Виктор Шурлыгин - Космонавт Сергеев
Саня аккуратно расписался. Начштаба повертел перед глазами его автограф и, видимо оставшись недоволен, совсем набычился.
— Вы, Сергеев, смотрите! Смотрите, говорю! На ответственное дело идете! Это вам не арбузы на самолете возить. Улавливаете мою мысль? Чтоб без этого. Без этого, ясно?! Чтоб наш полк в столице нашей Родины не посрамили! Чтоб не забывали, из какого вы полка, говорю!
— Есть не посрамить честь полка!
— Идите… Постойте! — начштаба грузно вышел из-за стола, краснея, протянул руку. — Желаю успеха! От всего сердца! — и так сжал, будто Саня и вправду собирался возить арбузы на всех боевых самолетах ВВС.
— Спасибо, Василий Степанович!
— Да смотрите, без этого! Без этого, говорю!
— Так точно, без этого!
В тот же день Саня уехал.
Стоял теперь в пустом коридоре скорого поезда, глядел в вагонное окно, чувствуя, как бесстыдно-откровенно счастлив, и счастье его свежо и остро, потому что молод, неисчерпаемо здоров, потому что стучат колеса и впереди ожидает неизвестность, а позади остался аэродром, товарищи, память — связующее звено между прошлым и настоящим. Мимо летели дорожные столбы, полустанки, леса, поля, деревушки, озера, и все казалось старлею доблестных ВВС необыкновенным и сказочным. И разноцветные домики, один краше другого, и стрелочницы с желтыми флажками, и машины, снующие по дорогам, и недвижное небо, и облака — вся русская земля с ее необозримыми просторами, с далеким манящим горизонтом. С детским восторгом он вспомнил доброго начальника штаба, неизвестно зачем напускающего на себя строгий и хмурый вид, вспомнил крепкое рукопожатие и всю безвозвратно растаявшую неделю, отпущенную на отдых — каждый день, каждую минуту вспомнил, — и ушедшее, канувшее в вечность снова вернулось, заволновало. Он увидел густую черную ночь, звездные россыпи, Наташку в меховой куртке, себя рядом, притихший военный городок.
— Видишь, Саня, тот равносторонний треугольник? — показывая в южный сектор неба, требовательно спрашивала Наташка. — Одна вершина треугольника — красная звезда Бетельгейзе, альфа Ориона. Другая — белый Сириус, альфа Большого Пса. Третья вершина — желтоватый Процион, или альфа Малого Пса.
— Нат, а как переводится название Проциона?
— Восходящий раньше Сириуса. Нам с тобой, Саня, Процион очень нужен. Это навигационная звезда.
— По ней можно определить страны света?
— И страны света, и даже курс. Видишь, как сверкает! Одна из ярких звезд неба. По блеску уступает только Сириусу.
— А сколько лететь до Сириуса?
— Лететь? — засмеялась Наташка. — Почти девять световых лет! До Проциона — одиннадцать.
— Одиннадцать лет со скоростью света?! Значит, эти звезды очень большие?
— Еще какие большие! По массе Сириус в три раза больше нашего Солнца, Процион — в полтора раза. Но светят они куда ярче. Сириус в двадцать два раза ярче Солнца, а Процион — в десять раз. Так что, Саня, если бы мы сейчас оказались на Проционе, мы бы даже не увидели наше Солнышко невооруженным глазом — такая это слабая звезда.
— Жалко, — вздохнул Саня. — Я думал, Солнце видно из всех галактик.
— Ты не печалься, — подбодрила Наташка. — Солнце работает надежно. И дает жизнь. Не то что мертвый Сириус или Процион.
— А разве там не может быть жизни?
— Нет, Саня. Ее погубили белые карлики — невидимые спутники Сириуса и Проциона.
— Невидимые? Как же их увидели?
— Их никто не видел — о них догадались. Своим страшным тяготением белые карлики вызывают возмущение главных звезд и выдают себя.
— А почему карлики?
— Понимаешь, Саня, у них уже выгорел водород и ядра атомов упаковались так компактно — просто жуть! Один кубический сантиметр вещества белого карлика весит четыре тысячи килограммов. Представляешь?!
— Ничего себе кубик!
— Даже не поиграешь. Когда-то белые карлики считались сверхплотными звездами. А потом ученые открыли еще более плотные звезды — нейтронные. Только ты меня перебиваешь. Слушай про Процион.
— Мы уже пришли к Громовым, Нат.
— Вот жалко. Ну ничего, я тебе потом расскажу. Ты, Саня, должен знать навигационные звезды.
И Наташка рассказывала про далекие Солнца, попавшие в кабалу к белым карликам, про гигантские трагедии Вселенной, про загадочную частицу нейтрино, из которой, как из яйца, вылупился мир. Старлей доблестных ВВС слушал ее с раскрытым ртом и, как почемучка, засыпал вопросами. Границы недоступного расширились для него в те осенние ночи, когда воздух был особенно свеж и прозрачен, а небо казалось иссиня-черным и бездонным. Яркая, беспричинная улыбка то и дело вспыхивала на его лице, а почему она появлялась — к месту и не к месту — он толком не знал.
— Ты, Санеська, все улыбаешься, и улыбаешься, — сказала Маришка, когда они пили у Громовых чай. — Тебе холошо, да, Санеська?
— Очень хорошо, Мариша! — подтвердил он, удивляясь, что ребенок одним словом открыл истину.
— Здолово! Положи тогда мне еще валенья. Валенье такое вкусное-плевкусное!
— А ты не перемажешься?
— Нет, Санеська. Я аккулатная девоська.
Он с удовольствием ухаживал за Маришкой, потешно шепелявящей от того, что выпали сразу два зуба, за Наташкой, расспрашивал Громова о делах летных (начал тосковать по самолетам), уплетал за обе щеки воздушные безе, приготовленные Верой, и ему нравился этот дом, где сохранили большой стол, за которым можно собираться всей семьей, нравилось пить обжигающе ароматный чай, просто молчать и слушать.
— Значит, ты уезжаешь, Санечка? — спросила Вера, когда они вышли в прихожую.
— Сначала Наташу провожу.
— А вот Никодимушка мой отказался, — засмеялась Вера, ласково обнимая мужа. — Я сначала запечалилась: ненаглядный-то мой все на небо поглядывает и молчит. Не иначе, думаю, лыжи навострил. А он отказался.
— От чего отказался?
— Дело прошлое. — Вера быстро взглянула на мужа. — Тайны никакой нет. Его, Санечка, уговаривали инструктором к космонавтам перейти.
— Инструктором?
— По самолетам. Учить космонавтов летать. Говорят: приказ из Москвы будет. А раз в Москве хлопочут, значит, уважают Никодимушку, значит, твердо все. А он отказался.
— Мать, — рявкнул вечный комэск. — Выключай форсаж!
Он рявкнул не со злостью, а добродушно — так лишь, чтобы женщина не забывала о стоящем рядом мужчине, — но Саня понял: майору Никодиму Громову пришлось много передумать, прежде чем он принял решение и отказался.
— Заманчиво, конечно, не скрою. Только какой из меня инструктор? Я же боевой летчик, Саня! Бо-е-вой! Да и годы не те — тут в полку точку ставить надо. Это у вас, молодых, все впереди, — он весело, по-медвежьи сграбастал Саню и Наташку. — Желаем вам, как в народе говорится, счастья бочку, а через год сына и дочку. Больно замечательная вы пара! Верно говорю, мать?
— Точно, Никодимушка, — зарумянилась Вера. — Иголка с ниткой! На любой фасон жизнь и сошьют вместе, и заштопают!
— Держитесь друг дружки крепче! — сказал Громов. — Всё преодолеете!
Точно выполняя его наказ, они долго в тот вечер считали звезды, держась друг дружки, мечтали о будущем. Нить разговора то и дело рвалась, терялась; забыв о навигационных звездах, Наташка стала интересоваться водоемами, Саня взахлеб расписал маленькое лесное озеро, где рыбы — пруд пруди, загорелся, решил до зорьки идти на рыбалку. Наташка с бурным ликованием предложение приняла. Дома Саня приготовил спиннинг, блесны, разобрал на кухне раскладушку, но долго не мог уснуть.
Потом будто куда-то провалился, а когда открыл глаза, увидел белый свитер крупной вязки с широким воротником, синие затертые джинсы, озорную челку, выбившуюся из-под красной шапочки, смеющиеся глаза. Наташка, стоя в дверях и, как заправский рыболов, орудуя спиннингом, стаскивала с него одеяло.
— Доброе утро, соня, — сказала Наташка. — Я приготовила кофе и бутерброды.
Сон окончательно прошел, он понял, что безнадежно проспал, волчком завертелся по кухне.
— Позавтракаем на берегу озера!
— А костер разведем?
— Если рыбалка будет удачной.
— Кто-то говорил: рыбы там — пруд пруди!
— Сейчас холодно, и рыба ушла на глубину.
— Бессовестный обманщик! Попробуй только не поймать щуку!
— Я поймаю целых три.
— А мне дашь половить? Я тоже хочу вытащить три щуки!
— Ты вытащишь пять.
— Нет, — она приняла соломоново решение. — Мне двух хватит. Женщинам нельзя быть удачливее мужчин. Это вызывает отрицательные эмоции у сильного пола.
— Я не буду сердиться.
— Все равно, хватит двух. Грубое превосходство женщине не к лицу.
Пока они говорили, раскладушка исчезла, наскоро умывшись, старлей доблестных ВВС натянул меховую куртку, бережно накинул вторую на Наташкины плечи.
— Ну, Саня, Кио так не сумеет.
