Аделаида Котовщикова - Нитка кораллов
И Коля поплелся домой, полный новых забот, сомнений и раздумий.
Один день
Луч солнца, проскользнув в щель между ставнями, тронул Ленину щеку. Щеке стало горячо, и Леня проснулся. Он поспешно соскочил с кровати и, как был — в одних трусах и босиком, прошлепал через сенцы на крыльцо.
Сразу он окунулся в свет и тепло, будто нырнул с головой в яркое горячее озеро.
Солнце заливало двор. В короткой прозрачной тени под черешней растянулась желтая Дамка, свесив на сторону розовый язык. Серый гусак важно переваливался посреди двора. Он притворился, что смотрит на небо, а на самом деле скосил мстительный глаз на Ленины голые ноги.
— Вот как дам! — погрозил ему мальчик.
Гусак наклонил голову, изогнул шею и злорадно зашипел:
— Прош-шпал! Прош-шпал!
Леня отвернулся с досадой. Да, он проспал — что верно, то верно. Давным-давно, конечно, Витька уехал в степь. И, такой бессовестный, нарочно не разбудил его.
Но вдруг сердце у Лени заколотилось от радости: за низеньким каменным забором он заметил брезентовый верх грузовика, стоявшего на дороге. Если это дядя Степа приехал, еще не все потеряно…
Леня спрыгнул с крыльца и выбежал за калитку. Так и есть! Шофер Степан Михайлович Тимаков в синей, расстегнутой на груди рубахе с закатанными рукавами накачивал камеру.
Леня подскочил к нему.
Дядя Степа перестал качать, выпрямился, не выпуская из рук насоса, и весело подмигнул:
— Э-э! Кого я вижу!
Леня уцепился за твердые, как из камня, локти Тимакова и поджал ноги. Потом стал карабкаться по дяде Степе, как по дереву, упираясь пятками в его колени.
— А вот поборю! А вот поборю!
Но как он ни брыкался, дядя Степа одной рукой живо забросил его в кузов машины.
Визжа и захлебываясь смехом, Леня перекинул ногу за борт и уже нащупал пальцами верхнюю перекладину железной лесенки, прикрепленной к заднему борту, — вот сейчас слезет и с новыми силами кинется на противника… И вдруг услышал:
— Ле-еня!
— Дядя Степа, вы без меня не уезжайте! Я… — Леня так и не нашел ногой вторую ступеньку и, ободрав локоть, спрыгнул на землю. — Я сейчас приду.
— Беги, беги, раз зовут, — добродушно отозвался Тимаков.
На крыльце стояла мама, загорелая, золотоволосая, в белой блузке и синих, выгоревших брюках. Каблучок маминой босоножки нетерпеливо постукивал.
— Мама, хорошо, я поеду? — торопливо сказал Леня.
Мама взяла Леню за руку и увела в комнату.
— Почему ты бегаешь неумытый? И завтрак не тронут. Не позови тебя, так и будешь носиться голодный?
Ставни в их комнате уже открыты, окна распахнуты настежь, веселые блики играют на глиняной кринке с молоком, на помидорах, что алой горкой возвышаются в тарелке.
Леня чувствует, что ему отчаянно хочется есть. Но сначала приходится сбегать во двор к столбу, на котором прибит умывальник, и хорошенько умыться. Потом, недовольно оттопырив губы, Леня натягивает чистую футболку. Что ж поделаешь! Мама боится, что с Лениной спины слезет вся кожа.
За столом он торопливо жует хлеб с маслом, большими глотками пьет молоко, беспокойно поглядывая на окна и прислушиваясь, не заводит ли дядя Степа мотор.
Мама задумчиво смотрит на Леню:
— Пожалуй, напрасно я взяла тебя с собой в экспедицию. Начальник охотно разрешил, потому что мы долго будем жить на одном месте… Но вот сегодня один прораб едет в Симферополь. Не попросить ли его отвезти тебя домой к бабушке? Будешь играть в саду.
С отчаянием в глазах Леня мотает головой. Рот у него набит, и он не может произнести ни слова. Наконец он говорит умоляюще:
— Не надо домой! Я буду слушаться! Мама, я сейчас поеду с дядей Степой к бочкам! Да, поеду? И Витька же там. Ну, ма-ама!
— Вот видишь — к бочкам!.. — мамины губы смешливо дрогнули. Потом сдвинулись брови на ее высоком коричневом лбу. — Кто это дядя Степа?
— Это мой друг! Как же ты не знаешь? — возмутился Леня.
— Все у тебя друзья. Это не шофер ли Тимаков?
Леня радостно закивал.
— А что ты будешь там есть?
— Ой, какая ты, мама! Витька же ест.
— Витя работает. Будешь шмыгать у всех под ногами и мешать, — мама провела рукой по Лениной голове. Соломенного цвета волосы торчали на ней неровными кустиками.
В дверь заглянула хозяйка домика.
— Агния Петровна, там анализы привезли.
— Иду!
Мама ушла. Она геолог, исследует грунты, делает всякие анализы, составляет геологические карты.
Леня вышел во двор и остановился в раздумье у крыльца. Как быть? Входить в контору мама не позволяет, разве что в самых крайних случаях. Ехать в степь мама ему не разрешила, но ведь и не запретила, что гораздо важнее. Но если так просто уехать, не сказавшись, мама очень испугается: куда девался Леня?
Со вздохом Леня оглянулся и увидел в тени под забором трехлетнюю Галю, хозяйкину дочку. Сидя на корточках, девочка старательно, но безуспешно втыкала в сухую землю веточки. С трудом воткнутые, они сразу падали.
— Галя, пойди-ка сюда! — подозвал Леня и пошел к забору. Разве дождешься, пока она подберет упавшие веточки и дотопает до крыльца на своих толстых коротеньких ногах?
— Скажи моей маме, что я уехал к Вите. Скажешь? А я тебе потом клумбочки устрою и водой их полью.
Галя стояла и молча улыбалась, отчего на ее щеках появились глубокие ямочки.
— Да, скажешь? Да?
— Да, — наконец согласилась Галя.
— Ну вот, молодец! Как моя мама выйдет из конторы, ты подойди и скажи: «Агния Петровна, Леня поехал к Вите». А если «Агния Петровна» не можешь сказать, так ты просто: «Леня поехал к Вите».
Доверчиво улыбаясь, Галя протянула веточку:
— Посади!
— Потом, потом. И посажу, и полью… А ты скажи моей маме!
Последние слова он крикнул уже от калитки.
Если Галя все-таки забудет сказать, то не его вина…
Через минуту Леня сидел в машине рядом с огромным алюминиевым бидоном.
У борта вырос Степан Михайлович.
— А мать тебя отпустила в поле?
— Дядя Степа, отчего бидон такой холодный? Холоднее даже мороженого…
Тимаков погрозил пальцем.
— Ох, если без спросу утекаешь, мы с тобой больше не знакомы, так и знай! Бидон холодный, потому что туда только что налита вода из артезианской скважины. Ты это и сам знаешь — не маленький.
На положенных поперек кузова досках уселись девушки в комбинезонах, студентки-практикантки.
После девушек в машину влезло несколько мужчин. Буровой мастер Евгений Викторович, прежде чем поместиться на каком-то ящике, провел пальцем по Лениной голове.
От нетерпения Леня вертелся, сидя на корточках за бидоном, который нет-нет да и прикладывал ледяшку к его спине или плечу. Ему совсем не хотелось, чтобы до отхода машины на улице показалась мама. Галя ведь скажет ей, так чего же еще?
Наконец из калитки вышел начальник геологического отряда Кедров в широкополой белой войлочной шляпе. Сейчас он усядется в кабину рядом с дядей Степой… Леня облегченно вздохнул.
Но Кедрова окликнул худой, дочерна загорелый человек с полевой сумкой через плечо. Кедров остановился. Сколько времени будут они разговаривать? Вот беда!
— Леня, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — повернулась с передней скамейки студентка Муся с косами, подколотыми на затылке. — Геологом, наверно?
— Капитаном дальнего плавания, — ответил Леня, сердито глядя на Кедрова, задерживающего отъезд.
— А кто у тебя папа? — спросила другая студентка, Аня, высокая, в белом платочке.
— Тоже геолог. Обе родители геологи, — Леня подозрительно посмотрел на засмеявшихся девушек: неужели не верят? — Правда, геологи! Только папа сейчас ка Камчатке. Он в ноябре из экспедиции вернется… Поехали! — вскрикнул он радостно.
Машина и в самом деле тронулась. За разговором Леня не заметил, как Кедров забрался в кабину. Грузовик некоторое время переваливался с боку на бок по немощеной улице поселка, потом подъехал к железнодорожным рельсам и остановился перед опущенным шлагбаумом.
Вблизи станционных строений, на чисто выметенной площадке, высилась золотая гора. Она напоминала трапецию из Витькиного учебника геометрии — пологие бока и ровный верх. На некотором расстоянии поднималась другая такая же гора, еще подальше — третья. Издали можно было подумать, что это аккуратно насыпан желтый песок. Но то был совсем не песок, а зерно, тяжелое, ровное, налитое. Возле каждой горы сидели на земле мальчишки и девчонки и отгоняли гусей.
— Замечательный нынче урожай! — с удовольствием проговорил кто-то позади Лени.
— С хлебушком в этом году, — довольно отозвался другой голос.
— Да, богатые трудодни получат колхозники, — сказал Евгений Викторович.
