Анвер Бикчентаев - Большой оркестр
— Одну минутку, — проговорил он. — Надо написать прощальное слово, девчонкам на зависть…
МЫ ЕЩЕ ВЕРНЕМСЯ КОГДА-НИБУДЬ! — вывел он на стене.
— Так пойдёт?
— Ладно! — согласился Ахмадей. — Ну, пошли… Последний раз оглянулся я на свой родной дом.
Здесь я прожил немного, а каким родным и близким он для меня стал! Мне хотелось крепко-накрепко ухватиться за жестяную водосточную трубу и больше не делать ни шагу.
— Пошли быстрее! — напомнил Ахмадей. — Опоздаем.
Он говорил так, точно у нас билеты могли пропасть.
К моим ногам как будто цепи привязали… Нет, не хотелось мне убегать из дому! Пройдя немного, я остановился.
— Я не могу убегать из дому! — воскликнул я. — Мне маму жалко и перед ребятами стыдно…
Оба моих товарища остановились тоже. Яша засмеялся:
— Ну, хватит! Маленький, что ли?.. Я молча поплёлся за ними.
На вокзале
Ночью на вокзале бывает мало народу. Тут каждый на виду.
Мне казалось, что случайные пассажиры и железнодорожники на нас посматривают с подозрением. А мы ходили с независимым видом, стараясь показать свою самостоятельность.
В тот самый момент, когда мы пытались проскользнуть на перрон, к нам неожиданно подошёл молодой милиционер в дождевом плаще.
— Здравствуйте, ребята! — сказал он, подавая нам руку. — Ручаюсь, что собрались в дорогу! Я сам в детстве очень любил разные путешествия.
— В дорогу, правильно, — неуверенно ответил Ахмадей.
— Так я и думал. Значит, не ошибся. Хочу дать вам один совет. Как говорится, предупредить вас. Простите, что привязываюсь, но служба у меня такая канительная…
Мы насторожились.
— От чего хотели предупредить? — живо спросил Яша.
— В дороге будьте осторожны: поезда нынче не бегут, а почти летают. Скорость какая! Не удержишься — и баста…
Мы молчали.
А Яша ответил за нас всех, чтобы не показаться невежливым.
— Да, теперь на ступеньках не проедешь…
Милиционер оказался не таким навязчивым, каких мы привыкли видеть на улицах города. Он нам здорово понравился.
— Как с питанием? Достаточно ли забрали с собой? Ведь не всегда сойдешь с крыши… — с беспокойством спросил он.
— Хватит, — подтвердил Яша.
— На четыре дня взяли?
— На четыре.
— Значит, на Кавказ?
— Куда же еще! — быстро согласился Ахмадей. Яша сердито обернулся в его сторону но ничего сказать не успел: опять заговорил милиционер.
— Вот что, ребята, — предложил он. — Не стоять же нам тут! Еще народ соберется. У всех на виду стоим. Пойдемте ко мне в комнату. Там можно говорить сколько хочешь. Никто не помешает. Вам же харьковский поезд? Верно?
Яша оглянулся, точно собираясь бежать:
— Э, нет! Нам в комнате нечего делать. Нам и тут хорошо.
Милиционер оказался очень догадливым:
— Ах, вы боитесь прозевать свой поезд? Вы об этом не беспокойтесь. Без меня тут ни один поезд не отходит. Окна моей комнаты выходят на перрон, и мы обязательно увидим, как подойдет харьковский…
Нам ничего не оставалось делать, как последовать за симпатичным милиционером. Только при входе Яша мне шепнул:
— В случае чего — прыгай в окно! Понял?
Я кивнул головой.
Сняв свой плащ, милиционер спросил:
— Вы сегодня не были на стадионе? За кого вы болеете? Я сам стою за «Динамо».
Это рассердило Яшу:
— Что же за них болеть? Там одни пожарники и мильтоны.
Ахмадей с укором взглянул на своего товарища, который сгоряча ляпнул лишнее. Но уже было поздно. Милиционер будто не придал этому никакого значения.
Он завел разговор об учебе, сказал, что он сам тоже учится, в вечернем университете.
— У нас тоже строго: по всем правилам.
Потом поговорили про улицы, кому какая нравится. Когда милиционер узнал, что мы живем в центре города, в новом доме, он улыбнулся:
— Да, ничего не скажешь, у вас красивый дом! Пять балконов, как мне помнится.
Тут все мы заспорили.
— Восемь балконов, — начал настаивать Яша.
— Нет, шесть! — горячился Ахмадей. А мне помнилось, что десять. Милиционер опять улыбнулся.
— Да будет вам спорить! — проговорил он. — Нам недолго это выяснить. У меня там, в центре города, один приятель дежурит. Я ему позвоню. Думаю, что он не откажется пересчитать, сколько там, в вашем доме, балконов. А пока вы полистайте журнал «Огонек»…
Милиционер взял трубку; все мы насторожились, ожидая подвоха.
— Федя, это ты? — спросил он весело. — Извини, что ночью беспокою. Знаешь, какая беда у меня приключилась… Ты знаешь, недалеко от тебя новый дом стоит… Да-да, под зеленой крышей. Не помнишь, сколько там балконов?.. Да, это надо выяснить срочно, даже немедленно. У меня тут трое ребят из этого дома, в дорогу собрались… Но это неважно куда. Понимаешь — секрет! Они у меня в комнате сидят, пока подойдет харьковский поезд. Взяли они и заспорили между собой. Один из них говорит, что в доме восемь балконов, другой с ним не согласен. Ну, сам понимаешь, нельзя же, чтобы ребята из-за пустяка рассорились. Тем более в далекую дорогу собрались. Будь добр, уточни. Пока!
Когда милиционер положил трубку, Яша сказал ему:
— Нам неважно, сколько там у нас балконов. Мы хотим прогуляться по воздуху.
— Прогуляться можно. Мне самому надоело сидеть в комнате, — согласился милиционер. — Только чуточку подождем — неудобно перед приятелем. Позвонит, а меня нет. Обидится… Пока я вам покажу пейзажи Кавказа. Я тоже там не бывал. Если бы дали отпуск, то непременно с вами подался бы. Какое вам побережье больше нравится: Каспийское или Черноморское?
Мы неохотно начали перелистывать журнал.
— Кому что нравится, — говорил тем временем милиционер. — Одни восторгаются морем, другие тянутся на юг из-за фруктов. А мне хоть бы полечиться — ноги простудил. Страдаю ревматизмом. Говорят, около Кутаиси есть небольшой городок. Там родился Маяковский. Вы помните стихи Маяковского?..
Яша начал нервничать. Он поднял голову к окну. Большой зеленый поезд с цельнометаллическими вагонами медленно отходил с третьего пути.
— Это харьковский! Ребята, за мной! — отчаянным голосом крикнул Ахмадей.
— Да, кажется, он, — спокойно ответил милиционер. — Вот прозевал! Первый раз. Увлекся разговорами — бывает с каждым из нас. Ну ладно, не будем горевать. Не беда, что опоздали. Этот поезд уходит каждый день…
В эту минуту открылась дверь, и в комнату вошли мама Яши, папа и мама Ахмадея и моя мама. Мы все поднялись и растерянно замолчали. Что тут скажешь им?
Есть о чём подумать
Я не помню, как мы дошли домой. Я не помню, что говорила мама. Скорее всего, она ничего мне не сказала. Ни единого слова!
Это было еще хуже. Я чувствовал себя перед ней очень виноватым. Я не знал, как перед ней оправдаться. Мне было очень тяжело.
Как только мы вошли в квартиру, я полез в вещевой мешок и достал ремень, который товарищи отца по фронту прислали вместе с вещевым мешком. Протянув его маме, я сказал честно:
— Побей меня, мама!
Ахмадею отец сказал, что выпорет его. Ему легче.
Мама покачала головой и быстро отвернулась. Мне показалось, что плечи ее вздрагивают. Я кинулся к ней:
— Мама!
Она не ответила.
— Моя милая мамусенька! — повторил я.
Она молчала. Я заплакал!
— Мама!
И тогда она сказала:
— Когда ты болел, я целовала твои глаза, чтобы тебе было легче. Ты ведь у меня один! Когда ты ошибался, я поправляла тебя. Но ты оказался бессердечным человеком! Ты оказался нечестным человеком, потому что разве мог честный человек бросить меня!.. Подумай об этом!
Я подумал об этом, и потом мы проговорили с мамой почти всю ночь. И я уверял ее, что я добрый и что всей своей дальнейшей жизнью докажу ей это.
Я дал ей самое торжественное, самое твердое слово, что никогда больше не обижу ее. И это слово я обязательно сдержу!..
Наутро я поздно проснулся, и когда вышел из дому, было уже 12 часов. Во дворе было совсем пусто, и только трое малышей строили из песка крепость.
Мне было очень грустно, и я не подошел к ним. Но тут один из них сам подошел ко мне. Он сказал:
— Ахмадея выпорет отец. Наверно, сейчас порет…
Мне стало еще хуже: мой друг сейчас страдает!
— А Яшу… — продолжал малыш, — Яшу его мама отправляет к его отцу, в другой город. Насовсем!..
Насовсем! Я понял, что все кончено. Яша, наш Яша, который все фантазировал, вот этого самого малыша яблоками угощал, покидает нас! А Ахмадей? Разве жизнь теперь будет у него дома?.. Нет, видно, кончился «Большой оркестр»!
Грустно опустив голову, с тоской на сердце поплелся я в наш сарай. Сколько горестей и радостей знал этот захудалый дровяник!
Я сел на собачий ящик. Собачонка вылезла из него, легла у моих ног и доверчиво лизнула мою руку.
— Знаешь, собака, — сказал я ей, — так плохо еще никогда не было!..
