Войтех Стеклач - Алеш и его друзья
Когда папа пришел с работы, я спросил как ни в чем не бывало:
— У нас, случайно, нет компаса?
— Зачем тебе? — удивилась мама.
— Да у нас завтра экскурсия, — проговорил я небрежно. — С классным руководителем, разумеется.
— И ты сообщаешь об этом только сегодня? — возмутилась мама. — Ведь это известно по меньшей мере несколько дней, а?
— Конечно, — весело врал я дальше, — только я просто забыл.
— Хм, мне это несколько подозрительно, — покачала головой мама. — И что, весь класс едет?
— Нет, не весь, — сказал я, — только те, кто записался.
Я нарочно сказал, что мы едем не все, а то мама позвонит родителям Богоушека, и тогда весь наш план насмарку.
— Компас, говоришь, — прервал мамины расспросы отец, — обожди, я посмотрю в своих электропринадлежностях.
У папы в чулане есть большая коробка с электропринадлежностями: в молодости электричество было его коньком, а теперь у него в этой коробке всякий хлам, вроде катушки для спиннинга и писем, которые ему писала мама, когда еще была не замужем.
— А в каком часу вы едете? — спросила мама, озабоченно поглядывая, как папа начинает рыться в чулане, — она терпеть не может беспорядка в квартире.
— В семь у нас сбор перед школой, — ответил я, на сей раз в соответствии с истиной.
Через полчаса папа завалил хламом из коробки всю прихожую, а спустя еще полчаса наконец закричал:
— Ха, вот он! — и протянул мне малюсенький компас на ремешке.
Все это время я сидел на табуретке в кухне, рассказывал маме анекдоты и весело наблюдал, как она печет мне для экскурсии пирожки с повидлом.
У нас семья как семья, мы не любим лишних слов, так что мамины допросы длятся, как правило, недолго, потому что в домашнем хозяйстве всегда хватает дел и надо успеть сделать все до вечера, пока не начались телепередачи.
Иногда бывает жалко, потому что некоторые разговоры, на мой взгляд, не лишние, и, будь у родителей больше времени, я бы много чего им сказал по правде, только я уж не раз убеждался, что вранье занимает меньше времени. А жаль — ведь не будь я вынужден врать, моя совесть была бы чиста. Но что поделаешь, если у семьи, по сравнению со мной, численное преимущество, то есть папа с мамой имеют численное преимущество по сравнению со мной. Вот оно, невыгодное положение тех, у кого нет братьев и сестер.
А если вам неизвестно, что такое братья и сестры, знайте, это замечательные люди, потому что в большинстве случаев они младше вас и на них можно свалить какую-то часть крупной неприятности.
У меня, к сожалению, ни братьев, ни сестер нет, и потому я завидую Ченде, у которого они есть. У Ченды есть немало преимуществ по сравнению со мной.
Когда его родители собираются в кино, они говорят: «Ченде не следует смотреть этот фильм. Он помечен звездочкой, и, значит, детям его смотреть запрещается. Ты, Роман, отвечаешь за то, что как только уложишь спать малышку, пойдет спать и Ченда».
Роман согласно кивает головой: конечно, отвечает, родители могут спокойно идти в кино.
А на другой день в школе Ченда всех поражает тем, что увидел по телевизору. Только за родителями захлопнется дверь, Роман с довольным видом выдыхает:
«Ну, все в порядке. Слышь, братишка, мне надо на часок смотаться, уложи малышку ты, а потом можешь смотреть телевизор. Идет?»
«Идет», — радуется Ченда, живо укладывает сестренку спать, с минуту бормочет ей какие-нибудь сказки, где все перевирает от нетерпения, но сестренка возразить не может, она еще не умеет говорить и сразу засыпает, а Ченда включает телевизор и смотрит фильм, который детям смотреть не разрешается.
У нас в семье нечто подобное не может произойти даже по ошибке. У меня ведь нет ни брата, ни старшей сестры, которым было бы необходимо вечером уйти на часок, да и младшего брата или сестры тоже нет. Это не моя вина, и тем не менее в чем-то Чендины и мои родители схожи. Например, в том, что ходят в кино или в театр. Но на этом сходство заканчивается и начинаются принципиальные различия. У нас, прежде чем выйти куда-нибудь из дома, мама погладит меня по голове и скажет: «Боржик, веди себя хорошо и пораньше ложись спать». А папа скажет: «Кстати, телевизор я выключил, потому что там показывают фильм, который детям смотреть не разрешается». В таком случае глаза мне требуются разве что для слез, как сказала бы учительница.
Папа не просто выключает телевизор, не думайте, что я настолько бездарен, что не могу воткнуть вилку в розетку; он снимает заднюю стенку телевизора, вывинчивает то ли лампу, то ли еще что-то, причем я в это время не имею права находиться рядом. А чтобы у меня не возникало соблазна устранить дефект, отец заклеивает заднюю стенку куском мягкой резины и делает на ней оттиск своего перстня с печаткой. Со столь идеальным предохранителем ничего не поделаешь; даже раздобудь я резину, папин перстень с печаткой ведь не достанешь, он же его никогда не снимает с руки.
Выходит, у Ченды дела обстоят лучше и ему больше доверяют, потому что он окружен братьями и сестрами. А стало быть, если я что затеял, то приходится полагаться только на себя самого и ни на какую помощь со стороны братьев и сестер не рассчитывать.
Я вообще частенько оказываюсь меж двух огней: зимой, например, я оказался между мамой и школьным сторожем паном Виншем. Вот и соображай сам: товарищи — это все-таки не братья или сестры, к тому же они меня вероломно покинули.
Дело было так.
Мама — сторонница совершенно бессмысленной, на мой взгляд, теории, что болезни необходимо предупреждать, потому что если человек болен, он не ходит в школу, а следовательно, из него ничего не вырастет. Правда, я не знаю, что общего имеет школа с ростом человека, но Ченда объяснил мне это так: родители заботятся, чтобы из нас вышло что-то путное.
Это мне понятно, ведь родители тобой гордятся, раз ты их единственная радость, как говорит учительница.
Ну так вот. Я читал, а мама сказала, что я покашливаю и потому следует купить лимоны, поскольку холодно, свирепствует грипп, я изнеженный, а в лимонах много витамина С. А самый худший вид гриппа — китайский.
«Ты путаешь, — сказал я, — этот грипп называется гонконгский, а Гонконг к Китаю никакого отношения не имеет, оттуда по всему миру переправляют контрабандой опиум».
«Что ты болтаешь? — И мама добавила, что это все неважно и нечего тут спорить. Потом сунула мне в руку авоську и деньги. — Иди и возвращайся поскорее!»
Я ничего не имею против витаминов, но лимоны, во-первых, кислые, а во-вторых, стоят почти столько же, сколько апельсины, и покупать их вместо апельсинов — это просто выбрасывать деньги на ветер. Но так думаем только мы с папой. Отец считает, что мама не умеет экономить, и это факт, только в отличие от папы я не могу высказаться против маминого транжирства.
Папе-то все равно, пустит ли его мама играть в хоккей или кататься на санках, а мне нет.
Я послушно съехал по перилам, прокатился по ледяной дорожке и с тяжелым сердцем купил в магазине лимоны.
«Куда спешишь, Боржик?»
Перед магазином стояли Мирек и Ченда с коньками и клюшками через плечо и усмехались.
«Пошли с нами».
«Не могу, — ответил я, — иду с покупкой. Я должен с этими лимонами сразу же вернуться домой».
«Вот бедняга», — сказал Ченда.
«Вот трус», — добавил Мирек.
Мирек хорошо знает, как вывести человека из равновесия. Я тоже люблю выводить его из себя, но сейчас он имел явное преимущество, ведь мама мне, а не ему велела поскорее вернуться. Так что я состроил крайне недовольную мину.
«Слушай, забрось лимоны домой, а мы тебя подождем», — предложил Ченда.
«Только пустит ли его мамочка? Верно, Боржик?» — насмешливо буркнул Мирек.
Я уставился в землю, глядя на месиво из снега и грязи.
«Не беспокойся!» — отрезал я, молниеносно нагнулся и швырнул в Мирека снежок из грязного снега.
Мирек хоть и был застигнут врасплох, сумел увернуться, так что снежок расплющился о подбородок Ченды.
«Мирек! — закричал Ченда. — Атакуй его!»
Началась перестрелка. Поскольку перед магазином находились люди и перевес был на стороне ребят, я начал тактическое отступление, причем в довольно быстром темпе.
«Двое против одного, трусы!» — кричал я, убегая.
И упустил из виду, что сражение переместилось на площадку перед школой. Я укрылся за мусорными баками, а авоську с лимонами положил на крышку одного из них. Укрытие из баков свело на нет численное преимущество моих противников, так что по количеству попаданий мы были примерно равны. За шиворотом у меня, правда, немного холодило, но зато меня согревала мысль, что я залепил Миреку по носу, а Ченде по уху.
«Ну что? — повеселел я. — Кто трус?»
Мирек, отбросив коньки и клюшку, атаковал меня из-за уличного фонаря, но вдруг он что-то крикнул Ченде, двигавшемуся по другой стороне тротуара, и оба со всех ног кинулись бежать.
