Милдред Тэйлор - И грянул гром, услышь крик мой…
– Стало быть, так, если тебе чего-то захотелось получить и ты это получил честным путем, уж умнее всего не выпускать это из рук и не позволять кому-то там морочить тебе голову. А будешь слушать, что болтают о тебе всякие никчемные людишки, ничего в жизни не добьешься.
Потому как ох как много людей, которые рады другим помешать.
Понимаешь, о чем я?
– Да-а, дядя Хэммер, – запинаясь, ответил Стейси.
И дядя Хэммер вернулся к своим газетам. Никакого наказания не последовало, он пальцем Стейси не тронул. Но все равно Стейси била дрожь после такой выволочки.
Кристофер-Джон, Малыш и я обменялись понимающими взглядами. Не знаю, о чем подумали они, но я тогда же решила про себя, что не стану делать ничего, что бы сильно рассердило дядю Хэммера. Не нужна мне такая взбучка, пусть не розгой, а языком. Хватит с меня папиных горяченьких, нет уж, спасибо.
Последние дни в школе перед рождеством, казалось, тянулись целую вечность. Каждую ночь я засыпала с надеждой, что утром приедет папа, и каждое утро, если его не оказывалось, я с неохотой тащилась в школу, утешая себя, что вот вернусь из школы, и он будет дома. Но дни проходили, холодные, с колючим ветром, а он все не возвращался.
Ко всем несчастьям – пустому ожиданию и нагрянувшему холоду – прибавилась еще Лилиан Джин, которая за последнюю неделю имела наглость дважды с гордым видом пройти мимо меня, задрав нос. Про себя я отметила, что дважды в неделю – это уже слишком, но так как я не придумала, как ее поставить на место, я решила ничего не предпринимать, пока не посоветуюсь с папой насчет всей этой строберийской истории. Я прекрасно знала, уж он-то не бросится, как дядя Хэммер, вон из дома, чтоб добраться до мистера Симмза, потому что он всегда хорошо обдумывал свои поступки, и как проучить Лилиан Джин, он наверняка мне посоветует.
Еще оставался Т. Дж. Хотя он был и не совсем моей заботой, но он так противно щеголял в эти холодные дни в шерстяном пальто Стейси, что я готова была поквитаться одновременно и с ним, и с Лилиан Джин.
С того вечера, как мистер Эйвери привел его к нам и велел ему отдать пальто, на что дядя Хэммер и запинающийся Стейси сказали, чтоб он оставил пальто себе, Т. Дж. стал несноснее, чем когда-либо. Теперь-то он нахваливал это пальто и так, и эдак, от вешалки до подкладки. Ни у кого не было такого роскошного пальто! С такими модными широкими бортами! Никто не выглядел более модно, чем он в этом пальто! Никто и мечтать не мог о таком пальто!
Запечатать бы рот этому Ти-Джею! Но Стейси сдерживался, он вел себя по науке дяди Хэммера: не ругай других за свою собственную глупость. Ошибка кой-чему научила его и сделала сильней. Но уж я сдержанностью никак не отличалась и со своей стороны твердо решила, если Т. Дж. будет продолжать свой цирк с этим пальто, он у меня точно схлопочет, как и мисс Лилиан Джин.
В канун рождества я проснулась под тихое журчание приглушенных голосов, доносившихся из ночной черноты зимнего утра. Бабушки со мной рядом не было, и я мигом сообразила, почему она ушла. Я выскочила из постели и, едва касаясь босыми ногами коврика из оленьей шкуры, ринулась в мамину комнату.
– Ой, папа! – закричала я. – Я знала, что это ты!
– Ага, а вот и моя девочка, моя Кэсси! – засмеялся папа и встал, чтобы принять меня в свои объятья.
С рассветом воскресные запахи воцарились в доме, запахло жареными цыплятами, шипящим салом, колбасой горячего копчения. А к вечеру повеяло рождеством. В кухне были готовы горячие пироги со сладким картофелем, пироги с яичным кремом, охлажденный сдобный сливочный кекс, огромный енот, которого поймали на ночной охоте мистер Моррисон, дядя Хэммер и Стейси, запеченный с целой горой лука, чеснока и толстых желто-оранжевых бататов. Ждал своей очереди отборный окорок, вымоченный в сахаре, который только что принесли из коптильни и собирались запечь. В главной комнате, где мы собрались все после ужина, над очагом, на его колпаке, лежали свежесрезанные сосновые ветки с длинной хвоей, украшенные вьющейся лозой вечнозеленого падуба и ярко-красными рождественскими ягодами. А на огне из сухого гикори, на железной решетке с высокими ножками в черной сковороде поджаривался арахис. Свет уходящего дня быстро перешел в мягкий бархат ночи, окрапленный редкими белыми снежинками – предвестницами будущих снегопадов. В наших разговорах о радостях и печалях, о днях, давно минувших, но не забытых, гул разгоряченных хриплых голосов то и дело прерывался взрывами веселого смеха.
– …эти арбузы старого Эллиса, ох, до чего ж были вкусны, – рассказывал папа. – Не знаю уж почему, но у него они казались нам вкуснее всех. Так вот, стало быть, мы с Хаммером пробирались туда…
А жарища стояла – пальцем не пошевелить! Мы, стало быть, срежем два арбуза и прямехонько на пруд. Чтоб остудить хорошенько. А потом толкуем меж собой, до чего ж вкусно было! Да, любили мы хорошо поесть.
– Ой, папа, ты, стало быть, воровал? – спрашивал изумленный Малыш. Обычно он терпеть не мог, чтобы его держали на руках, а тут он со всеми удобствами расселся у папы на коленях.
– Ну… не совсем так, – отвечал папа. – Секрет был в том, чтобы подменить его арбузы нашими, с нашего участка. Конечно, это все равно было не очень-то хорошо, но тогда нам казалось, так здорово.
– А вся трудность была в том, – смеялся дядя Хэммер, – что старому Эллису удавалось вырастить большие, зеленые, пузатые арбузы, а наши были вытянутые и полосатые…
– …и мистер Эллис знал свои арбузы наперечет, – вставил свое слово папа. – И вот, набравшись терпения, он докопался до наших затей, и уж тогда… О господи, тогда давай нам бог ноги!
– Вы бы видели, как мы от него бежали, – вспомнил дядя Хэммер.
Он поднялся с места и, точно стрелой, рассек рукой воздух. – Братцы, как мы бежали! А этот старик за нами, прямо на пятки наступал, и с хворостиной из орешника. Раз, раз нас по голове, по плечам…
– Уух, и здорово бегал этот старик! – воскликнул папа. – Быстрее ног ни у кого в жизни не встречал.
Ба весело хмыкнула:
– А я помню, как ваш папа пристыдил вас, когда мистер Эллис пожаловался, чем вы занимаетесь. Да что там эти Эллисы, кто не знает… им на роду было написано бегать. Вы ж помните брата мистера Эллиса, Тома Ли? Так вот, однажды он…
И так весь вечер папа, дядя Хэммер, Ба, мистер Моррисон и мама угощали нас своими воспоминаниями, изображая в лицах свои рассказы, как заправские актеры, подражая и чужому голосу, и манерам, и походке. Мы слушали и за бока держались от смеха. Было хорошо и уютно. А когда надвинулась ночь и арахиса на сковороде уже не осталось, все голоса утихли, и заговорил один мистер Моррисон.
– В то рождество семьдесят шестого они налетели, словно призраки. Времена были тяжелые, примерно как сейчас. Моя семья жила в пригороде Шривпорта, как и все, в лачуге. Реконструкция к тому году примерно закончилась, и солдаты-северяне уже устали от нашего Юга, им было уже все равно, есть черные или нет в этом лачужном городе. А белые южане… они устали от солдат-северян и от свободных негров, им бы хотелось повернуть все вспять, чтоб все было, как раньше. А мы, цветные… что ж, мы просто устали. От всего. Работы ну никакой.
Да-а, в те тяжелые годы, я думаю, быть свободным оказалось так же тяжело, как быть рабом…
И вот в ту ночь явились они… Помнится, будто сейчас все было.
Стоял холод, такой холодина, что мы прижимались друг к дружке, лишь бы сохранить хоть чуток тепла. И вот два юнца, лет по восемнадцать-девятнадцать, постучались в дверь отцовского дома. Они дрожали от страха, прямо голову потеряли. Прибежали из самого Шривпорта. Одна белая там обвинила их, что они, мол, к ней приставали, а куда бежать, они не знали, вот и пришли к нашему отцу, потому что он был голова, все знали, и ростом большой, выше меня. И сильный. Такой сильный, что мог сломать человеку ногу, как тростинку, – я сам видел это в ту ночь. Белые боялись его. Да-а, не успел мой отец выслушать историю двух парней, как эти дьяволы, ночные гости, и налетели…
– Ночные гости! – как эхо повторила я, с трудом сдерживая свой пронзительный шепот.
Стейси, сидевший рядом со мной на полу, вздрогнув, выпрямился;
Кристофер-Джон понимающе толкнул меня локтем; Малыш, продолжая сидеть у папы на коленях, резко наклонился вперед.
– Дэвид… – начала было мама.
Но папа взял ее тонкую руку в свои и сказал мягко:
– Они должны знать про такие дела, детка. Это их история.
Мама опять села, рука ее оставалась в папиной руке, но глаза выдавали тревогу. Однако мистер Моррисон, казалось, ничего не заметил.
– …и налетели, как саранча, – продолжал он словно чужим голосом. – Накинулись на нас со своими саблями и давай рубить, убивать, жечь, не разбирая, кого они убивают. Что мы были для них?
Хуже собак. И детей убивали, и старых женщин. Без разбору…
Он не отрываясь смотрел на огонь.
– Сестры мои погибли в огне, а меня мама вытащила… – Голос его ослабел, он провел рукой по шрамам на шее. – Она пыталась снова войти в дом, чтобы спасти девочек, но не смогла. Эти ночные гости накинулись на нее, а она меня как швырнет – да, швырнула, будто мяч, изо всех сил, чтоб я им не попал в руки. Она отбивалась. Она сражалась с ними, словно обезумев, наравне с нашим отцом. Ведь они оба значились «племенной породы», а силы у них было, как у быка…
