Лидия Чарская - Том 20. Дом шалунов
Вова весь дрожал от охватившего его волнения. Губы у него тряслись, руки тоже.
— Вон, вон их, обоих! Непременно! Завтра же вон! — подхватили все остальные мальчики, усиленно размахивая руками.
— А сейчас чтоб их не было с нами! Пусть убираются подобру-поздорову, или я отколочу их на славу! — заключил, пылая негодованием, Витик Зон.
Гога вздрогнул и переглянулся с Никсом. Маленький франтоватый графчик затрясся как в лихорадке. Оба встали и выскользнули из комнаты.
— Трусы! — прокричал им вслед чей-то взволнованный голос.
— Жалкие шпионы! — отозвался другой.
— Гадкие предатели!
— Выгнать их обоих!
— Завтра же чтобы не было их здесь!
Крики мальчиков все разрастались и разрастались.
— Идем сейчас просить Макаку выключить их из пансиона!
— Нет, лучше отколотить их хорошенько!
— Ну, вот еще! Не стоит о них и руки-то пачкать! Вон их! Вон! Сию же минуту!
Крики росли с каждой минутой. Стон стоном стоял от них во всем здании пансиона. Вдруг кто-то крикнул:
— Молчать!
Этот мальчик был Алек Хорвадзе. Маленький грузин был взволнован как никогда. Его черные глаза метали молнии. Лицо так и пылало.
— Рыцари! — закричал он. — Слушайте меня, не перебивая. Я придумал, как спасти нашего друга. Если вы дадите мне слово исполнить все, что я от вас потребую, то — вот вам моя рука — Котя будет ужинать сегодня ровно в десять часов в этой столовой вместе со всеми нами. Но только дайте слово, рыцари, повиноваться мне беспрекословно и до конца.
— Даем! Даем! — хором отвечали ему мальчики.
— В таком случае те, кого я назову, выходите вперед, — скомандовал Алек.
— Так точно, ваше величество, — пропищал Бобка.
— Кто посмеет еще назвать меня царем или величеством, тому я дам хорошую трепку! — сверкнул на него своими черными глазами Хорвадзе и тотчас же добавил уже спокойно: — А теперь выходите вперед по очереди. Павлик Стоянов.
— Я.
— Вова Баринов.
— Здесь!
— Витик Зон.
— Я тут!
— Арся Иванов.
— Налицо!
— Бобка Ящуйко.
— Здесь. Только не дерись, пожалуйста…
— Дима Бортов.
— Весь тут!
— Греня Кошуров.
— Я!
— Антоша Горский.
— Есть такой!
— Гутя Ломов.
— Ау!
— Со мною вместе пойдут десять человек, считая и меня, самые высокие и сильные, — наскоро окинув глазами выбежавших вперед к нему мальчиков, произнес деловито Алек и затем продолжал: — те, которые останутся, постарайтесь нашуметь как следует за себя и за нас, чтобы никому и в голову не пришло, что нас десятка здесь не хватает. Поняли?
— Поняли! — отвечали оставшиеся мальчики.
— А вы, рыцари, вперед! И как можно тише! Я бы рекомендовал даже снять сапоги, — обратился Алек к послушно следовавшим за ним десяти мальчикам.
Все десять рыцарей пригнулись к полу, точно нырнули, и в следующую минуту уже шли в одних носках. Сапоги понесли с собою.
— Мы идем за Котей, Алек? — нерешительно осведомился Павлик по дороге.
— Нет, мы идем на чердак! — угрюмо отвечал их предводитель.
— На чердак? — произнесли недоумевающие все девять мальчиков разом. — Но что же там такое на чердаке?
— Многое, — коротко отвечал Алек тем же тоном, — там лежат корзины со всякой рухлядью, ящики с хламом и сундук с нашими святочными костюмами. Больше ничего!
— Больше ничего! — отвечали мальчики и разом замолкли, потому что уже были на чердаке, где Алек быстрой рукой зажег вынутый из кармана свечной огарок.
* * *
Михей и Котя шли густым темным лесом. Кудлашка плелась за ними. Черная ночь покрыла чащу. Но у Михея был фонарь, которым он освещал дорогу. Отошли недалеко, всего каких-нибудь полверсты от Дубков, потому что от волнения и горя маленький пленник Михея едва передвигал ноги.
— Не могу дальше идти, — прошептали его трепещущие губы, — дай мне отойти маленько!
— Еще чего! Ишь ведь барин какой! — грубым голосом закричал Михей. — Не велишь ли еще заночевать в лесу? Нет, братец ты мой, дудки это! Небось, здесь сейчас нечисть всякая водится и лесовик, не к ночи будь сказано, и русалки, и все такое. Заведут в чащу и замучат. И поминай как звали. Говорят тебе, прибавь ходу, а не то…
И прежде чем Котя мог опомниться, Михей со всей силы ударил его палкой, на которую опирался в пути.
Котя застонал. Кудлашка, видя, что обижают ее хозяина, залаяла и оскалила на Михея зубы.
Михей ударил и ее. Собака завыла.
— Не смей обижать Кудлашку! Не смей! Бей меня, сколько хочешь! А ее не дозволю трогать! — вне себя вскричал Котя и, весь взволнованный, дрожащий, со сверкающими глазенками, встал между Михеем и своим четвероногим другом.
— Ах, ты так-то! — зашипел Михей, и, швырнув Котю на землю, занес над ним палку. — До смерти заколочу!
— У! У! У! — послышалось в кустах. Точно кто-то смеялся, аукал и стонал.
— Что это? Господи, помилуй! — вырвалось из груди Михея, и он уронил на землю палку.
— Га-га-га-га! — ответило ему что-то с противоположной стороны куста.
— Это мы! Это мы! Это мы, дядя Михей, за тобой пришли! — заулюлюкали, зазвенели голоса.
— Ох! — вырвалось у Михея. — Пропали мы с тобою, Миколка! Совсем пропали! Нечистая сила это! — роняли его трясущиеся губы, и он метнулся было в другую сторону от кустов.
— Не уйдешь! Не уйдешь! Не уйдешь! — загоготали снова из ближнего куста.
Михей схватился за голову, не зная, куда броситься, что предпринять. Котя был тоже сам не свой. Как и все деревенские дети, он верил в существование на свете леших, чертей, ведьм и русалок, во всякого рода небылицы, выдуманные простыми, необразованными людьми.
Холодный пот выступил у мальчика при первых же звуках этого страшного хохота. Даже Кудлашка, и та была испугана. Она поджала хвост, тихо завыла и, вдруг стрелой кинувшись в кусты, исчезла там.
Трясущаяся холодная рука Михея схватила руку Коти.
— Мы пропали, Миколка! Бежим! Хошь? Авось спасемся! Господи, помилуй! Слышь, бежим! Да воскреснет Бог, и да расточатся врази Его!
Хохот, гиканье и голоса в кустах умолкли на мгновенье. Там только слышался странный, едва ли испуганный визг Кудлашки и какая-то возня в траве.
Михей, позабыв и про Миколку, и про весь мир, кинулся со всех ног по лесной тропинке.
Но вдруг кусты ожили. Страшные черные существа с хвостами и рожками выскочили оттуда и в один миг окружили Михея.
Котя замер от ужаса, хотя одно из рогатых существ шепнуло ему:
— Ты не бойся. Тебе мы ничего дурного не сделаем.
* * *
При свете Михеева фонаря страшные маленькие рогатые существа с диким хохотом, визгом и улюлюканьем запрыгали, закружились вокруг беглеца. Их черные рожи, их рога, хвосты и по-змеиному извивающиеся фигуры наполняли новым ужасом суеверного Михея. Они накидывались на него, щекотали, щипали его, дули ему в уши, царапали ему руки, тормошили и всячески мучили его.
— Свят! Свят! Свят! Господь Саваоф! — шептал Михей и поминутно крестился, всеми силами стараясь избавиться от страшных существ. Но ему не помогал ни крест, ни молитва: они не исчезли.
— Сейчас мы замучим тебя!
— Замучим! Да, да!
— И утащим в ад!
— И утащим! Утащим! — пищали они, кривляясь на разные лады. И дикая пляска их продолжалась без конца вокруг Михея.
— Слушайте, родимые! — не своим голосом прошептал Михей. — Не губите душу христианскую! Отпустите меня!
Тогда самый высокий подскочил к Михею и захохотал ему диким хохотом прямо в ухо:
— Отпустим тебя, только клятву нам дай: этот лес — ни ногой никогда, никогда! В это место забудь заходить!
— Слышу, родимые! За десять верст близко не подойду. Отпустите только!
— Клянешься?
— Жизнью своей клянусь! Пущай меня гром убьет на этом самом месте.
Не гром, не гром,
А мы убьем.
Если клятву забудешь,
Себя погубишь…
А теперь убегай,
Да слов своих не забывай!
А не то придем,
В ад тебя унесем!
- прогремел страшным голосом высокий и так дико засверкал глазами на Михея, что тот как безумный вскочил на ноги и стрелой понесся по лесу, крича во все горло:
— Родимые, спасите! Голубчики, помогите! Смертушка пришла! Ой! Ой! Ой! Ой!
За ним вдогонку понеслись визг, свист, хлопки и улюлюканье. Потом все собрались около Коти, который очнулся и сидел под деревом, обнимая мохнатую шею Кудлашки, снова очутившейся возле него.
При виде возвращающейся "нечистой силы" Котя громко вскрикнул, протянул вперед руки и закрыл глаза.
Тогда самый высокий прыгнул вперед и радостно крикнул голосом Алека Хорвадзе:
