, смотрели на них свысока, и они показались Славе глупыми и задаваками. Хотя так оно чаще всего и бывает с теми, кто смотрит свысока. Как говорится: одно к одному.
— Теперь займемся вашим медвежонком, — сказал доктор Рознер.
Он сел за большой письменный стол и, разведя руками, предложил гостям сесть в два кресла:
— Да, да, я знаю, что в вашей стране очень любят диких животных. В России почти тысячу лет тому назад был один из первых в мире зоопарк. Вы знаете об этом?
Доктор Рознер посмотрел на Славу, а он, наверно, покраснел, потому что его щекам стало жарко, и сказал:
— Нет, не знаю.
— Ну что вы, что вы! В древнем Новгороде, на Софийской стороне, существовал зверино-надеинский монастырь. Там были не только дикие звери и птицы из новгородских лесов, но и привезенные купцами из дальних стран. Очень, очень это интересно. Ведь Валдай, кажется, где-то в тех краях. Правда?
— Да, — сказал Слава, — Валдай входит в Новгородскую область.
— О, отлично! — Доктор Рознер надавил кнопку звонка, который был вделан в стол. — Раз место рождения известно, найдем. Хотя у нас медведей из Советского Союза очень много.
Вошла девушка с блокнотом и карандашом в руках, и директор зоопарка сказал:
— О, записывать надо совсем мало. Пишите: медвежонок, по кличке Мишка, из Валдайского района, Новгородской области. Все. Узнайте, не живет ли он у нас?
Девушка почиркала карандашом, сделав в блокноте две-три закорючки, и вышла.
— А мы, — сказал доктор Рознер, — пока что пройдемся по зоопарку. Может быть, и встретимся с вашим Мишкой. Как вы на это смотрите?
Как могли Слава и Маргит смотреть на такое предложение? Слава только подумал о том, что недаром этот директор зоопарка понравился ему с первой же минуты.
Царство медведей
Маргит и Слава попали в царство медведей. А Слава и не знал, что их столько — самых разных.
Доктор Рознер как-то так водил их, срезая наискосок узкими тропками полянки, что его спутники все время попадали к вольерам, бассейнам, клеткам и загонам, где были медведи, медведи, медведи…
— Скажите, — спросил Слава, — а у вас в зоопарке очень много медведей?
— О, — доктор произносил это «о» почти перед каждой фразой, — о, очень много! Мы здесь очень-очень любим этих пушистых и добрых увальней. Не верьте, если вам скажут, что медведь грубый и глупый зверь.
— О! — Теперь уже Слава произнес это «о». — О, я знаю, что мишки, они такие хорошие, такие…
— Да, — сказал директор, — медведи рассудительные и — как бы это выразить — любознательные. Они очень-очень интересные, потому что противоречивые; грозные и миролюбивые, рассеянные и осторожные… Сами увидите этих наших любимцев.
— Неужели среди них не окажется моего валдайца? — произнес Слава, как бы думая вслух.
— О, все возможно. Только я хотел вас спросить… (Доктор Рознер говорил ему «вы», как, по правде говоря, до сих пор к Славе никто не обращался.) …я хотел вас спросить: если мы найдем вашего Мишку-валдайца, как вы мыслите себе эту встречу?
И снова Слава сказал «о».
— О, доктор, Мишу, Мишеньку — я обниму его, прижмусь к нему. Он такой…
— Минуточку. Вы обнимете его. А если он вас?
Тут в разговор вмешалась Маргит. До сих пор она только переводила, а тут сказала сама:
— Да, а если он тебя обнимет?
Слава молчал. Ему стало как-то не по себе. Он вспомнил, что даже во время последней встречи на валдайской мельнице его Мишка был не так уж мал и безобиден.
— О, мой юный друг, — сказал доктор Рознер, — дело в том, что медведь не чувствует, что человек слабее его. Он играет с человеком во всю свою медвежью силу. И если он обнимет вас или прижмет к своей груди…
— Понял? — добавила Маргит.
А доктор Рознер продолжал:
— Но, вероятнее всего, он, если вспомнит вас, любя, обязательно покатает…
— На спине? — спросил Слава.
— О, нет. По земле. Таким образом медведи выражают свою любовь. Они валят на землю и раскатывают человека, как хозяйка раскатывает тесто. Поняли?
— Понял.
— О, это очень хорошо, что вы поняли. После такой прокатки целых ребер у человека не остается. Ни одного… (Эти слова директора зоопарка Слава потом вспомнил. Но об этом будет разговор впереди.)
Они подошли к большому бассейну, за которым высились белые скалы. Здесь было много, наверно больше десятка, белых мишек. Ближе всего стоял огромный медведь, раскачивая из стороны в сторону свое огромное туловище. Он поворачивал голову, принюхивался, шумно втягивая воздух.
— Тут только белые медведи? — спросил Слава.
— О, да, — сказал доктор Рознер. — Это очень интересный зверь.
Доктор, видимо, не понял, что Славе хотелось поскорее отправиться к бурым, и стал подробно рассказывать о белых медведях:
— Он нюхает воздух. У него исключительное обоняние. За двадцать километров белый медведь может почуять запах добычи. Он ведь и рыбак отменный.
— Чем же мишка рыбу ловит? — спросил Слава. — У него ведь…
— Да, — сказал директор зоопарка, — удочек у него нет. Но он и без них чудесно обходится. Сидит на берегу и смотрит: вот тенью промелькнула рыба. Медведь сразу же в воду и лапой по этой рыбе. Оглушил и выбросил на берег, а теперь скорее за другой. И ее лапой…
— И не промахивается?
— О, нет. Это только говорят: неуклюжий. А медведь ловок, очень ловок.
В это время белый мишка бултыхнулся в бассейн и поплыл.
«Брассом чешет», — успел только подумать Слава.
А доктор сказал:
— Этот зверь отличный пловец и плавает всеми стилями на воде и под водой. Его широкие лапы имеют плавательные перепонки вроде ластов. Это же помогает ему ходить по рыхлому снегу и не проваливаться.
Медведь подплыл к берегу и быстро и ловко взобрался на скалу.
— А ему у нас не жарко? — спросила Маргит. Слава уже заметил, что она всех жалела и всегда интересовалась: хорошо ли зверей кормят, не скучают ли они, не мерзнут?
— О, — сказал доктор, — звери приспосабливаются к новым условиям. Смотрите — он уже почти совсем сухой. Его шерсть смазана жиром, и ему купанье — как с гуся вода. Он не обледеневает на морозе и выходит сухим из воды. Этот красавец родился у нас в зоопарке. Вообще все наши медведи либо здесь же родились, либо привезены маленькими. Взрослые медведи плохо привыкают к неволе.
— И бурые? — спросил Слава.
Теперь доктор Рознер понял его и сказал:
— О, да! И бурые. Им ведь тоже хорошо живется на воле. Они и рыбу ловят не хуже своих белых братьев. Идем, идем к ним. Сейчас поищем вашего валдайца. Конечно, белым стать он никак не мог. — Директор зоопарка любил шутить: — Еще минуточку терпения: по дороге я покажу вам медведя с салфеткой и медведя с пышной шевелюрой. У вас в Советском Союзе такие не водятся.
Сказать по правде, эта оттяжка времени Славу не радовала, но посмотреть каких-то необычных медведей ему все же хотелось.
Первым оказался малайский медведь. Он был такой темно-бурый, что казался черным. А на груди, как слюнявчик у младенца, белело треугольное пятно. Когда Маргит и Слава подходили, этот Мишка пригорюнившись сидел в клетке. Но стоило им приблизиться, как он начал выкамаривать что-то необычное: подтягивался на перекладине, кувыркался, выжимал стойку — совсем как обезьяна.
