Милдред Тэйлор - И грянул гром, услышь крик мой…
– Если х-хочешь, входи, – сказал он, чувствуя себя неловко.
Джереми кивнул и нерешительно переступил порог. Стейси жестом пригласил его к огню, но тут у дяди Хэммера глаза сделались как щелки, и он сказал папе:
– А он вроде похож на Симмзов.
– Да, думаю, он из них.
– Тогда какого дьявола…
– Постой, позволь я сам разберусь, – сказал папа.
Джереми все слышал и, густо покраснев, поспешно передал маме маленький сверток в лоскутке материи. Когда мама развернула сверток, я заглянула через ее плечо и увидела, что это мешочек с орехами.
– Орехи? – спросила я. – Орехи! Подумаешь, у нас самих полно орехов, мы даже не знаем, куда их…
– Кэсси! – мама нахмурилась. – Разве я тебе не говорила?
Попридержи-ка свой язык. – Потом мама повернулась к Джереми: – С твоей стороны это очень внимательно, Джереми, мы все их любим.
Спасибо!
Джереми незаметно наклонил голову, словно не зная, как расценивать мамино «спасибо», и неловко протянул Стейси завернутый в бумагу узкий предмет.
– Я это для тебя сделал, – сказал он.
Стейси взглянул на папу, словно спрашивая, брать или не брать.
Папа долго изучал Джереми, потом кивнул.
– Тут ничего особенного, – заикаясь, обратился к Стейси Джереми.
Стейси снял оберточную бумагу.
– Я… я с-сделал это сам.
Стейси провел пальцами по гладкой, отшлифованной поверхности деревянной флейты.
– Попробуй, поиграй на ней, – сказал довольный Джереми. – Увидишь, она хорошо звучит.
Стейси снова поглядел на папу, но на этот раз папа не дал ему никакого знака, как поступать.
– Спасибо, Джереми, она в самом деле очень хорошая, – произнес он наконец.
С флейтой в руках Стейси так и остался стоять в дверях, чувствуя себя очень неловко и словно ожидая, когда Джереми уйдет. Но Джереми не двигался с места, и папа сказал:
– Ты ведь сын Чарли Симмза?
Джереми кивнул.
– Да, с-сэр.
– А твой отец знает, что ты здесь?
Джереми прикусил нижнюю губу и посмотрел себе под ноги.
– Н-нет, сэр, я думаю, нет.
– Тогда, мне кажется, тебе лучше поспешить домой, пока папа не пошел тебя искать.
– Да, сэр, – согласился Джереми и повернулся, чтобы уйти.
Когда он уже был в дверях, я крикнула ему вдогонку:
– Счастливого рождества, Джереми!
Джереми оглянулся и застенчиво улыбнулся.
– И вам всем счастливого рождества!
Пока папа и дядя Хэммер оставались в комнате, Т. Дж. ничего не сказал по поводу прихода Джереми. Папы он побаивался, а перед дядей Хэммером просто дрожал, поэтому в их присутствии боялся лишнее слово произнести. Но когда они вместе с мистером Эйвери вышли, он сказал:
– Неужто ты собираешься сохранить эту дрянь?
Стейси со злобой посмотрел на Т. Дж. – уж я-то поняла, что он вспомнил тут про пальто.
– Да, я собираюсь сохранить это. А что?
Т. Дж. пожал плечами.
– Да ничего. Но я бы ни за что не стал дудеть на дудке, на которой дудел белый мальчишка.
Я внимательно следила за Стейси и ждала, даст он Т. Дж. завести себя или не даст? Не дал!
– Да заткнись ты, Ти-Джей, – приказал он.
– Нет, нет, парень, пойми меня правильно, – поспешил сказать Т. Дж. – Хочешь сохранить вещицу, дело твое. А вот по мне, так если кто что дает, так пусть это будет что-то прекрасное… например, прекрасное ружье с жемчужиной…
Когда Эйвери ушли, Стейси спросил отца:
– Папа, почему Джереми подарил мне вдруг флейту? Понимаешь, ведь я-то ничего ему не дарил.
– А может, все-таки подарил? – сказал папа, разжигая свою трубку.
– Нет, папа. Я никогда ничего ему не дарил!
– А свою дружбу?
– Ну… в общем, нет. Я хочу сказать… он какой-то чудной.
Любит с нами вместе ходить в школу, тогда как…
– А тебе он нравится?
Стейси задумался, нахмурившись.
– Я ему говорил, что не надо ему ходить вместе с нами, а он все равно ходит, и белые ребята над ним смеются поэтому. А он и виду не показывает, будто ему это все равно… Да, пожалуй, он мне нравится.
А это плохо?
– Нет, – сказал папа, обдумав свой ответ. – В этом ничего плохого нет.
– И в самом деле, с ним куда легче ладить, чем с Ти-Джеем, – признался Стейси. – И я думаю, если я захочу, он мне будет лучшим другом, чем Ти-Джей.
Папа вынул изо рта трубку, пригладил усы и спокойно объяснил:
– На моем опыте, дружба между черным и белым недорого стоит, потому равенства между ними нет. Сейчас еще вы с Джереми могли бы поладить, но через несколько лет он будет уже считать себя человеком, а ты для него все еще будешь мальчишкой. А коли он так будет смотреть на тебя, он в любую минуту пойдет против тебя.
– Нет, папа, не представляю, чтобы Джереми мог так поступить.
Папа прищурил глаза и стал еще больше похож на дядю Хэммера.
– Нам, Логанам, особенно не приходилось иметь дело с белыми. А знаешь почему? Потому что где белые, там беда. Если видишь, как черный увивается вокруг белых, жди беды. Возможно, придет день, когда белые и черные станут настоящими друзьями, но пока все в нашей стране не так устроено. Сегодня, может, ты и прав насчет того, что Ти-Джею никогда не стать таким хорошим другом, каким может быть Джереми. Да беда в том, что здесь у нас, в штате Миссисипи, проверить это можно только слишком дорогой ценой… Поэтому-то я и думаю, что тебе лучше не пробовать.
Стейси заглянул папе прямо в глаза и прочел его мысли.
По дороге к себе я остановилась перед комнатой мальчиков, потому что хотела отобрать апельсин, который Кристофер-Джон стянул из моего чулка, и нечаянно подглядела, как Стейси перебирает клапаны флейты.
Стоя в дверях, я наблюдала, как он подержал-подержал ее, потом осторожно снова завернул и спрятал в ящик для своих сокровищ. Больше я этой флейты не видела.
На следующий день после рождества папа велел нам – Стейси, Кристоферу-Джону, Малышу и мне – отправиться на конюшню. Да, напрасно мы надеялись, что мама не расскажет ему о нашем походе в магазин Уоллесов, а если и расскажет, он позабудет о своем обещании. Могли бы зря не надеяться! Мама всегда все рассказывала папе, а папа никогда ничего не забывал.
Получив обещанное наказание, мы вышли из конюшни обиженные, с заплаканными глазами и наблюдали, как папа, дядя Хэммер и мистер Моррисон сели в «пакард» и укатили. Мама сказала, они поехали в Виксберг.
– А зачем в Виксберг, ма? – спросил Стейси.
– Им надо там уладить кое-что, – коротко ответила мама. – Пошли, пора заняться делом. У нас столько всего, не переделаешь до вечера.
Поздно вечером, вскоре после того как вернулись мужчины, приехал мистер Джемисон. Он привез с собой пирог с фруктовой начинкой, который прислала нам миссис Джемисон, и по фунтику лимонных леденцов для меня и для каждого из мальчиков. Мама позволила нам сказать свои «спасибо» и выставила нас на улицу. Мы немного поиграли в снежки из остатков вчерашнего снега, а когда надоело, я заглянула в дом посмотреть, что там происходит, но мама отправила меня назад.
– Что они там делают? – спросил Малыш.
– Рассматривают кучу каких-то бумаг, – сказала я. – А дядя Хэммер что-то еще подписывал.
– Каких бумаг? – спросил Стейси.
Я пожал плечами.
– Не знаю. Правда, мистер Джемисон говорил что-то насчет продажи земли.
– Продажи земли? – переспросил Стейси. – Ты уверена?
Я кивнула.
– Он сказал: «Вы вдвоем подпишите эти бумаги, и тогда у миссис Кэролай больше не будет юридических прав на эту землю. Ни продать ее, ни завещать кому-либо она уже не сможет. Вся земля будет на ваше имя, и что-либо сделать с нею сможете только вы вдвоем».
– Кто вдвоем?
Я снова пожала плечами.
– Папа и дядя Хэммер, наверное.
Вскоре похолодало, и мы вернулись в дом. Мистер Джемисон сидел рядом с Ба и как раз засовывал какие-то бумаги в портфель.
– Надеюсь, теперь вы успокоились, когда дело сделано, миссис Кэролайн, – сказал он, и в голосе его смешались южный аристократизм и северная ученость.
– И Хэммер, и Дэвид, они уж так заботились обо всем, сколько уж времени все на них только и держится, – сказала Ба. – И они, и Мэри уж как тяжело работают, чтоб выплачивать и налоги, и по закладной на эту землю-то, потому мне и хотелось увериться, пока еще жива, что они получат безо всякой волокиты все, как положено по закону, – право владеть этой землей. Я ж вовсе не хочу, чтоб были лишние заботы и вопросы, у кого какие права на эту землю, когда меня не станет. – Она передохнула немного, потом добавила: – Сами знаете, такое ж случается иногда.
Мистер Джемисон кивнул. Это был высокий худощавый господин в расцвете своих пятидесяти пяти лет, с идеальным лицом законника, таким безмятежным, что трудно было угадать, какие мысли за ним кроются.
Мальчики и я молча сели у стола для занятий, и ответное молчание подсказало нам, что можно остаться. Я полагала, что мистер Джемисон сейчас уйдет. Все дела он, судя по всему, закончил и, хотя было известно, что наша семья относится к нему хорошо, он не числился в наших друзьях, в обычном понимании, поэтому видимой причины, почему бы ему остаться, не было. Однако мистер Джемисон поставил на пол свой портфель – значит, уезжать он пока не собирался – и посмотрел сперва на Ба и маму, потом через всю комнату на папу и дядю Хэммера.
