Гвюдлёйгюр Арасон - Морской узел
— Не надо, мне так больше нравится. Замечательные бахилы!
В кубрик вошел Рагги, сын Тоуты из Дальвика. Этот жизнерадостный молодой человек был капитаном «Морской волны». Поздоровавшись с Лои, Рагги похвалил обновку и приступил к мальчику с расспросами о том, как ему нравится на промысле.
— Очень нравится! — отвечал Лои, не сводя глаз с бахил.
— Ауси мне говорил, что хорошими уловами они обязаны Лои, — обратился Рагги к Херманну. — Капитан от него в восторге… Может, будущим летом его отпустят со мной, чтобы и у нас дела наконец пошли на лад? Хочешь к нам, Лои?
— Не знаю. Вдруг меня снова позовет Паульми?..
Они рассмеялись.
— Ну, Лои, тебе пора на «Слейпнир». Разгрузка, наверное, уже заканчивается, — сказал Херманн. — Думаю, мы с тобой скоро опять увидимся.
— Я тоже так надеюсь.
— Ты все-таки будь поосторожнее, братишка. Береги себя.
Лои сошел на причал и, зажав коробку с сапогами под мышкой, улыбаясь, направился в сторону жиротопни.
— «Скачем, скачем быстро…»[18] — скандировал он в такт скрипящим при каждом шаге бахилам.
Вскоре он уже стоял на носу «Слейпнира» в новых бахилах с неподвернутыми голенищами и усердно плевал за борт. Дул свежий северный ветер, на море поднялось волнение.
— Мюнди, какую обещают погоду?
Мюнди завертывал швартов за кнехт. Выпрямившись во весь рост, он посмотрел на небо.
— Да обещают вроде неплохую… Только мне сегодня приснилась моя старая матушка, а это, скорее всего, к шторму.
Когда «Слейпнир» вышел из бухты, волнение усилилось. Однако новоиспеченный владелец бахил не замечал обдававших его фонтанов брызг и на радостях продолжал с важным видом стоять у форштевня.
— Ты что, решил до костей промокнуть, чертенок этакий? — закричал кок, выскакивая из рулевой рубки.
Эти слова вернули Лои к действительности. И правда, нельзя же стоять там до скончания века, как бы ему этого ни хотелось.
Впрочем, бахилы в деле он уже проверил, и теперь можно было пройти мимо кока в рулевую рубку.
Глава пятнадцатая
После двух суток птичьего концерта, который они вынуждены были слушать у полуострова Лаунганес, Лои понял, что ожидание разгрузки в порту — цветочки по сравнению со штормом. Лаунганесский хор пернатых тянет свою нескончаемую песню, а ветер аккомпанирует ему то в мажоре, то в миноре, словно подделываясь под широкий диапазон голосов хористов. Ни днем ни ночью не умолкает месса над рыбачьей шхуной, укрывшейся под защитой черных утесов в ожидании, пока уляжется непогода.
Выйдя из Рёйвархёбна, они уже через несколько часов трудного пути должны были повернуть к Лаунганесу. Капитан приказал отдать якорь, и с тех пор они загорали здесь, слушая сводки погоды.
Команда на чем свет стоит ругала Паульми за то, что он держит их тут отрезанными от всего мира, а не повел «Слейпнир» в какой-нибудь порт: и в Рёйвархёбне, и в Вопнафьордюре по случаю вынужденного пребывания на берегу для рыбаков устраивали праздник.
Время тянулось невыносимо медленно, и, когда спать было уже невмоготу, матросы садились играть в карты. Некоторое разнообразие в их жизнь вносило радио. Самой большой популярностью пользовались такие передачи, как прогноз погоды, последние известия, программа для моряков и… «Детский час».
Многие члены экипажа были в дурном расположении духа, и Лои предпочитал не мозолить им глаза. Почти все время он проводил на палубе с Гюнни и Лейфи, которые увлеченно рыбачили, отрываясь от своих лесок только для того, чтобы перекусить или выпить кофе.
С тех пор как «Слейпнир» покинул Рёйвархёбн, кок прожужжал Лои уши о том, что непогоду навлекли его новые бахилы. Если первый замет окажется неудачным, самое правильное будет бросить их за борт. Бахилы явно невезучие, они неугодны властелину погоды и отпугивают сельдь.
В тот вечер по радио передавали сводку о ходе промысла. Рудольф записывал, сколько какое судно сдало рыбы. Когда очередь дошла до «Слейпнира», Лои с досады хватил кулаком по столу: в сводке не учли их последний улов.
Начинало смеркаться. Рудольф держал вахту в рулевой рубке. Он тупо глядел на маяк, прорезавший промозглый воздух желтыми пучками света. Изредка мелькали огни судов, огибавших мыс Фонтюр. Стрекот осветительной установки вместе с гомоном птиц и завываниями бури сливался в мощную какофонию, которую этот оркестр исполнял без дирижера.
— Судя по всему, ветер стихать не собирается, — сказал Рудольф, когда в рубку вошел Лои.
— Ужас какой-то! — простонал Лои, подворачивая голенища бахил. — И часто бури длятся так подолгу?
— Часто. К концу лета приходится иногда по нескольку дней стоять в укрытии.
— Тогда лучше пережидать непогоду в порту. Были бы мы сейчас в Рёйвархёбне… Там вчера показывали фильм про ковбоев.
— Тут уж ничего не попишешь. Удовольствия берега не для тех, кто вышел на промысел. Я, например, думаю, что коку сейчас меньше всего хочется быть у Лаунганеса.
— Почему?
— Его жена ждет ребенка, и в последнее время она плохо себя чувствовала. Ясно, что он предпочел бы сейчас находиться рядом с ней. Каждого из нас, бывает, тянет на берег. А ты что, никогда не тоскуешь по дому?
— Нет…
— Значит, ты не похож на других, — улыбнулся Рудольф.
Время уже перевалило за полночь, и все, кроме них, давно спали.
— Скажи, Рудольф, почему тебя называют Купцом? — вдруг спросил Лои.
— Потому что моя фамилия Кауфман, а это по-немецки значит «купец». Я ведь родился в Германии.
— Зачем же ты приехал сюда? Разве в Германии не лучше?
— Это как посмотреть.
— Нет, правда. Почему ты приехал в Исландию?
— Долгая история. Мне пришлось бежать с родины и…
— Бежать?
— Да, мы с матерью приехали сюда во время войны. Сначала жили на берегу Фаускрудс-фьорда.
— А отец тоже был с вами?
Рудольф немного помолчал.
— Мой отец погиб. Однажды вечером к нам пришли какие-то люди и забрали его. Сказали, что ведут на допрос в полицейский участок. Больше мы его не видели.
— Сколько тебе было лет?
— Шел двадцатый.
Трудно было представить себе, что обыкновенный исландский рыбак, пережидающий бурю у Лаунганеса, родился и вырос в Германии.
— Его забрали солдаты?
— Да, из каких-то особых частей… Вроде тех, что стоят на военной базе вон там, у горы Хейдарфьядль, — указал Рудольф на берег.
— Разве там есть военные?
— Да, только сейчас базы из-за тумана не видно. Есть еще одна база, на юго-западе Исландии, в Кеблавике.
— А почему у нас иностранные солдаты, если нет войны?
— Вот именно. Такой вопрос задают очень многие. Но нам говорят, что они охраняют нас от нападения других солдат.
— А это самые настоящие солдаты… с винтовками и всем, что полагается?
— Да.
— Немецкие?
— Нет, американские.
— И они останутся тут навсегда?
— Мы надеемся, что скоро они уйдут.
— Я тоже надеюсь!
Лои не стал больше расспрашивать Рудольфа про войну. Он слишком хорошо знал, что такое потерять отца.
В эту ночь он долго не спал, думая о Рудольфе. Должно быть, очень тяжело видеть, как твоего отца уводят незнакомые люди. И никогда больше не встретиться с ним. Впервые в жизни Лои показалось, что его судьба еще не самая незавидная: если твой отец утонул, по крайней мере, известно, где он.
Лои стало жутко оттого, что где-то совсем неподалеку ходят чужеземные солдаты с винтовками.
К утру буря начала стихать. Днем Паульми приказал поднять якорь, и судно взяло курс к рыболовной банке.
«Слейпнир» огибал мыс Фонтюр, когда Гюнни сказал: теперь Лои нужно сделать то, что делают все моряки, впервые проплывающие у Лаунганеса.
— Что же это?
— Подняться на палубу и десять раз стукнуться головой о фок-мачту.
— Выдумываешь!
— Истинная правда, — серьезно подтвердил Лейфи. — Так поступают все моряки, иначе им после смерти не перебраться через реку у ворот загробного царства.
Гюнни сгреб Лои в охапку и уже приготовился тащить его наверх.
— Чего с ним церемониться? Поможем парню, и все.
Лои отбивался руками и ногами, но Гюнни не давал ему вырваться. От собственного бессилия Лои так разозлился, что даже заплакал.
Конни схватил Гюнни за руку:
— Прекрати сейчас же, черт тебя подери! Тоже мне, молодец среди овец, набросился на беззащитного мальчишку!
Гюнни улыбнулся, но видно было, что ему не понравилось вмешательство Конни.
— Чего разошелся? Уж и подшутить над человеком нельзя?
Конни пропустил его слова мимо ушей. Он повернулся к стоявшему у плиты Лои, который все еще плакал, и погладил его по голове.
— Не реви, Лои, не доставляй ему такого удовольствия.
