Жигмонд Мориц - Будь честным всегда
Миши уже знал, что это значит, потому что несколько дней подряд у них в коридорах шли разговоры о том, как поздно в этом году начали собирать.
— Пожертвования собирают…
— Какие еще пожертвования?
— Ну, для нашей кухни… У горожан.
— А что собирают?
— Да кто что даст: кукурузу, пшеницу, муку, сало.
Орци был так поражен, что даже рот раскрыл.
— Учащиеся?!. Побираются?!.
Миши вспыхнул.
— Собирать пожертвования не стыдно!
Орци засмеялся.
— Знаешь, я бы попросился к ним — посмотреть.
— Марци Тыква уже был.
— Какой Марци Тыква?
— Да Марци Тайти из второго «А». Ребята прозвали его Тыква.
Богословы уже поравнялись с ними, и мальчики прислушались к их разговору.
— Свинство! Эти мужики рады отделаться двумя початками кукурузы да парой крейцеров… в лучшем случае…
— Не понимаю, как это не отменят…
И они прошли дальше.
Миши густо покраснел: он вдруг понял, что они действительно не собирают, а побираются, и со стыдом смотрел им в след.
Орци толкнул его в бок:
— Ну, пойдем.
Они перебежали через дорогу и замерли: штора была поднята и у раскрытого окна, совсем уже одетый, стоял преподаватель Дереш. Увидев их, он вытаращил глаза:
— Что вы тут делаете? — закричал он. — Ах вы негодники! Следили за моим окном?! Подглядывали?! Вместо того, чтобы заниматься?..
Ученики стояли как вкопанные.
— Немедленно убирайтесь! Ну, я вами сегодня займусь!
Мальчики бросились бежать. Теперь они уже не кружили по коридорам, а кинулись напрямик через двор и, задыхаясь, влетели в класс.
— Тихо, тихо, тихо, — проговорил Орци, и все, поняв, казалось, его испуг, вдруг замолчали.
Несколько минут стояла мертвая тишина, но, так как преподаватель не появлялся, через некоторое время все опять осмелели, и класс снова загудел, как пчелиный улей.
Один только Миши сидел молча, совершенно расстроенный. Аккуратно разложив перед собой учебники, он приготовился к тому, что как только войдет преподаватель, сразу же вызовет его и начнет спрашивать именно то, чего Миши не знает. И он уже заранее представлял себе, как запутается в ответе. А как после этого он сможет заниматься с Дороги? Тут он вспомнил о письме, которое должен передать Белле, и весь похолодел. Какое неприятное дело ему еще предстоит! Миши опустил голову и стал читать латинское упражнение, повторил весь урок, стараясь угадать, что спросит его преподаватель и на какие вопросы он не сможет ответить. Но он знал каждое слово и все понимал.
Миши даже не слышал, как открылась дверь, и очнулся только когда все встали, а преподаватель был уже за кафедрой. Миши смотрел на него, как на привидение, — так неожиданно он появился.
— Чтобы я больше этого не видел! — резко сказал молодой преподаватель и вскинул стриженую голову с длинными, доходящими до самого подбородка, бакенбардами; сейчас он был похож на злую собаку. — Чтобы больше этого не было! Выставлять дозор, подглядывать за преподавателями… Если это повторится, вам грозит исключение… Садитесь!.. Орци!
Все сели, Орци тут же вскочил.
— Раздай контрольные.
Нилаш почувствовал облегчение — ведь он решил, что преподаватель сейчас займется ими.
Орци проворно выскочил из-за парты, ловко схватил стопку контрольных и пошел по рядам; контрольные были сложены в том же порядке, в каком сидели учащиеся, и каждый сам брал свою работу.
— Нилаш!
Смертельно побледнев, Миши вскочил.
— Переведи на латынь: «Тот… тоже вор… кто крадет… доверие… людей…» Ну, как ты это переведешь? Быстро, быстро! — Он постучал карандашом по столу. — Как будет «вор»?
— Fur, furis.
— Так, сколько здесь предложений? Повтори все.
Миши повторил:
— «Тот тоже вор» — первое предложение; «кто крадет доверие людей» — второе.
— Какое предложение главное?
— Главное: «Тот тоже вор».
— Ну, дальше, не тянуть же из тебя каждое слово… Второе предложение?
— Второе… «Кто крадет доверие людей».
— А это какое предложение?
— Это придаточное.
— Какое именно?
— Придаточное подлежащее.
— Теперь переведи.
— Etiam ille est fur.
— Дальше.
— Qui…
— Какое слово ты не знаешь? Человек?
— Homo, hominis — человек.
— Доверие?
Миши молчал.
— Ну, доверие — это fidutia. Теперь переведи все.
— Etiam ille est fur, qui… fidutiam… hominum furat.
— Furat? Что еще за «Furat»? He придумывай новых слов, тем более по-латыни. Rapit.
— Etiam ille est fur, qui fidutiam hominum rapit.
— Это предложение запиши себе в блокнот и постарайся хорошенько его запомнить.
Миши густо покраснел. Он тут же понял, что хотел этим сказать преподаватель. Он смотрел прямо перед собой, лицо у него вытянулось. Преподаватель больше не обращал на него внимания, он помогал Орци раздавать тетради. Миши видел только черную доску, плохо вытертую, всю в меловых разводах, и под пристальными взглядами товарищей чувствовал себя у позорного столба; лицо его то покрывала восковая бледность, то вновь заливала краска, кровь стучала в висках, голова кружилась, он едва держался на ногах. Ведь он украл доверие преподавателя, который, конечно, когда давал ему ученика, не ожидал от него такого. Теперь он отберет Дороги, и это будет таким позором, что Миши даже не сможет поехать домой к родителям. А что скажет дядя Геза, если узнает?.. Мысли становились все туманнее, и он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, как тогда, на свекловичном поле… Вдруг Гимеши дернул его за рукав:
— Да садись же.
Миши опустился на место и тут же испугался, что не спросил разрешения преподавателя сесть, но снова встать уже не решился. Он не знал, что ему делать, и сидел в полном изнеможении, чувствуя себя совершенно разбитым.
— Покажи тетрадку, — сказал Гимеши. Он был страшно зол, потому что получил за контрольную четыре с минусом.
Миши чувствовал такую усталость, что и пальцем не мог пошевельнуть: перед глазами у него все вертелось, а буквы расплывались радужными кругами.
— Пятерка! — сказал Гимеши и оставил тетрадь открытой. Он взял тетрадь Орци и заглянул в нее. — Четыре с минусом.
— А у тебя-то пятерка… Сейчас получишь по шее!
Миши слабо улыбнулся. Ему хотелось прижаться к Гимеши, положить голову к нему на колени и, забыв обо всем на свете, заснуть, заснуть так, чтобы уже никогда не просыпаться.
До звонка время было заполнено разбором контрольных работ, но Миши услышал преподавателя, только когда тот сказал:
— Признаю, контрольная действительно была трудной, и на «отлично» никто, кроме Михая Нилаша, ее не выполнил… Но я и представить себе не мог, что вы напишете столько всякой ерунды… Ваш класс опять отличился. Четырнадцать неудовлетворительных работ. Абсурд!
Но ни радости, ни гордости Миши не почувствовал, вместо этого он стыдливо опустил голову. Он понял, что похвала преподавателя не дает ему преимуществ перед одноклассниками: все смотрели на него с завистью. Миши весь сжался: уж лучше бы и ему получить четверку с минусом и не отличаться от других, чтобы имя его не произносилось отдельно и никто бы не обращал на него внимания, чтобы он мог оставаться незаметным и заниматься своими делами — писать, играть, рисовать, и пусть никто о нем никогда не вспоминает. Ведь он ни у кого ничего не просит, ничего не желает, а его никак не оставят в покое; вот и теперь все думают, что он для того только написал контрольную на «отлично», чтобы поддразнить остальных, а он ведь и не заметил, как это получилось, и не знал, что напишет лучше других.
Прозвенел звонок, а преподаватель еще не закончил разбор контрольных, и ему пришлось прервать объяснения. Прежде чем выйти из класса, он обратился к Орци:
— К следующему уроку переведи, что я тебе продиктую.
Орци взял карандаш и, наклонившись над партой, приготовился писать, смело глядя на преподавателя. Это был искренний и чистый взгляд белокурого веселого мальчика.
— «Закон»… Нет. «Границы закона… нельзя преступать… никому». Переведешь это к следующему уроку. Безукоризненно. Но это еще не все: на эту тему сделаешь письменную работу.
С этими словами преподаватель снял с вешалки свою красивую мягкую шляпу и вышел, веселый и благоухающий.
Класс шумно обсуждал контрольную работу, завязались жаркие споры. Все подошли посмотреть работу Нилаша и удивились, что он не сделал ни единой ошибки, пропустил только одну запятую и получил пятерку. Остальные отличники, и даже Шанта, получили четверки с минусом.
Но Миши весь день был расстроен и ходил как в тумане.
Больше всего ему хотелось разорвать и выбросить письмо, которое было в его внутреннем кармане и жгло как огонь. Но тогда он снова обманет доверие — ведь Янош верил в него. И все-таки Миши чувствовал, что здесь что-то не так… Ему казалось, что правильнее было бы письмо выбросить, уничтожить или вернуть обратно, но поступить так он уже не мог, будто его толкнули на этот путь и он вынужден пройти его до конца.
