Оскар Хавкин - Всегда вместе
Перевалили! Кругом под нами сплошное, без конца и края, колеблемое ветром море тайги. Огромные каменные осыпи стерегут вершину Яблонки. На гребне много мертвого сухостоя.
Начинаем спуск. Попадаем на северном склоне в царство даурской лиственницы, буйных зарослей багульника, ольхи, таволги, ивы.
Поем продолжение «Походного марша»:
Бей молотком
Каменный дом,
И в скалы всмотрись хорошо!
Где стланик кедровый,
Где шли звероловы,
Там юный разведчик прошел.
Отдыхали у содистого ключа Иван-Талый.
Ключ совсем затерялся в зарослях тальника. Кислую пузырящуюся воду набираем в ладони.
— Кисловодск! Бесплатная путевка! — острит Трофим.
А Линда сидит на траве и охает. За два километра от ключа она ушибла ногу. Кеша и Ванюша несли ее до Иван-Талого на руках. Решили устроить ночевку. Зарисовал Ваню Гладких за зубрежкой алгебры: в одной руке кружка с «нарзаном», в другой — книга…
Из блокнота КешиВчера вечером пришли в Иенду.
Нас поселили в пендинской школе. Утром, только мы позавтракали, Зоя говорит:
— Пойдем к Троше в гости.
— Может, неудобно? — Захар вопросительно смотрит на меня.
— Ага! Он у меня в Урюме гостил? Я хочу с его мамой познакомиться.
Молодец Зоя! Мне кажется, что мы думаем об одном и тем же: может быть, Трошиной маме надо помочь!
— Андрей Аркадьевич, Александра Григорьевна, вы с нами? — спрашивает Зоя.
— С вами, — улыбается Андрей Аркадьевич.
Пошли. Домик старенький, в два окна, маленький огород. В нем мы и застали Дарью Федоровну и Трошу. Они были озабочены.
— Огород под уклон, — прищурил глаза Захар. — Размыло после дождей грядки…
Троша, увидев нас, смутился. Дарья Федоровна засуетилась:
— Заходите, заходите, гости дорогие…
Лицо у нее изможденное, глубокие морщинки на лбу и щеках, а голос молодой, ласковый.
— Вы посидите, а я сейчас козочку подою, молочком угощу…
Еле отговорили. Это, наверно, у всех мам такой обычай: молоком угощать. Если ко мне Захар или Толя придут, мама уж несет кувшинчик: «холодное, с ледника», или: «парное, только отдоила». И отказаться нельзя!
Андрей Аркадьевич сразу насчет здоровья стал спрашивать.
— Да так здоровая, только вот ревматизм. Кости ломит, опухаю… Измаялась…
— Да что же вы не лечитесь?
— Лечусь. Отруби напарю и отвожусь ими… Да ведь работа у меня такая — все с водой.
— Вы где работаете?
— В приискоме здешнем. Уборщицей.
— Мама, — с досадой сказал Троша, — ладно тебе…
— Троша, — вдруг перебила его Зоя, — покажи мне дом.
Трофим нехотя поднялся, и они вышли.
— Стесняется, — с горечью сказала Дарья Федоровна. — У других вот родители — инженеры, врачи, старатели, забойщики, а у него — уборщица. А мне с моим образованием и здоровьем — куда? Он у меня гордый. И самостоятельный. Отец от простуды помер. Троше тогда десять годков было, и он с той поры мне помогать стал по хозяйству… Семь классов здесь окончил, хотел на работу устраиваться: «Никуда от тебя не уеду! Кто тебе воды наносит, дров привезет?» Силком отправила на рудник в восьмой класс.
Вернулись Зоя с Трошей. На загорелом Зоином лице было выражение отчаянной решимости. Она схватила меня за руку и оттащила в угол комнаты:
— Ты Троше товарищ?
— Да.
— Надо починить крышу.
— Да.
— Надо поправить стайку[5].
— Да.
— Надо привезти дров.
— Да.
— Ой, Кеша, я ведь никогда в тебе не сомневалась!
Из записной книжки ХромоваУтром собрал свою партию.
— Ребята, — говорю, — когда мы пришли в Иенду, у меня было скверное настроение. Ведь мы пришли с пустыми руками. Но теперь у меня хорошее настроение. Мне кажется, что мы нашли тот самый минерал, о котором говорил, провожая нас, Платон Сергеевич. Мы без слов понимаем друг друга. Это бывает при настоящей дружбе.
Смотрю, у ребят глаза разгорелись, а у Зои уже слова на языке.
— Ну, Зоя, что же вы придумали, как вы решили помочь матери своего товарища?
— Кеша и Захар подправят стайку и крыльцо. Ваня со мной и Линдой поедет по дрова. Троша с Толей крышу починят. Пока наши вернутся, мы управимся.
Шура Овечкина напустилась на Зою:
— А нам с Андреем Аркадьевичем работы не нашли?
— Подождите, Александра Григорьевна, — говорю, — Зоя просто не досказала. Во-первых, мы должны в приискоме лошадь выпросить, чтобы дрова вывезти; во-вторых, там, кажется, надо еще ограду подновить. Так?
Зоя покраснела:
— Так…
Трофим молчал, потом поднялся, сжал пальцы так, что они хрустнули:
— Ну, товарищи…
И больше ничего не мог выговорить.
Из тетради ЗахараЭти три дня слегка моросило, а сегодня с ночи припустил ливень. Сейчас в Забайкалье время дождей. Хорошо, что мы успели все сделать в Трошином хозяйстве. Я никогда не знал, что на душе может быть так хорошо, когда поможешь товарищу — не словами, а делом. Мышцы ноют, все тело болит, а на сердце радость… Все было бы хорошо, но беспокоимся за группу Кузьмы Савельевича.
— Если завтра не придут, — сказал Кеша, — надо итти навстречу, на розыски!
— Сеня такой слабенький, — Линда даже прослезилась, — у него малярия. Вдруг приступ?
— Член спасательной экспедиции Трофим Зубарев готов выступить в любое время дня и ночи, — заявляет Троша.
— Подождем, ребята, не волнуйтесь, — говорит Андрей Аркадьевич.
Но и он обеспокоен.
Вчера вечером Андрей Аркадьевич рассказывал нам о жизни декабристов в Забайкалье — в Читинском остроге и Петровском каземате. Оказывается, когда в конце 1826 года декабристы (их было восемьдесят два человека) прибыли в Читу, это была маленькая деревушка. При декабристах были выстроены новые домики, а шесть из них, где жили жены декабристов, образовали улицу под названием «Дамская». Декабрист Горбачевский после каторги поселился на Петровском заводе, где и умер. Декабрист Завалишин остался в Чите и много сделал для ее благоустройства.
А мы знали о декабристах только то, что в учебнике. Вернусь — обязательно достану книги о жизни декабристов в Сибири…
С утра ребята стали осаждать Андрея Аркадьевича: «Пойдемте обратно к Яблонке на выручку». Александра Григорьевна поддержала нас.
Андрей Аркадьевич засмеялся:
— Вот заполошные! Говорю вам, что там, где Брынов, беды не случится. А вы промокнете, заболеете!
— Ну, хорошо, — предложил Кеша, — тогда отпустите только нас двоих: меня и Зуба рева.
— Посмотрим, — наконец согласился он. — Подождем до вечера.
Ребята ходят повесив носы, у Зои красные глаза, разговоры не клеятся… Дневник и то вести не хочется.
Под вечер Андрей Аркадьевич распорядился: он с Кешей, Трофимом и Ванюшей идет на розыски наших товарищей. Александра Григорьевна остается с нами…
* * *Хромов и ребята довольно быстро преодолевали пологий подъем на Яблоновый, ночь провели в зимовушке и утром двинулись с крутизны по направлению к Голубой пади. Ливень стих. Они шли весь день, иногда оглашая таежную чащу громкими возгласами. Но им никто не отвечал. Учитель и ребята охрипли от крика. К вечеру незаметно для себя спустились в падь.
Они пошли по-двое, обшаривая долину. Условились сойтись у высокой каменной гряды в западной стороне Голубой пади.
— Ау! — время от времени кричали Хромов и Кеша.
— Ау! Ау! — откликались Ваня и Трофим.
Они вышли к ручью, перешли его по камням и направились по его правому берегу. Вскоре Трофим и Ваня достигли места, где хаотически разбросанные в русле ручья каменные глыбы разбили его на узкие протоки. То, что они увидели, заставило их поспешно позвать товарищей.
— Вы видите, видите! — говорил Ванюша заплетающимся от ужаса языком. — Там… палатка…
Истерзанная, придавленная камнями, распласталась по земле палатка. Кое-где брезент вздувался, словно силился сбросить с себя каменный груз. Невдалеке мирно пасся Волчок.
Кеша и Хромов уже шарили под брезентом. Зубарев и Гладких бросились к ним.
Кеша наткнулся на раздавленный туесок, в котором грибы превратились в кашицу. В другом месте Троша заметил вдавленную в землю металлическую пуговицу.
— Что с тобой, Ваня? — вдруг спросил Хромов.
Ваня Гладких откинул край брезента и сел на мокрую землю; он открывал и закрывал рот, не в силах ничего сказать, и только показывал на лежащего под брезентом на плаще Сережу Бурдинского. Хромов бросился к нему, и не успел он прикоснуться к Бурдинскому, как тот вскочил на ноги, протер глаза и уставился на своих товарищей:
— Как вы попали сюда?
— Где Кузьма Савельевич, где ребята?
17. Голубая падь
Расставшись с товарищами, группа Брынова сразу углубилась в таежную чащу. Узкая тропа то ныряла в сине-зеленую мглу лиственниц, даурского багульника и болотного вереска, то, круто забирая вверх, выводила школьников в нагорный мир стланика, мелкорослых берез и кустов малины.
