Мишель Пейвер - Клятвопреступник
«Фин-Кединн, помоги мне. Что мне делать?»
Ясно и отчетливо она вдруг вспомнила морозное утро много зим тому назад, когда он взял ее с собой в Лес, чтобы она испытала свой новый лук. Она не хотела идти. Ее па только что умер, и остальные дети скопом накидывались на нее, ей хотелось спрятаться в своем спальном мешке и никогда больше не выходить наружу. Но там был ее дядя, грел ладони у огня и ждал ее.
Изо рта у них шел пар, когда они шагали по хрустящему снегу. Фин-Кединн обнаружил следы и научил Ренн читать их.
«Когда олени знают, что волки охотятся за ними, они шагают смело и высоко задирают свои рога. Смотрите, как я силен, словно говорят они волкам. Не нападайте на меня, я могу дать сдачи!» — И его голубые глаза встретились с ее взглядом. Он говорил не только об оленях.
Ренн схватилась за корни сосны обеими руками. Фин-Кединн был прав. Она не станет смиренно сидеть и ждать, пока другие решают ее судьбу.
— Что вы говорите обо мне? — громко крикнула она, и голос ее пронесся над стоянкой.
Головы повернулись к ней. Руки замерли.
— Если вы решаете, как со мной поступить, скажите мне. Утаивать это от меня несправедливо.
Вождь племени Зубра поднялся:
— Люди Зубра всегда справедливы.
— Тогда говорите со мной, — сказала Ренн.
Вождь племени Рыси впервые заговорил.
— А кто ты такая?
Она поднялась на ноги.
— Я Ренн из племени Ворона. И я колдунья. — И едва она произнесла это, она поняла, что это правда.
— Женщины не могут быть колдунами, — насмешливо заметил молодой мужчина с топором. — Это противоречит Обычаю. Я покажу вам, какая она колдунья!
Он подбежал к Ренн, чтобы выхватить ее свисток из косточки.
— Руки прочь! — предупреждающе крикнула она. — Это колдовская кость для призвания духов! Никто не смеет трогать ее, кроме меня!
Мужчина отдернул руку, словно она обожгла его.
Приложив свисток к губам, Ренн дунула.
— Никто из вас не может слышать этот зов, — сказала она, — но я могу. Это кость говорит лишь с колдунами и духами.
Теперь всеобщее внимание было обращено на нее. Ренн запрокинула голову и прокаркала по-вороньи. Затем она подняла руки и показала всем татуировки в виде молнии на внутренней стороне запястья.
— Взгляните на эти отметины! Это молния — копье Великого Духа, которым он загоняет демонов в скалы и высекает огонь из деревьев. Погибель ожидает любого, кто осмелится навредить мне!
Эти слова прозвучали жутковатым эхом, словно отзвук голоса ее матери, но ей было все равно: кем бы еще она ни была, все же Сешру была могущественной колдуньей.
Над деревьями она увидела серп луны, поднимавшийся вверх. Он был мертв, когда Бейл был убит, но теперь он стал сильнее. Как и она.
— Если она колдунья, — сказал вождь племени Рыси, — она колдунья Открытого Леса. Великий Дух не желает видеть ее здесь. Поэтому он и не приходит.
Последовали кивки головы и мелькание пальцев.
— Она украла моего ребенка, — повторила женщина из племени Зубра. — Она забрала его, чтобы сделать из него токорота!
— Нет, — сказала Ренн. — Я преследую того, кто это сделал.
— И кто это? — подозрительно спросил вождь племени Зубра.
— Тиацци, — ответила она. — Тиацци, Повелитель Дубов.
Люди нахмурились недоверчиво, а старик выглядел разочарованным, словно подловил Ренн на лжи.
— Из племени Дуба никого в живых не осталось, — сказал он. — Они все вымерли.
— Пожиратель Душ не погиб, — сказала Ренн. — Отведите меня к своему Колдуну, и я предоставлю ему доказательства.
— Наш колдун не выходит из своего молитвенного укрытия, — сказал вождь племени Зубра. — Он не желает видеть чужаков.
— Если бы ты в самом деле была колдуньей, — прорычал молодой человек, — ты бы знала это.
Люди закивали. Толпа стала окружать Ренн. Покрытые шрамами лица зловеще ухмылялись. Красные руки сжимали отравленные копья. Колени ее затряслись, но она устояла на ногах. Показать свою слабость сейчас означало верную погибель.
Резкое карканье эхом наполнило Лес.
Все головы обратились вверх.
На фоне звезд промелькнула тень, и Рип уселся на ветку сосны, не сводя своих черных глаз с Ренн.
Она прокаркала ему приветствие, и он слетел вниз, шумно опустившись на ее плечо. Когти впились в ее парку, жесткие перья потерлись о щеку. Ренн издала клокочущий звук, и Рип поднял клюв и наполовину развел крылья в ответ.
Люди отпрянули, сжимая в руках амулеты покровителей своего племени.
На краю стоянки показался волк.
Облегчение волной накатило на Ренн. Если Волк пережил пожар, может быть, Тораку тоже это удалось.
Янтарные глаза Волка обвели стоянку. Его шерсть стояла дыбом. Жилы в длинных ногах были туго натянуты. Один ее знак, и он бросится к ней на помощь.
Он помог Ренн уже тем, что появился перед ними. Но сделать что-то еще для него было бы опасно.
«Уфф!» — предостерегла девушка.
Он склонил набок голову, озадаченно глядя на нее. «Уфф!» — повторила она.
Волк развернулся и исчез среди деревьев.
Люди обоих племен выдохнули. Молодой мужчина стоял, словно оглушенный, его топор повис в руке. Старик прокашлялся и произнес:
— Думаю, лучше будет нам оставить ее в покое. Пока что.
* * *Волк был напуган и сбит с толку. Подушечки его лап болели от обжигающей земли, и он не мог разыскать Большого Бесхвостого, потому что Яркий Зверь съел все запахи. А теперь еще Большая Сестра сперва позвала его, а потом велела уйти.
Но он не ушел. Он остался возле Логова.
От бесхвостых пахло страхом и ненавистью. Они ненавидели Большую Сестру, но еще сильнее боялись навредить ей. Большая Сестра тоже была напугана, но очень умело это скрывала. Это бесхвостым всегда удавалось куда лучше, чем обычным волкам.
Неподалеку от Логова Волк обнаружил небольшую Неподвижную Мокрую, и охладил свои воспаленные лапы в грязи. Он зашел поглубже и смыл вонь Яркого Зверя со своей шкуры.
Когда Волк вернулся обратно к Логову, он по запаху понял, что что-то изменилось. Бесхвостые готовились сняться с мест. Волк решил следовать за ними и держаться поближе к Большой Сестре.
Возможно, Большой Бесхвостый Брат тоже вскоре появится.
* * *Два охотника племени Рыси вбежали на стоянку, задыхаясь и обливаясь потом, и стали что-то сбивчиво объяснять на своем языке жестов. Ренн попыталась хотя бы уловить, что происходит, но ровным счетом ничего не понимала.
Волк исчез, но вороны играли в ветках сосны: они цеплялись когтями за рог Зубра, затем отпускали, падая почти что до самой земли, а потом взмывали в небо и кружились, чтобы начать игру сначала.
Молодой мужчина бросал на них злобные взгляды, но старик лишь пожал плечами.
— Они же вороны, им нравится играть. И обманывать.
Ренн раздумывала, могли ли эти слова быть обращены к ней.
— Вот, — вымолвил старик, обращаясь к девушке, — можешь захватить это, хотя я не могу позволить тебе взять стрелы.
К ее изумлению, он протянул ей ее лук. Лук был вычищен и натерт маслом, тетива смазана свежим воском.
— Благодарю, — сказала Ренн.
Старик заворчал:
— Это добрый лук, и ты хорошо ухаживала за ним. В отличие от некоторых. — Он скривился, словно переживая за все луки, с которыми дурно обращались. — Но тетива потрепана. Дай мне свою запасную, и я заменю ее.
Ренн помедлила.
— Это и есть запасная, — соврала она.
Он взглянул на нее из-под кустистых, спутанных бровей.
Что это? Он заманивает ее в ловушку? Или подсказывает ей использовать то, что она имеет? Она уже собиралась спросить, почему он вернул ей лук, когда молодой мужчина прибежал к ним.
— Все решено! — сказал он старику. — Мы сворачиваем стоянку.
— И куда идем? — спросила Ренн.
Мужчина не обратил на нее внимания, но старик взглянул с глубоким сожалением.
— Мне жаль, — пробормотал он и поковылял прочь.
У Ренн едва хватило времени, чтобы повесить лук за плечо, прежде чем ее запястья снова связали и надели повязку на глаза.
Глава двадцать четвертая
После сумрака бобровой хатки дневной свет ослепил Торака. Моргая и отплевываясь озерной водой, он уцепился за ветку. Она была покрыта сажей, и его рука окрасилась в черный цвет. В воздухе стояло облако едкого коричневого дыма.
Карабкаясь на гору веток, возвышавшуюся над хаткой, Торак огляделся. Он едва мог различить обугленные холмы, утыканные мертвыми деревьями. И больше ничего.
Он опустился на колени. Ренн. Волк. Как они могли выжить?
Если бы на небе была хоть одна птица, он бы нарушил обещание, данное когда-то ветру, и отправил бы свою душу найти их. Если бы хоть одно живое дерево осталось на склонах…
Позади кто-то чихнул. Жеребенок лежал на скрещенных тощих ножках. Казалось, он не меньше Торака был напуган собственным чиханьем. Торак нежно потеребил его гриву, и жеребенок моргнул ему длинными ресницами. Искорка надежды промелькнула в душе Торака. Если уж жеребенок смог пережить пожар, может быть, Волк и Ренн тоже смогли.
