Алки Зеи - Леопард за стеклом
— Посмотри на Гектора — его, мертвого, Ахилл тащит за своей колесницей, — сказал Алексис и показал мне картинку. — Я за Гектора, — подумав, добавил он. — А ты, Мелисса?
— За Ахилла, конечно, он же грек.
— И какая разница? Греки коварно себя повели по отношению к троянцам.
— Значит, ты заодно с врагами Греции?
— С какими врагами заодно Алексис? — его отец запрокинул голову, пытаясь нас разглядеть.
— С троянцами, — ответила я. — И он говорит, что греки были неправы.
Дедушка и отец Алексиса расхохотались.
— Греки были неправы, потому что они пошли войной на чужую землю, — заметил папа Алексиса.
— И что же мы, греки, должны согласиться с врагом? — я здорово удивилась.
Тогда папа Алексиса начал рассуждать об удивительных вещах. Если, говорил он, греки возжелают завоевать чужую землю и пойдут на нее войной, мы должны поддержать это чужое государство и не дать его поработить…
— Немножко сложно, да, Мелия? Ничего страшного: вырастешь — поймешь больше.
Я смотрела на Гектора на картинке, как он прощается со своей женой и сыном, а потом на то, как его, мертвого, привязанного позади, тащит колесница Ахилла…
— Да, это очень сложно, — отозвалась я, и все засмеялись!
Так вот, возвращаясь к Алексису, который, как я уже говорила, не пришел в школу. Как только уроки кончились, я понеслась к нему домой. Странно: входная дверь была нараспашку.
— Алексис, Алексис!
Никто не ответил. Я вошла в дом, заглянула в комнаты — никого. Алексис был в кухне. Перед ним были чашка молока и кусок хлеба, и он ел — очень медленно. Даже не заметил, что я стою в дверях.
— Ты заболел? — не выдержав этой тягостной тишины, спросила я.
Он вздрогнул и поднял голову.
— Уроки уже закончились? — вот и все, что он сказал.
— Да что с тобой, Алексис?
— Они забрали моего папу, Мелия. Полицейские. Пришли посреди ночи и подняли его с кровати. И забрали. В пижаме. Мама ушла узнавать, куда его повели. Она не взяла меня с собой.
Я стояла в дверях, не в силах пошевелиться, и чувствовала, как мое сердце тонет в глубокой печали… Кухня Алексиса была сырой и темной, кран сломан; Алексис пил молоко из кружки с отбитой ручкой. Дедушка говорил, что папа Алексиса писал красивые и очень мудрые книги. Тогда почему его арестовали, словно вора, почему полицейские забрали его из собственного дома? Я вспомнила, как в прошлом году, когда арестовали папу Одиссеаса, вслед за ним с криками и плачем бежали его жена, старая мать и дети. Но он ловил рыбу с динамитом, а это запрещено. Папа Алексиса не делал ничего плохого, он даже не работал, просто писал книги.
Нет, ни за что на свете я не стану писателем, пусть даже никогда не появятся на свет те радостные и грустные истории, о которых я думаю! Как это страшно, когда тебя будят среди ночи, поднимают с постели, волокут на улицу прямо так, в пижаме — а пижама в серую и красную полоску и с большими серыми заплатками на коленях и локтях, как у папы Алексиса.
— Что с ним сделают, Мелия? — раздался вдруг голос Алексиса, и я поняла, что он сейчас заплачет.
— Пойдем спросим дедушку.
Алексис не был в школе три дня. Он ходил с мамой в тюрьму и все ждал, что им разрешат свидание с папой. Но его отца отправили в ссылку, на другой, дальний остров, и никому не разрешили с ним пообщаться. На четвертый день Алексис внезапно появился в классе, и, когда госпожа Ирини спросила, не болел ли он, он сказал: «Нет!» — так жестко, что она больше ни о чем его не спрашивала. Урок только начался, и тут в класс вошел господин Каранасис.
— Дети предателей не могут учиться вместе с детьми из хороших семей, — только и сказал он.
Мы не поняли, что он имел в виду. И в этот момент я увидела, как Алексис собирает свои книжки и молча идет к двери.
— Всего хорошего, малыш! — крикнула ему вслед госпожа Ирини, когда он уже выходил из класса.
Господин Каранасис развернулся и наградил ее таким злобным взглядом, что она покраснела. Затем вышел и он, громко хлопнув дверью.
— Почему Алексис ушел? — загалдели мы.
— Я не знаю, — ответила госпожа Ирини, взяла мел и начала писать на доске задание.
— И что теперь будет, дедушка?
— С чем будет, Мелисса?
— Как закончится история?
— Какая история?
— Ну дедушка, папа Алексиса в ссылке, Алексиса выгнали из школы, на Мирто навели порчу, как говорит Стаматина, Никос даже написать нам не может… Чем все закончится?
— Я не знаю, детка, — ответил дедушка, — я правда не знаю.
Впервые я задала своему дедушке вопрос, на который он ответил: «Не знаю». И так это сказал, как будто ему было очень жаль, что он не знает.
Наступило воскресенье, хуже всех прежних вместе взятых. Я хотела пойти к Алексису, но папа меня не пустил. Пусть лучше он к нам приходит, сказал папа. Но Алексис не хотел оставлять свою маму одну, а она никогда не приходит к нам. Я думаю, она просто стесняется ходить в гости в своем синем поношенном платье.
Я сидела на террасе и думала о том, какими прекрасными остались в памяти скучные воскресенья прошлой зимы, когда мы еще были дружной семьей и ничто нас не разделяло, когда мы с Мирто вместе скучали, играли в «дедушку-нищего» и считали капли на стекле. Теперь каждое воскресенье Мирто уходит вместе со своей фалангой. Если случается так, что папа ее не отпускает, она рассказывает об этом своему звеньевому, он — господину Каранасису, тот — начальнику папы, а этот, в свою очередь, вызывает папу и снова говорит о последствиях. Уткнувшись носом в стекло, я все ждала, когда же появится Мирто. Стемнело, на набережной зажглись огни, а ее все нет…
— Ну, не появилась наша красавица? — Стаматина подошла и встала рядом со мной посмотреть на дорогу.
— Она уже сильно задерживается! — я забеспокоилась не на шутку.
Дедушка, когда мы сказали ему об этом, помчался в школу выяснять, что происходит: по воскресеньям господин Каранасис оставлял один кабинет открытым, чтобы фалангисты могли собираться и в выходные.
— Школа закрыта на замок, — еле выговорил дедушка, вернувшись, — там ни души.
Вскоре он снова надел шляпу и пошел искать Мирто по улицам.
— Я говорила, говорила! — в отчаянии заламывала руки Стаматина. — Мы еще наплачемся с этим сбродом в этих чертовых фалангах!
Дедушка вернулся, пришли и папа с мамой, и тетя Деспина из гостей, но Мирто по-прежнему не было. Тут уже заволновались все вместе и загалдели, предлагая каждый свой план действий.
— Давайте пойдем и спросим в доме Коскориса, — предложила я. — Он рядом со школой.
— Кто это? — резко спросил дедушка.
— Мальчик, который ворует ластики и входит в фалангу вместе с Мирто.
— Ты говоришь глупости, Мелия, — отрезала тетя Деспина.
— Надевай пальто и пошли, — приказал дедушка. Я бегом побежала наверх за пальто. И перед дверью в нашу комнату услышала громкие рыдания. На кровати, прямо в одежде, не снимая обуви, уткнувшись лицом в подушку, лежала Мирто!
— Мирто, Миртула, что с тобой? — закричала я и подбежала к ней.
Она не отвечала, только заплакала еще сильнее. У меня руки опустились.
— Мелия, ну что ты там копаешься? Быстрее! — послышался голос дедушки снизу.
Я выбежала на лестницу и, не спускаясь, закричала, чтобы все поднимались. Они бегом бросились в нашу комнату и снова загалдели. Как что-нибудь происходит, взрослые тут же начинают кричать все разом и еще больше всё запутывают.
— Что с тобой, Мирто?
— Почему ты опоздала?
— Как тебе удалось войти в дом, что никто не заметил?
— Где ты была?
— С кем ты была?
— Задняя дверь открыта, — поставила точку Стаматина.
Все замолчали. Почему Мирто вошла в дом через черный ход, словно она вор? И тут заговорил дедушка:
— Принеси ей чего-нибудь горячего попить, Стаматина, и пусть поспит. В конце концов она уже дома, жива-здорова, это главное.
— Хочешь, я посижу с тобой ночью? — спросила мама.
Но Мирто — ни слова, ни движения, а только слезы, слезы, слезы. И на следующий день она не проронила ни звука. Уже не плакала, просто лежала, уставившись в потолок. Я тоже не пошла в школу, потому что почти не спала ночью, так что утром мама уложила меня спать. Открывая глаза, я видела, что Мирто по-прежнему лежит в кровати, не шелохнувшись, а все домашние ходят по комнате на цыпочках. Дедушка отправился в школу: вдруг удастся узнать, что произошло. Он спрашивал господина Каранасиса, спрашивал остальных фалангистов, но они твердили, что все, абсолютно все вчера было в порядке. Только слегка забылись и не заметили, как быстро прошло время.
— Они все лжецы, — дедушка кипел от ярости, когда вернулся. — Они утверждают, что и шагу из школы не сделали, но я-то видел, что все было закрыто.
Мирто спала и спала, часами. Пришел врач и сделал ей укол. К ночи Стаматина всех выгнала из комнаты, заявив, что сама будет сидеть возле Мирто. Она принесла стул, устроилась на нем рядом с кроватью и зажгла крошечную лампу.
